Прорыв
Шрифт:
Боевая техника не только уникальная для этого времени, но и просто убойной мощности. Просто представьте себе: залп из всех двенадцать «труб»-направляющих кассетным боеприпасом накрывает площадь в половину квадратного километра. Посчитайте сами, сколько это будет, если «отработают» все шесть установок батареи. При этом реактивные снаряды летят на дальность до тридцати пяти километров. И уже через полторы минуты установок, смонтированных на четырёхосных тягачах Зил-135ЛМ, на месте стрельбы не будет.
Я не знаю, чем руководствовалось советское командование, направляя эту батарею самого настоящего «вундер-ваффе» именно в Латвию. Скорее всего, элементарной логикой: по границе, которую мы, люди из конца двадцатого века, привыкли называть «старой»,
Так мало того, что первые укрепления — полевые дзоты и линии траншей — появились в Советской Латвии только после ввода на её территорию Красной Армии. Эта республика по форме напоминает лежащие на боку песочные часы. От границы с Литвой, теперь вошедшей в состав Польши, до Рижского залива каких-то шестьдесят километров. Просто само собой напрашивается рассечь её мощным ударом надвое по линии Элея — Елгава — Юрмала, а потом спокойно, без суеты уничтожить войска, заблокированные на Курляндском полуострове. Можно даже сильно не напрягаться с этим уничтожением, поскольку долго они без подвоза боеприпасов не продержатся.
В общем, как только был оглашён «ультиматум четырёх держав», нас под Псковом погрузили в эшелон, задрапировали технику на платформах всем, чем только было можно, от банального брезента до листов фанеры, и погнали на запад. И время в пути рассчитали так, чтобы разгрузка в Елгаве прошла в темноте. По темноте же наша закамуфлированная до полной неузнаваемости техника двинулась на юг, к довольно крупному лесному массиву, в котором и развернула боевую позицию. Тут же нас оцепил батальон войск НКВД, а мы занялись маскировкой. Очень тщательной. Проверял её экипаж старенького биплана Р-5, минут двадцать круживший на разных высотах над этим лесным массивом. Кстати, хороший повод для тренировки экипажей «Шилок» «условному перехвату самолёта противника». Хотя, конечно, таких поводов у нас за время ожидания начала войны была масса: «сталинские соколы» на аэродромах в эти дни не сидели.
Помнится, «у нас» буквально за два-три дня до начала войны Сталин послал какого-то особо доверенного генерала пролететь на У-2 вдоль всей западной границы и проверить сведения разведки о концентрации немецких войск. Не знаю точно, летал ли кто-нибудь в этот раз, но случайно слышал кусок спора двух офицеров-ракетчиков о том, какая из намеченных для удара целей предпочтительнее. Значит, скорее всего, кто-то (может, даже не единожды) летал. И наносил всё обнаруженное на карту.
У наших экипажей полная боеготовность, у расчётов РСЗО тоже. Их установки стояли заряженные, кто-то из командиров расчётов обязательно дежурит в командно-штабной машине. Обстановка-то тревожная, поляки вполне могли двинуться через границу, не дожидаясь окончания срока ультиматума. Тем не менее, они дотерпели, и вплоть до рассвета 18 мая ничего, кроме мелких провокаций, не предпринимали. Ну, кроме ночной выброски диверсантов северо-западнее Елгавы.
Ох, как у меня руки чесались сбить этот транспортник, шедший в зоне досягаемости нашего огня на высоте всего километр! Но нам было приказано сидеть, как мышь под веником, ничем себя не выдавать. Так что пришлось только передать энкавэдэшникам координаты места, где нарушитель начал разворачиваться, чтобы вернуться на польскую территорию. Впрочем, его, скорее всего, и без меня радиолокационный станции, стоящие на аэродромах, засекли. И не доложили мне чекисты, поймали тех парашютистов или не поймали.
