Просто друзья

В туалете никого нет. Сажусь на подоконник, свесив ноги и сгорбив спину. Будто груз повесили, и стало сложно его нести. То и дело в коридоре слышу шаги. Еще музыку. Она скорее всего доносится из актового зала, где сейчас проходит просмотр.

По возвращению в гримерку Зойку не нахожу. Может, это и к лучшему. Часы на стене отсчитывают секунды. Только и слышен звук движущейся стрелки. Он глухой, но четкий.

Решаюсь набрать Глеба. Только он сможет помочь темной Миле, что рвется наружу. Она помощник в танце, но ее разрушительная энергия бесконтрольно полыхает, как лесной пожар, что движется по верхам деревьев. Сдерживать трудно.

— Глеб?

— Да, Мила, — голос уставший.

— Мне нужна помощь…

— Приехать никуда не могу. Занят, — резкий ответ сбивает с ног.

— Не нужно никуда приезжать. Просто… поговори со мной, пожалуйста.

— Ты сейчас серьезно?

— Да. Глеб, мне надо… сейчас выхожу на сцену… — бесконтрольные слезы, я не хотела их. Но пара капель уже упала вниз. А дыхание участилось. Чаша весов перевесила, и сейчас все эмоции под ногами, рассыпались, разлились, вырвались. Страх, отчаяние, злость, боль, разочарование. Как понять, что в этом безумии настоящее, что первостепенное? Чему можно верить, а чему нет?

— Мила, если ты позвонила просто поболтать, то мне некогда. Ясно?

— Прошу. Скажи что-нибудь ласковое, — так и хочется попросить его успокоить. А лучше, чтобы он приехал, обнял, поцеловал. Да, это было бы верным решением, — мне очень тяжело.

— Прости, перезвоню, вторая линия.

Он отключил меня. А может, и вовсе сбросил.

Я сажусь на пол. Он холодный, но это чувство только отрезвляет. Что мне теперь делать с тем, что рассыпалось? Как собрать все и снова нанизать на ниточку?

Слезы льются, но я их не чувствую. Даже соль на губах кажется безвкусной.

— Мила, ты чего? — голос, который принадлежал Соне. Она первый раз так участливо смотрит на меня, и если не знать, какие между нами отношения, то с уверенностью можно сказать, что Соня переживает. Но темная Мила уже никому не верит.

— Ничего. Все в порядке. Ты почему не на сцене?

— Наше с Никитой па де де через номер. Зашла выпить воды. — Сухо ответила Соня.

— Ну так пей и уходи! — закричала я не своим голосом.

— Да пошла ты, Апраксина-Навицкая!

За Соней закрылась дверь. А мне безумно захотелось кинуть в нее чем-нибудь. Злость разрушает. И внутри и снаружи. Она не конструктивна и опасна, но это выше меня.

Подхожу к рюкзаку и достаю пуанты. Через несколько выступлений мне предстоит выйти на сцену и быть улыбчивой, радостной. Невыносимая мысль, что выжигает изнутри как самый опасный яд, течет по венам, сжигает их, превращая кровь в этот самый яд.

Истерический смех казался мне чем-то отдаленным, будто кто-то еще есть в этой комнате. Он исходил из самых глубин обиженной души. Такой звонкий, но отчаянный. Так смеялась Мила.

— Этого не может быть, — беру в руки пуанты и понимаю, что мне отрезали атласные ленты. Запасную пару я сегодня не взяла. Эти новые.

Дешевое кино, в котором я играю. Ведь так поступила бы какая-нибудь героиня дешевой мелодрамы, чтобы устранить соперницу. Может, это правда кино? Или я сплю. Вот сейчас проснусь, увижу Глеба. Он снова лежит рядом и рассматривает меня сонную. Едва остывший кофе ждет меня на прикроватной тумбе. Самый желанный и самый вкусный. А потом была бы ласка, нежность, на которую не способен Глеб, но которой так жажду я.

Открываю глаза. Нет, это не постановка сюрреализма, не творчество господина Линча. Это моя жизнь, где любимый человек не поддержал меня, а лучшая подруга отвернулась.

Что остается делать мне? Миле Апраксиной? Позорно уйти со сцены, даже не показав самых простых па? Или гордо пройти сквозь стену завистников?

Говорят, что в самые отчаянные времена, когда тьма сгущалась до черного цвета, люди верили в лучшее. Но нет, я не буду верить. Я буду действовать.

Воспоминания из дневника Милы

Не знаю, сколько я так просидела у стены на полу. Казалось, целую вечность. Музыка в коридоре то стихала, то вовсе прекращалось. Все происходящее походило на постановку. А в каждом действии обязательно должна быть завязка, кульминация и развязка. На каком этапе нахожусь я?

Встаю медленно, мышцы немного затекли, кажется, что маленькие ежики колются своими иголочками.

Вспоминаю, что девчонки в раздевалке часто рассказывали истории об интригах, что царят в любом театре за кулисами и в кулуарах. То украдут важный костюм для выступления, то закроют кого-то в комнате, то подсыпят что-то. Мне казалось это все сказками. А теперь я думаю, на что способен человек, когда речь заходит о его мечте? Она перед тобой лежит на блюдечке, такая красивая, усыпанная сотнями драгоценных камней. Протяни руку — и она сбудется.

И что ждет этого человека, когда он заберет себе свою мечту? Будет ли его ждать то удовлетворение, которого он хотел? Что будет потом?

— Ну, что будем делать, Мила Навицкая? Или все же Апраксина? — задаю себе вопрос, глядя на себя в зеркало.

Внешне я осталась прежней. Но внутри что-то надломилось. Что-то важное, что воспитывалось и взращивалось годами. Только не могу дать этому определение.

Подхожу к шкафу, что напротив моего зеркало. Там висят разные платья для выступления, пачки, костюмы и маскарадные наряды.

— Кем ты хочешь быть, Мила? Черным лебедем или невинной принцессой?

В руках у меня белоснежная пачка. Она расшита мелким бисером, что свет преломляется, даря свечение. Это придаст образу невесомости и легкости. Будто в руках у тебя самое настоящее волшебство.

Я снимаю с себя тот ненавистный костюм, что нацепила на себя. Отшвыриваю его в сторону. Мерзкая и безвкусная вещь. Тряпка. И беру в руки ту самую пачку. Она определенно идет мне лучше.

Осталось разобраться с макияжем. Немного смыв с себя яркие краски на щеках и губах, наношу только красивые тени. На голове диадема принцессы. Я ведь она?

Остались пуанты. Без лент выступать нет смысла. При первом движении они просто спадут с ноги, а без них танцевать классический балет невозможно.

Мерзкая мысль, что подбросила мне та самая темная сторона, вторит забрать их у кого-то. Просто открыть любую сумку. Ведь у каждой балерины с собой может быть несколько пар. Танцевать все время в одних и тех же сложно. Они просто изнашиваются. А что делать, если в середине танца ты понимаешь, что твои пуанты разваливаются? Зашивать времени нет, хотя позже в раздевалках можно встретить балерину с иголкой и ниткой в руках. А еще можно старые пуанты заменить на новые. Например, Гришко. Их так любят наши девчонки с курса. Но лично я предпочитаю Блоч. Помню, в раздевалке мы спорили, какая из фирм лучше. К консенсусу мы так и не пришли.