Просто друзья

Марат появился неожиданно. Ворвался грубо и отвязно. Но сейчас я ему благодарен.

Так кто же такой друг? Может, это тот, кто будет настойчиво навязывать свою компанию, даже если ты в ней не нуждаешься? А может, тот, кто никогда не будет говорить тебе того, что ты хочешь, а скажет правду, пусть и не всегда приятную? Может тот, кто закажет тебе проститутку Анечку? Будет смотреть в сотый раз фильм про гонщиков и тырить твои чипсы? Сочинит дебильный стих? Подарит то, что некогда было сломано? Друг, оказывается, всегда был рядом, стоило только получше присмотреться.

Глава 23

Воспоминания из дневника Милы

Не знаю, стоит ли писать о таком в дневнике, но мне безумно хочется с кем-то поделиться.

В тот день у Глеба был день рождения. Я хотела сделать этот день особенным для него. Чтобы запомнил. Обычно так говорят, когда предстоит расставание.

Особенный кофе, особенный завтрак — все хотелось сделать особенным. Насколько у меня получилось — оценивать не мне.

Тот вечер тоже был необычным. Мы первый раз принимали гостей. И не просто гостей, а друзей.

— А от тебя мне ждать подарок? — Глеб подошел тихо, даже незаметно. Мягкой поступью.

К его поцелуям привыкла, но каждый раз в местах соприкосновения возникает покалывание. Сейчас оно на шее сзади.

Сердце начинает биться чаще. Никогда не могла это контролировать. Я всегда волнуюсь и переживаю. Можно ли вообще привыкнуть к тому, что мы с Глебом стали… кем? Близкими? Возможно.

Однажды вечером он признался, что ему со мной хорошо. Это не признание в любви. Наверное, я этого и не заслужила. Но даже такие слова очень ценны.

Ночью бывает холодно, потому что Глеб включает кондиционер. Его кожа всегда горячая, пылающая, словно он живым выбрался из открытого огня. А мне же всегда холодно. Я люблю прижаться к нему, чтобы он согрел меня. Это же не смертельно, ощущать такой жар, от которого собираются бисеринки пота на спине?

Мне нравится быть близко к нему физически. Потребность базовая, лишившись ее, можно умереть.

Он никогда не отталкивал меня, хоть и ворчал потом утром, что ему так и не удалось выспаться из-за меня. Мой хмурый и сердитый Глеб. Как много мне хочется тебе рассказать. Иногда возникает мысль оставить незакрытую тетрадь, чтобы ты случайно ее нашел и прочитал все мои воспоминания. Увы, я не такая смелая, как ты думаешь.

Я снова прервалась… Подарок…

Он был тоже особенным. И я долго на него решалась.

— Мой подарок ждёт тебя в спальне, — смотрю в его глаза, в них смешинки, что заигрывают задорными огоньками, предвкушают вкусную победу над моими.

— Правда? Что-то я его не заметил, когда заходил туда, — Глеб провоцирует, он любит это делать, а потом руководить, командовать, повелевать.

Иногда я задумываюсь, какая женщина ему бы подошла? По-настоящему. Кого бы он выбрал? Такие мысли губят, скручивают внутренности в узлы.

— Пойдем покажу, — беру руку Глеба, она всегда горячая, и веду наверх.

Возможно, со стороны я выгляжу смелой, знающей на что иду, обворожительной. Стоит присмотреться получше в зеркало, и я увижу роковую женщину в самом прекрасном белье, с красной помадой на губах и соблазнительными изгибами тела? Но нет. Там будет просто Мила. Скромная, в чем-то очень стеснительная, изредка дающая волю своим чувствам и желанием. Только с ним, только с Глебом. Никогда бы не подумала, что человек может так повлиять на другого человека.

Мы проходим в спальную, как-то немного неловко показываю на кровать. Ведущую роль всегда тяжело исполнять. Ведь все ждут от тебя идеально рассказанную историю, с чувством, с экспрессией. Смогу ли? Потяну ли?

Но сейчас я хочу примерить ее, стать примой в нашем импровизированном спектакле, о котором Глеб даже и не догадывается.

Он сел на край, скрестил руки на груди. Красивый. У меня не было шансов, никогда.

Стою, облокотившись на комод, кусаю губы, потом перехожу на внутреннюю сторону щеки. Мне страшно. То, что хочу сделать, то, что хочу подарить и возбуждает, и сковывает. Это от страха совершить ошибку.

Медленного расстегиваю блузку. Пальцы холодные, я вообще вся дрожу. Не вовремя мелькает мысль, что стоило ему купить, например, другую модель сборной гоночной машины. Да хоть ту же Супру, было бы у него их две.

— Ты раздеваешься, чтобы заняться сексом? — Глеб спрашивает прямо, никогда не любил юлить. И смотрит так же прямо, цепко, вытаскивая ответы.

Просто киваю, дважды. Ухмыляется, в глазах знакомые мне чертята, ликуют и празднуют. Они мне нравятся, проказники.

— Я в душ! — соскакивает с кровати, оставляя меня одну. И каждый раз это пытка. Боюсь, что дверь закроется и больше никогда не откроется. Наваждение.

Мну край блузки. Может, убежать и скрыться?

Но вместо этого делаю глубокий вдох и снимаю с себя всю одежду. Не так красиво и без музыки, как играло мое воображение. И быстро забираюсь под одеяло. В попытке согреться и немного унять дрожь.

Глеб вернулся быстро, спустя минуты три. Не находит меня у комода и как-то расстраивается, на мгновение. Потом замечает меня под одеялом, а чертята мне машут ручкой, они со мной, рядом.

— Думал, сбежала.

— Нет, не сбегу, если сам не прогонишь…

— А есть за что? — вопрос, на который хочется ответить, но буду молчать до последнего. Так будут исчисляться мои счастливые дни с Глебом.

— Ты так и будешь там стоять, Глеб Навицкий? — пытаюсь придать голосу бодрости, даже сексуальности.

Он бросается на меня, как зверь, с рычанием. И зажимает в своих лапах. Делает сначала глубокий вдох, зарываясь руками в мои волосы. Дышит шоколадом, как всегда говорит. А я таю, как тот же шоколад в горячих руках, стекаю сладкими потеками.

— Глеб? — голос тихий.

— М? — целует шею, нежно, поцелуи медленные, он словно испытывает удовольствие просто касаться меня губами.

— А помнишь, я как-то спрашивала, чтобы ты хотел…

— Угу, — не отрывается, поцелуи становятся влажными, горячая дорожка тянется до груди.

— Я бы… хотела… — дыхание глубже, он всегда так на меня действует.

— Что, Мила? — он правда не понимает?

— Ты знаешь…

— Нет, скажи.

Мои руки за головой, он удерживает их. Когда Глеб целует мою грудь, я люблю зарываться пальцами в его волосы и оттягивать их. А Глеба это раздражает, неимоверно. Он держит крепко, мне не вырваться. А когда не можешь пошевелиться, испытываешь чувство запретного возбуждения. Сопротивление становится игрой, которая нужна двоим. Мы об этом знаем, но никогда не признаемся вслух.