Прости за любовь

— Макс, мне кажется, такое решение нужно принимать вместе с его родными, — выражает свою позицию Горький.

— Ты собираешься звонить в Красоморск? Не самое лучшее время, учитывая обстоятельства.

— Ну а что делать?

— Нельзя пока их трогать. Им сейчас не до этого.

— Какие ещё обстоятельства? — выдавливаю из себя, не понимая сути разговора.

— Такие.

— Макс…

Не нравится мне этот предостерегающий тон Вебер.

Они что-то от меня скрывают?

— Везём его к нам домой. Оклемается — поговорим с ним и там решим.

— Паха, ну проходили уже. Бесполезно пытаться до него достучаться.

— Останови.

— Что?

— Тормозни на обочине.

— Зачем?

— Тормози, Макс!

Горький, похоже, видит, что меня вот-вот вывернет наизнанку.

— Попробуй только дать дёру, Абрамов, — выполняя нашу просьбу, предупреждает Ромасенко, сидящий за рулём.

*********

Пробуждение в чужой квартире даётся тяжело.

Где я и как оказался тут? Не помню…

Отходняк лютый. Дезориентация. Голова чугунная. Кружится и не варит абсолютно.

Кое-как соскребаю своё непослушное тело с кровати.

Встаю.

Медленно, чуть пошатываясь, иду к двери, из-под которой в комнату попадает полоска света. Уже в коридоре до меня доходит тот факт, что я у пацанов в квартире и в памяти всплывают хаотичные картинки того, что происходило накануне.

Бар.

Громкая музыка бьёт по барабанным перепонкам.

Выпивка. Много выпивки.

Какая-то тёлка.

Бугай.

Драка.

Тачка.

Разговоры про рехаб.

Пока умываю морду, склонившись над раковиной в сортире, цепочка потихоньку восстанавливается.

Вытираюсь полотенцем. Мельком взглянув на своё отвратное отражение в зеркале, выхожу и сразу натыкаюсь на Ромасенко. Буквально нос к носу сталкиваемся.

— Проспался, козлина? — интересуется он недовольно. — Дай пройти, отлить надо.

Проходит в туалет, при этом намеренно задев меня плечом.

Еле сдерживаюсь от того, чтобы ему не врезать. Приходится сосредоточиться на том, что дико хочу курить.

Направляюсь в сторону кухни.

— Ты как, бро? — спрашивает Горький, стоящий у плиты.

Как меня задолбал этот вопрос.

— Нормально.

Двигаю прямиком на балкон. Открываю окно нараспашку. Беру с подоконника пачку сигарет и зажигалку.

Опять темень на улице.

Что сейчас? Вечер? Ночь?

— Есть хочешь? Я там намутил кое-чё по мелочи.

Отрицательно качаю головой.

— Марс…

— Только не начинай, ладно? Я итак про себя всё знаю.

— Нахрена раскодировался? Мы зашивали тебя зачем?

Молча затягиваюсь сигаретой, а он продолжает читать морали.

— Все за тебя переживают. Семья, пацаны, Илона, лейбл.

— Лейбл переживает за своё бабло.

— Ты не прав. Горина очень беспокоит твоё здоровье.

Усмехаюсь.

Да-да.

— Тебе нужно взять себя в руки, друг. Ради себя. Плевать на группу, если устал и не хочешь больше ею заниматься.

— Все устали, не он один, — ядовито подчёркивает появившийся в проёме Ромасенко. — Абсолютно не повод подводить тех, кто вовлечён в проект. Сливать концерты. Класть на тысячи людей, купивших билеты.

— Какие проблемы? Найдите себе нового солиста.

— Обязательно найдём, — кивает, с лёгкостью принимая эту идею.

— Ну вот и заебись.

— А права на песни отдашь? — ухмыляется Макс, прищуриваясь.

— Да подавись ты ими.

— Отлично. Явишься утром понедельника в офис подписать документы? Или опять, уже по традиции, будешь с пятницы заливать глотку?

— Слушай ты… — быстро преодолев разделяющее нас расстояние, хватаю его за грудки.

— Ну давай, чё, — вздёрнув подбородок, открыто меня провоцирует. — Отцу морду разбил. Девчонку опять чем-то обидел.

На больную мозоль давит.

— Осталось только с друзьями окончательно отношения испортить. Давай, вперёд!

— Харэ! Завязывайте, пацаны, — встревает Горький в наш острый диалог.

— Бей!

— Пошёл ты… — цежу яростно. Разжимаю пальцы и отталкиваю Ромасенко в сторону.

— Марс, подожди, куда ты?

— Не надо, не останавливай его, Паш. Пусть идёт закидываться. Таблами, синькой. Может, и порошок нюхает уже. Слабак, — прилетает царапающее в спину. — Никогда не думал, что мой лучший друг самовольно скатится на самое дно.

Обуваюсь в прихожей.

— Позорище. Сидеть с бомжами на земле! Ты хоть отдаёшь себе отчёт, до чего докатился?

Сдёргиваю с вешалки пальто.

— И из-за чего просрано всё? Из-за грузинской суки, которой ты на хрен не упал!

Проворачиваю щеколду и выхожу на лестничную клетку. Понимаю, что нужно уйти, иначе последуют дальнейшие ошибки, о которых потом буду горько сожалеть.

— Стоило ей снова появиться — и ты слетел с катушек! Она вон преспокойно укатила в свою Барселону, строит спортивную карьеру и трахается со своим тренером, а ты, придурок, до сих пор страдаешь по ней, как сопливый подросток!

Хлопнув дверью, спускаюсь по ступенькам.

Преодолев два этажа, пересекаю просторный холл. Прохожу мимо консьержки и выбираюсь на улицу, где холодный ветер отрезвляюще бьёт в лицо.

— Катись к дьяволу, мудило кучерявое, — последнее, что слышу с балкона вдогонку.

Ну с этим определением не поспоришь.

Покидаю территорию жилого комплекса.

Вдох-выдох.

Втягиваю спасительный кислород ноздрями и шагаю по тротуару в неизвестном направлении.

Сколько по времени длится эта «прогулка» — не знаю. В какой-то момент в кармане начинает вибрировать телефон. И если сперва мне удаётся его игнорить, то уже минут через десять террора я теряю терпение.

Достаю гаджет. Готов разгрохать его к чертям. Предполагаю, что это Горький или Вебер, но светящиеся на экране цифры вводят в ступор.

Останавливаюсь.

Не может быть.

Опять Она.

Значит, в прошлый раз действительно звонила? Меня не проглючило.