До
утра 18 июня поляки вытерпели. Но как только рассвело, небо просто загудело от авиационных моторов, а земля затявкала выстрелами зениток.Что творилось в небе, я видел только по отметкам локаторов. И каждый раз дёргался, когда самолёты, пришедшие с юго-запада, входили в зону поражения моей боевой машины. Но приказ есть приказ: огонь открывать только в случае прямой угрозы батарее.
Кажется, было три волны бомбардировщиков, прорывавшихся к Риге и Елгаве. Каких именно, по отметкам на экране локатора определить невозможно. И сколько их было сбито «ястребками» и зенитчиками, прикрывающими город, а сколько долетело до цели, точно сказать не могу. Но в городе что-то взрывалось, что-то горело. На нас иногда сыпались осколки зенитных снарядов и стреляные гильзы авиационных пушек и пулемётов. А когда наступила пауза, на юге стал слышен гул канонады. Именно очень отдалённый гул, а не отдельные взрывы: до границы всё-таки значительно больше двадцати километров.
Вот только долго к нему прислушиваться не пришлось: поступила команда приготовиться к немедленному уходу с огневой позиции. Значит, сейчас начнётся работа у расчётов РСЗО.
Это было нечто! Мне ещё не доводилось с близкого расстояния наблюдать (и слышать тоже), что такое залп семидесяти двух мощных ракет с пороховыми двигателями. Рёв, пламя, клубы пыли и дыма (в том-числе — от горящего мелкого лесного мусора). Ох, кому-то на той стороне от советско-польской границы сейчас не поздоровится!
После этого громадные Зил-135, ломая кусты, поползли на другую сторону шоссе, перекрытого энкавэдэшниками. На запасную позицию, расположенную в паре километров от этой.
Едва закончили маскировать машины срубленными вчера кустами и мелкими деревцами, как командир батареи объявил построение, чтобы поблагодарить личный состав за отлично выполненную боевую задачу.
— По докладам артиллерийских наблюдателей, сорвана атака противника. Уничтожено до двух батальонов живой силы и значительное количество боевой техники пехотного полка, стоявшего во второй линии. Полк рассеян, остатки его личного состава в панике разбежались. Атаковавшие позиции советских войск враги прекратили бой и откатились назад.
Охотно верю! По воспоминаниям фронтовиков, при первых случаях применения даже куда менее мощных «Катюш» немецкие солдаты впадали в панику, а некоторые даже сходили с ума. Да что там враги? Даже у красноармейцев при этом приключалась «медвежья болезнь», хоть огонь вёлся вовсе не по ним.
Всё, хватит отвлекаться на лирику! Вон, опять небо гудит. Хотя… Гудит-то на севере, а не на юге. Да это же советские бомбардировщики летят бомбить агрессоров!
24
Старший майор госбезопасности Владимир Михайлович Бабушкин, 19 мая 1941 года
Дружба дружбой, а служба всегда на первом месте. И не только у меня, но и у Бориса Михайловича Шапошникова, которому мы, помня о его застарелом туберкулёзе, смогли помочь. Как я понял из отчётов врачей, если не полностью вылечить «болячку», то улучшить состояние маршала настолько, что ни о какой острой форме речи уже не идёт, и этот опытнейший штабист сможет заниматься делами минимум десяток лет.
Санкцию от Лаврентия Павловича на ознакомление высших советских военачальников с рядом кадровых дел я получил ещё год назад, а поскольку мы с Шапошниковым ещё и сдружились, то встречаемся с начальником Генштаба довольно часто. И обсуждаем не только наши «пенсионерские» заботы. Маршал перечитал массу завезённой нами литературы о начальном этапе нашей Великой Отечественной, акцентируя внимание на допущенных «мозгом армии» стратегических ошибка, приведших к её катастрофическому началу. Но в книгах — это одно, а на практике — совсем другое, так что, помимо прочего, приходится кое-в-чём консультировать и Бориса Михайловича. Не указывать «сделай так», а именно рассказывать, что из чего там, у нас, проистекало.