Прорыв

Нашу 1-ю тяжёлую танковую дивизию РГК к этому моменту уже перебросили южнее Бердичева («Вы тоже едете в Баден-Баден?» «Нет, я еду в Бердичев-Бердичев»). Так что весь день 30 мая мы готовились к маршу, а последний майский день провели в пути к этой самой Калиновке.

Почему так долго, несмотря на небольшое расстояние (всего-то полсотни километров)? Да потому, что дороги сорок первого года — это вам не асфальтированные шоссе, и даже легковая машина тащится по ним не быстрее тридцати километров в час. А если учесть ещё и их загруженность, то и вообще счастье, если в итоге выйдет средняя скорость десяток кэмэ. Движется ведь прорва техники, и время от времени приходится останавливаться при появлении в воздухе авиации. Пусть колонны и прикрыты не только нашими зенитными САУ, но и истребителями.

Пару часов пришлось стоять у деревни Загребельная, по дамбе возле которой лёгкие польские бомбардировщики нанесли бомбовый удар, и нашим сапёрам пришлось срочно чинить дорожное полотно. Для танков все эти воронки от мелких, не выше пятидесяти килограммов, бомб — ерунда, а вот колёсный транспорт уже не пройдёт. Вот и получилось, что до железнодорожной станции Калиновка-2 наш полк добрался лишь во второй половине дня. И немедленно принялся окапываться и маскироваться, поскольку до станции из-за реки Постолова, делающей в этих местах большую петлю, и из-за Южного Буга уже долетают снаряды полевой артиллерии.

Наступать нам, в общем-то, некуда. Полк зарылся на своеобразном полуострове, образованном указанными реками. Форсировать их сходу не получится: Южный Буг — река достаточно серьёзная, на Южном Урале, где я прожил почти всю жизнь, таких просто нет. Ну, разве что сама река Урал где-нибудь ближе к ныне казахскому Уральску. Или Белая в районе Стерлитамака. Постолова — фигня на постном масле, но равнинная, а значит, берега заболочены, тоже сначала надо строить крепкую переправу. Зато польской пехоте и коннице — раздолье. Особенно — если учитывать, что наш левый фланг упирается в крупное село Павловка, примыкающее к крупному лесному массиву, тянущемуся более чем на двадцать километров, почти до самой Винницы. Мы — усиление стрелковой дивизии, обороняющей этот «полуостров».

Вот отражением удара через этот самый лесной массив мы и «отпраздновали международный день защиты детей». Полякам всё-таки удалось захватить переправу через Буг в районе села Гущинцы. И сначала они накопились на левом берегу в прилегающем к реке лесу, а потом ударили через него на Павловку. Неожиданно, без артподготовки. Просто после нескольких скоротечных перестрелок, вспыхивавших в отдалении, ударили пулемёты, и из леса попёрли пехотные цепи.

Первую атаку, в которой участвовало до роты врагов, нашим стрелкам удалось отбить. Но, похоже, это была разведка боем, поскольку то ли из-за Буга, то ли уже с плацдарма по Павловке ударила полевая артиллерия противника. Калибр, судя по разрывам, «знакомый», три дюйма. Но потом заговорили гаубицы «европейского» калибра 105 миллиметров, разнося в хлам глинобитные украинские хатки, крытые легко вспыхивающей соломой.

Как показали дальнейшие события, поляки просто отвлекали нас от направления главного удара. Плацдарм возле Гущинцев им был нужен, чтобы атаковать полк, держащий оборону по левому берегу Постоловы в районе полотна железной дороги, идущей на Хмельник. И для атаки они использовали не только кавалерию, но и танки. Видимо, переправленные по спешно возведённому на месте сожжённого нашими бойцами деревянному мосту. Учитывая то, что мост требует грузоподъёмности до десяти тонн, его можно соорудить достаточно быстро.

Разумеется, чешские ЛТ-38 машинам 1960–70-х вовсе не противник. Но за счёт того, что их танковая рота в сопровождении конницы ударила практически в тыл нашей «махре», последствия оказались очень неприятными: левофланговый батальон понёс серьёзные потери ещё до того, как моя рота получила приказ поддержать стрелков.

