Просто друзья

— Давно ждешь? — спросила я Милу, как только поднялась по ступенькам.

— Только подошла. Наш водитель привез меня чуть позже, чем обычно. Папа предупредил, что утром у него были очень срочные дела, — Мила всегда говорит с легкой улыбкой на губах. Это из уважения к собеседнику, так она однажды мне сказала, когда я решилась задать вопрос о ее вечной улыбке. — Надоел этот дождь.

— И не говори. Все ноги промочила. Еще не хватает заболеть, — показываю я на свои ботинки. