Проще, чем анатомия

Дюнан был человеком сострадательным и честным. А еще - умел действовать. И он не стал заламывать руки, а послал своего кучера в соседний город - за продуктами и бинтами. В Сольферино не нашлось ни одного врача. Но силами нескольких женщин, местного священника да случайных американских туристов там появился госпиталь. Такой, какой смогли люди создать на месте.

– Дюнан написал книгу "Воспоминание о Сольферино" и разослал ее по всей Европе. Он не был врачом, но он был человеком с огромным сердцем, который не смог пройти равнодушно мимо того, что увидел. Он рассказал обо всем, чему был свидетелем. О страдающих людях, о врачах, которые не спят сутками, делая операции и перевязки. Кто-то терял сознание от усталости. Один хирург настолько измучился, что два ассистента поддерживали его под руки, чтобы он мог продолжать работать.

Девчата слушали, притихнув. Едва ли им приходилось о чем-то подобном читать. И на курсах РОКК о таком точно не расскажут. И по их лицам Раиса понимала, что сейчас они примеряют это знание к себе. Отчаянный швейцарец совершил почти невозможное. В древности такого человека назвали бы святым. А он был тем, кем был. Человеком с огромным сердцем, ни больше, ни меньше не прибавишь.

Но Дюнану было мало написать книгу. Он основал общество. В основу его эмблемы лег флаг Швейцарии, только цвета поменяли местами. Так и появился Красный Крест.

Когда рассказ дошел до того, как Красный Крест отрекся от своего создателя, разорившегося и потерявшего все, что имел, по отряду прокатился тяжкий вздох.

– Дюнан еще мелькнул в Париже, во время Франко-Прусской войны. Последние свои деньги он роздал там раненым. И как раз там, в Париже, к нему подбежал пожилой человек с одной рукой и закричал: "Я узнал вас, вы - господин в белом! Пойдемте, я представлю вас моей семье. Они увидят, кто вернул им сына, мужа и отца."

И Дюнан исчез. Просто ушел в никуда.

“Предатели!
– дрогнувшим голосом сказала Вера.
– Они же его просто предали… Как же так?”

Сказка, как положено сказке, завершилась все-таки хорошо. По крайней мере, справедливо и честно. Создатель Красного Креста не остался в одиночестве и до конца жизни помогал обездоленным и больным, отказавшись от богатого пенсиона, который ему наперебой начали предлагать те, кто чуть не позабыл о его имени.

Но история о том, как на заре появления Красного Креста мечтали сделать его для всех воюющих сторон общим, и в ту пору звучала наивно. А сейчас, выглядела так и невозможной. Если враг хочет тебя убить, то ему плевать, кто ты.

– Неужели они и впрямь верили, что враги не тронут санитаров?
– спросил кто-то.

– Тогда, товарищи, впервые и появилось понятие “нонкомбатант”, то есть “не боец”. При армии, но не воюет. В то время к ним относили врачей, священников и журналистов. Воевать, по международным законам, нонкомбатанту и сейчас воспрещается. Чтобы не было такого, что как в бою - он стрелок, а как в плену - священник и отпустите немедленно. Но носить оружие для самообороны, защиты раненых и поддержания порядка врачи и санитары имеют право даже по самой сухой букве закона. А сейчас - так и обязаны. В бою участвовать не должны - и не потому, что закон такой, а потому, что санитар, врач, танкист, артиллерист, летчик, командир - больше пользы принесет на своем месте, чем будучи плохим стрелком. Хотя и такое бывает, что “все способные держать оружие…”. Так что стрелять будем, но, для упрощения и ускорения подготовки - на двести метров. Немцы законов войны не соблюдают и не собираются! Ничего нового в этом нет - еще англичане в прошлом веке шутили, что репутация джентльмена к западу от Суэца, это Египет, в те времена у них примерно там кончалась “цивилизация” и начиналось “варварство”, никак не зависит от его поведения к востоку от Суэца. Не ждите, что немцы будут уважать Красный Крест. Разве что после войны, на суде, они о нем вспомнят, когда будут оправдываться. Но ответить им придется по всей строгости.

Что же касается нынешних международных законов, - тут Алексей Петрович снова перешел на прежний лекторский тон, - есть такая присказка у капиталистов: закон - как садовник, о нем вспоминают, когда надо кого-нибудь посадить. Международный - тоже. Они прямо пишут, не стесняясь, что каждая страна под видом международного права пытается устанавливать свои законы, а буржуазные договора сами же зовут жульническими. А юристов-международников - крючкотворами. К Гаагским соглашениям еще РСФСР присоединилась. К расширяющим их Женевским тридцать шестого года - мы не присоединились, потому, что по ним пленным офицерам привилегии положены и денщик. В остальном-то наши правила по обращению с военнопленными почти дословно совпадают с ними. И, возможно, вам же придется бойцам о наших законах напоминать. Красноармеец должен вернуться с войны человеком, а для этого - не должен запятнать себя преступлениями. По отношению к кому бы то ни было.

