Просто друзья
Шрифт:
Марат появился неожиданно. Ворвался грубо и отвязно. Но сейчас я ему благодарен.
Так кто же такой друг? Может, это тот, кто будет настойчиво навязывать свою компанию, даже если ты в ней не нуждаешься? А может, тот, кто никогда не будет говорить тебе того, что ты хочешь, а скажет правду, пусть и не всегда приятную? Может тот, кто закажет тебе проститутку Анечку? Будет смотреть в сотый раз фильм про гонщиков и тырить твои чипсы? Сочинит дебильный стих? Подарит то, что некогда было сломано? Друг, оказывается, всегда был рядом, стоило только получше присмотреться.
Глава 23
Воспоминания
Не знаю, стоит ли писать о таком в дневнике, но мне безумно хочется с кем-то поделиться.
В тот день у Глеба был день рождения. Я хотела сделать этот день особенным для него. Чтобы запомнил. Обычно так говорят, когда предстоит расставание.
Особенный кофе, особенный завтрак — все хотелось сделать особенным. Насколько у меня получилось — оценивать не мне.
Тот вечер тоже был необычным. Мы первый раз принимали гостей. И не просто гостей, а друзей.
— А от тебя мне ждать подарок? — Глеб подошел тихо, даже незаметно. Мягкой поступью.
К его поцелуям привыкла, но каждый раз в местах соприкосновения возникает покалывание. Сейчас оно на шее сзади.
Сердце начинает биться чаще. Никогда не могла это контролировать. Я всегда волнуюсь и переживаю. Можно ли вообще привыкнуть к тому, что мы с Глебом стали… кем? Близкими? Возможно.
Однажды вечером он признался, что ему со мной хорошо. Это не признание в любви. Наверное, я этого и не заслужила. Но даже такие слова очень ценны.
Ночью бывает холодно, потому что Глеб включает кондиционер. Его кожа всегда горячая, пылающая, словно он живым выбрался из открытого огня. А мне же всегда холодно. Я люблю прижаться к нему, чтобы он согрел меня. Это же не смертельно, ощущать такой жар, от которого собираются бисеринки пота на спине?
Мне нравится быть близко к нему физически. Потребность базовая, лишившись ее, можно умереть.
Он никогда не отталкивал меня, хоть и ворчал потом утром, что ему так и не удалось выспаться из-за меня. Мой хмурый и сердитый Глеб. Как много мне хочется тебе рассказать. Иногда возникает мысль оставить незакрытую тетрадь, чтобы ты случайно ее нашел и прочитал все мои воспоминания. Увы, я не такая смелая, как ты думаешь.
Я снова прервалась… Подарок…
Он был тоже особенным. И я долго на него решалась.
— Мой подарок ждёт тебя в спальне, — смотрю в его глаза, в них смешинки, что заигрывают задорными огоньками, предвкушают вкусную победу над моими.
— Правда? Что-то я его не заметил, когда заходил туда, — Глеб провоцирует, он любит это делать, а потом руководить, командовать, повелевать.
Иногда я задумываюсь, какая женщина ему бы подошла? По-настоящему. Кого бы он выбрал? Такие мысли губят, скручивают внутренности в узлы.
— Пойдем покажу, — беру руку Глеба, она всегда горячая, и веду наверх.
Возможно, со стороны я выгляжу смелой, знающей на что иду, обворожительной. Стоит присмотреться получше в зеркало, и я увижу роковую женщину в самом прекрасном белье, с красной помадой на губах и соблазнительными изгибами тела? Но нет. Там будет просто Мила. Скромная, в чем-то очень стеснительная, изредка дающая волю своим чувствам и желанием. Только с ним, только с Глебом. Никогда бы не подумала, что человек может так
повлиять на другого человека.Мы проходим в спальную, как-то немного неловко показываю на кровать. Ведущую роль всегда тяжело исполнять. Ведь все ждут от тебя идеально рассказанную историю, с чувством, с экспрессией. Смогу ли? Потяну ли?
Но сейчас я хочу примерить ее, стать примой в нашем импровизированном спектакле, о котором Глеб даже и не догадывается.
Он сел на край, скрестил руки на груди. Красивый. У меня не было шансов, никогда.
Стою, облокотившись на комод, кусаю губы, потом перехожу на внутреннюю сторону щеки. Мне страшно. То, что хочу сделать, то, что хочу подарить и возбуждает, и сковывает. Это от страха совершить ошибку.
Медленного расстегиваю блузку. Пальцы холодные, я вообще вся дрожу. Не вовремя мелькает мысль, что стоило ему купить, например, другую модель сборной гоночной машины. Да хоть ту же Супру, было бы у него их две.
— Ты раздеваешься, чтобы заняться сексом? — Глеб спрашивает прямо, никогда не любил юлить. И смотрит так же прямо, цепко, вытаскивая ответы.
Просто киваю, дважды. Ухмыляется, в глазах знакомые мне чертята, ликуют и празднуют. Они мне нравятся, проказники.
— Я в душ! — соскакивает с кровати, оставляя меня одну. И каждый раз это пытка. Боюсь, что дверь закроется и больше никогда не откроется. Наваждение.
Мну край блузки. Может, убежать и скрыться?
Но вместо этого делаю глубокий вдох и снимаю с себя всю одежду. Не так красиво и без музыки, как играло мое воображение. И быстро забираюсь под одеяло. В попытке согреться и немного унять дрожь.
Глеб вернулся быстро, спустя минуты три. Не находит меня у комода и как-то расстраивается, на мгновение. Потом замечает меня под одеялом, а чертята мне машут ручкой, они со мной, рядом.
— Думал, сбежала.
— Нет, не сбегу, если сам не прогонишь…
— А есть за что? — вопрос, на который хочется ответить, но буду молчать до последнего. Так будут исчисляться мои счастливые дни с Глебом.
— Ты так и будешь там стоять, Глеб Навицкий? — пытаюсь придать голосу бодрости, даже сексуальности.
Он бросается на меня, как зверь, с рычанием. И зажимает в своих лапах. Делает сначала глубокий вдох, зарываясь руками в мои волосы. Дышит шоколадом, как всегда говорит. А я таю, как тот же шоколад в горячих руках, стекаю сладкими потеками.
— Глеб? — голос тихий.
— М? — целует шею, нежно, поцелуи медленные, он словно испытывает удовольствие просто касаться меня губами.
— А помнишь, я как-то спрашивала, чтобы ты хотел…
— Угу, — не отрывается, поцелуи становятся влажными, горячая дорожка тянется до груди.
— Я бы… хотела… — дыхание глубже, он всегда так на меня действует.
— Что, Мила? — он правда не понимает?
— Ты знаешь…
— Нет, скажи.
Мои руки за головой, он удерживает их. Когда Глеб целует мою грудь, я люблю зарываться пальцами в его волосы и оттягивать их. А Глеба это раздражает, неимоверно. Он держит крепко, мне не вырваться. А когда не можешь пошевелиться, испытываешь чувство запретного возбуждения. Сопротивление становится игрой, которая нужна двоим. Мы об этом знаем, но никогда не признаемся вслух.