Конница, кстати, меня удивила головными уборами. Нет, не знаменитыми «конфедератками», кепками с четырёхугольным верхом. В бой они шли в стальных «хелмах», шлемах «французского» образца с невысоким смешным продольным гребнем. Что-то похожее на привычную мне «в будущем» пожарную каску. Может, этот гребень как-то дополнительно и защищает от рубящего удара, но нафиг-нафиг таскать на башке лишнюю тяжесть.

Собственно, наша контратака, если говорить о действиях поляков по её отражению, описывается строками из Алексея нашего Максимовича Горького: безумству храбрых поём мы песню. Поскольку польские танкисты даже пытались стрелять по Т-55. А на моей машине прибавилась царапина от 37-миллиметрового бронебойного снаряда. По паре выстрелов, и «чехо-поляков» не оставалось. Причём, стамиллиметровый снаряд поражал «элтэшку», даже если взрывался рядом с ней. Именно так вывели из строя боевую машину, экипаж которой удалось взять в плен.

— Ты знаешь, кого ты победил? — с усмешкой спросил меня комполка, полковник Смирнов. — Самого результативно польского танкового аса Эдмунда Романа Орлика, кавалера ордена «Крест Храбрых», подбившего на танкетке ТКС пятнадцать немецких эрзац-танков, а с началом этой войны и шесть наших Т-26 и БТ.

— А разве в бою участвовали эти танкетки?

— Переучился на более совершенную технику. Какие проблемы-то?

Да для этого времени, в общем-то, никаких. Переучивание на новые образцы, учитывая то, что основную массу этих танкеток поляки сплавили финнам, прошло в польских танковых частях массово. И продолжается, поскольку производство новейших танков у наших врагов стремительно увеличивается.

Вот только эта атака имела неприятные последствия. Стрелкам пришлось отойти на целых четыре километра, чтобы не повторились подобные неожиданные удары. Оставили село Байковка на берегу Постоловы, и на утро 2 июня линия нашей обороны тянется через поля от Грушковцев прямо к Павловке. Так что польский плацдарм расширился до 15 километров с севера на юг, от Байковки до Мизяковской Слободки, и на 5 километров в глубину. И они пытаются активно его расширять, поскольку мы целый день продолжали оказывать помощь стрелковому полку в отражении атак то пехоты, то кавалерии.

Грохочет и севернее, за Постоловой, в районе Глинска, где сосредоточены основные силы дивизии. Вряд ли там противнику позволят прорваться, но совершенно реальным мне видится охват Калиновки с юга, вдоль Южного Буга, где из-за лесистой местности применить наши танки невозможно. А это значит, Калиновку придётся оборонять уже с двух сторон. Кроме того, возникнет угроза удара по Виннице с севера.

34

Генерал-майор Рокоссовский, 5 июня 1941 года

136-й мотострелковой дивизии в том виде, в каком мы встретили первый день войны, практически уже нет. Численность её «исходного» личного состава едва дотягивает до тысячи «штыков». Как практически не существует и южной части города Ленинакан, который мы обороняем уже почти три недели: она практически полностью разрушена турецкой артиллерией и штурмовыми группами, предпочитающими взрывать дома, а не штурмовать их.

Как я и предполагал, турки изматывали нас постоянными атаками, выбивая людей и боевую технику. А потом мощным ударом прорвали первый рубеж обороны по центру и вышли на окраину города по кратчайшему расстоянию от границы, ставшей линией фронта. Дивизия едва не была рассечена надвое, и мне, получив на то разрешение от командования корпуса, пришлось отводить фланги от границы, чтобы они не попали в окружение.

По сути дела, наш левый фланг им удалось отсечь. И если бы не ещё один батальон народного ополчения, сформированный из трудящихся Ленинакана и сёл района, героически оборонявшийся в Азатане до подхода отступающего из района Ерзгаворса 541-го полка подполковника Назарова, то город мы бы не удержали. Даже несмотря на то, что в самом Ленинакане и Аревике уже разгружалась прибывшая из Орловского военного округа 89-я стрелковая дивизия полковника Тита Фёдоровича Колесникова.