Перед самым отбоем вызвал Раису командир.

– Как вам пополнение, товарищ Поливанова? Привыкаете к роли наставника?

– Привыкаем все. И я к ним, и они ко мне. Только душа не на месте, как таких пичуг — на фронт, - Раиса вздохнула.
– Ну, ладно, те, кто покрепче, кто спортом занимался, руки сильные. А у нас половина отряда — вчера как из школы. Считай, дети совсем.

Пришла на память Лелька-соседушка, и подумала Раиса, что она наверное тоже сейчас среди таких же девчат, в какой-нибудь «части без номера». Это для нее они все — дети. Сами для себя, так вполне большие. И дома сидеть не могли. А вытаскивать из-под огня им может выпасть своих же одноклассников. Видела Раиса вчерашних пацанов, осаждавших военкоматы. Еще в Брянске.

– А учить их нам придется как взрослых. И спрос с них будет на фронте — как с больших. Кончилось их детство, Раиса Ивановна. Вот что, я вас очень хотел попросить: присмотрите за ними не как старший по званию, а как старший товарищ. Это — девушки. К вам у них доверия больше, чем к кому другому в нашем маленьком отряде. А в некоторых случаях мужчине, даже командиру и врачу, не пожалуешься… К вам придут скорее, чем ко мне. Поддержите, помогите. Знаю, сумеете.

Раиса поняла, к чему дело, кивнула молча. Только тут она сообразила, что не только ей, но и Алексею Петровичу эта служба считай что внове. Женщинами - да были б женщины, девчонки еще!
– он вряд ли прежде командовал. Тоже трудно. Парня если что и ругнуть можно, а тут? Чуть прикрикнешь, в слезы, как Мухина нынче. Хотя, когда про перевязки объяснял, похвалил даже. Сразу расцвела, приободрилась. Хорошая помощница из нее получилась бы на гражданке. В Белых Берегах Раиса бы за полгодика ее так натаскала, что загляденье бы вышло. А здесь, да за каких-то три недели… Мало времени, как ни крути, мало.

Командир оказался прав. Раиса для девчат стала кем-то вроде учительницы, к которой скорее с расспросами пойдешь, чем к строгому директору школы. Не раз, не два вспоминала она, как вожатой в пионерском лагере была. Больше всего их подразделение походило именно на него. Да и по званию Раису звали только на занятиях. С товарища старшего сержанта девчата ее быстро «повысили» до тети Раи.

Звали, понятно, за глаза, но она как-то услыхала, как та же Наташа Мухина говорит подруге: «А что непонятно будет, вон, у тети Раи спроси!» Посмеялась про себя: ну, с повышением тебя, Раиса Ивановна. Какие тебе “кубики”, вот твое настоящее звание! Три десятка считай наберется... племянниц. Хотя как им еще ее звать-то? Тут самой старшей едва девятнадцать исполнилось. А Раисе зимой полных тридцать стукнет. Стало быть, тетя так тетя.

***

Следующее утро началось с часового марша, причем командир нес такую же полную выкладку, как все, а каждые пять минут пропускал отряд мимо себя и снова выходил в голову бегом.

В тот день были первые стрельбы. После марша, чтобы без поблажек. Карабины, правда, имелись в количестве один на трех человек, но и из этого командир извлек пользу. Кто хуже всех в тройке отстреляется, той и чистить!

Показал, как устанавливать прицел, как целиться, Раисе, которой опять выпало с наганом ходить, напомнил, чтобы самовзводом не стреляла - меткость падает у непривычного человека. Но со стрельбой заладилось не у всех.

– Саенко! Отставить!
– будто бы и не кричал командир нарочно, но голос такой, что все оружие опустили, не только Верочка.

– Что вы делаете?! У вас, что, аркебуза? Куда вы приклад под мышку суете?

– Ой…

– “Ой” был бы, если б вы выстрелили! И было бы у нас практическое занятие “иммобилизация перелома ключицы”. Ну, или ребра, куда прилетело бы. По санподготовке у вас “отлично” будет, это еще вчера было ясно. Но стрелять и перевязывать санитар должен уметь одинаково хорошо. Плотнее приклад к плечу, плотнее. Это важно. С вашим весом - особенно. Все равно будет больно и синяк, но хоть не сломаетесь.