Просто друзья

Дверь открывается тихо. Шаги такие же тихие. Аккуратные, маленькие. Ее зовут Рита. Теперь я это запомнил. Глаза опущены, ресницы подрагивают. Она ставит чашку с кофе на стол и слегка улыбнувшись выходит.

Мы с ней больше не общались и уж тем более не целовались. Тогда была просто проверка. Мне самому себе. И я ее не прошел.

Сигнал селектора нарушает тишину пространства. Он мерзкий.

— Глеб, зайдешь на минуту? — отец.

Встаю и направляюсь к нему в кабинет. Прохожу мимо Риты и отчего-то хочется сказать ей что-то ободряющее. Сидит такая поникшая. Предложил бы прогуляться до кафе, но, думаю, сейчас это будет лишним.

— Рит? — не выдерживаю я.

Взмах ресниц. Ее зеленые глаза правда ведьминские. Они яркие, что не сразу нахожу, что сказать.

— У тебя что-то случилось? Ты сегодня какая-то…

— Какая?

— Грустная и печальная. Если что-то произошло, то ты можешь…

— Что я могу, Глеб? Подойти и поговорить? А может, пожаловаться тебе на моего обидчика? — голос немного дрожит.

— Почему нет?

Она ничего не отвечает, просто берет ненужный сейчас документ и листает его. Такая глупая и детская попытка казаться занятой.

Без стука захожу к отцу. Тот в неизменном положении — за монитором. На глазах очки в тонкой оправе. Даже через линзы вижу его строгий взгляд, которым он всех запугивает. Так же он на меня смотрел все детство. Изредка всплывают моменты его улыбки на лице, еще реже смех. А я бы хотел снова его услышать. Хоть на мгновение, чтобы знать — отец еще такой же, как был в самом моем раннем детстве.

— Присаживайся, — жестом указывает на стул напротив.

Раньше бы ослушался и сделал наперекор. Например, сел на совершенно другой стул, положил нога на ногу и уставился таким же взглядом.

А сейчас я сажусь ровно на то место, на которое он мне указал. Почему? Да хрен его знает. Наверное, потому что надоело строить из себя обиженного мальчишку. Ведь на краю обрыва будешь вспоминать все только самое хорошее, что было. Тогда зачем плодить плохое?

— Ты ознакомился с последними договорами, что я тебе выслал? Что думаешь? — отец скрестил руки на груди. Теперь он экзаменатор, а я нерадивый студент.

— Хм… неплохо, но мне не нравится, что по этим расчетам мы будем работать себе в минус. Нам на руку играет только то, что имя у компании громкое.

— Что сделать, чтобы выйти на прибыль?

Я смотрю на него и долго решаюсь сказать то, что пришло мне в голову.

— Если честно, я бы разорвал договор и не работал с ними.

— Почему? — отец никак не показывает, как он отнесся к моему предложение.

— Мы тоже крупная компания. Зачем подстраиваться под кого-то, если они должны подстраиваться под нас.

Отец смотрит так, что ни одна мускула не трогается на его лице. Сверлит взглядом. А потом Павел Навицкий, мой отец, рассмеялся. Я же хотел услышать снова этот смех. Пожалуйста, Глеб.

— Я сказал что-то не то? — решаю задать свой вопрос.

— Нет, Глеб. Ты молодец, — его взгляд падает на часы, — как ты смотришь на то, чтобы пойти пообедать?

— Да, хорошо, — стараюсь придать голосу обыденный тон. А что, меня же каждый день отец зовет пообедать, что уже не знаю, как отказать.

Выходим из здания. На улице весна, наконец-то. Теплые дни и светлое небо. Вдыхаю этот свежий воздух. У обрыва он другой, густой и опасный. Сейчас же легко и как-то радостно.

— Поехали в Гудман, — сказал отец, — черт, я ключи от машины забыл. Давай на твоей.

Смотрю вопросительно на него и в полном шоке.

— Ты уверен, что на моей? — отключаю сигнализацию противным писком. Малышка мигает, приветствует хозяина.

Отец ничего не отвечает и идет уверенным шагом к моей малышке. Садится и оглядывается, придирчивым взглядом провел рукой по приборной панели, потом пальцами щелкнул по пластику.

— Неплохая, — ухмыляюсь ему, неожиданный комментарий от отца.

Малышка заурчала. Отец одобрительно кивнул.

— Самая лучшая, — оставил последнее слово за собой.

Едем молча и неспешно, отчего-то не хочется превышать отметку даже в сорок. Может быть позже я этот момент положу в копилку своих воспоминаний.

— Как Мила?

— Хорошо.

— Как вообще у вас дела?

— А что ты хочешь услышать? Особенно после того, как нас обоих поставили в такое положение, когда нет никакого выбора.

— Хм… с чего ты взяла, что именно обоих?

— А разве нет? Кто в своем уме согласится выйти замуж в девятнадцать лет? Да еще и за неуправляемого мажора Глеба Навицкого? Именно таким ты меня видишь, да, папа?

— Интересно, я думал…

— Что?

— Да так, ничего… Значит, у вас в семье тоже все хорошо?

— Да, все просто замечательно.

— Глеб? — я отрываюсь от дороги на секунду, чтобы взглянуть на отца. Голос его стал мягче. Как у папы, что общается с единственным сыном. — Мне правда интересно, как у вас дела с Милой.

Я знал, что отец относился к дочери своего друга по-особенному. Разговаривал с ней по-другому, смотрел по-другому. И это не отношение взрослого мужчины к молодой женщине. Так бы общались отец и дочь, мне это таким образом виделось.

— У нас правда все хорошо, — заканчиваю я. — Мы… дружим, она стала мне близким человеком.

— То есть любви никакой нет?

— Любви? А она вообще есть? В этом мире? Вот ты же вроде маму любил, а что в итоге? — злюсь, начинаю превышать скорость, но вовремя вспоминаю, что мы не на трассе. Здесь, в городе, нельзя выплескивать свою злость и боль.

Сбрасываю скорость и торможу. Мы подъехали к ресторану. Выхожу первым и сразу направляюсь к входной двери. Отец идет следом, но на вопрос мой не отвечает. Хочется кричать и ругаться, чтобы ответил уже. Толкнуть в плечо. Почему он идет так, будто король всего и всех? Повелитель судеб.

За столиком садимся напротив. Сверлю его взглядом. Гнев в крови, она закипает от моего напряжения. Отец напротив — спокоен. Как и всегда. Пока я открыто не конфликтовал, пытался держать себя в руках, так он себя и вел, но стоило мне выйти за границы, то мы превращались в двух врагов, что делят территорию.

— Может, все-таки ответишь? — не выдерживаю. Я держу себя в руках и не даю гневу вылиться наружу, словно помои. Хотя хочется, но уже не вижу смысла.

— Глеб, — цепляет меня на крючок своего взгляда, — я твою мать любил и буду любить. Всегда.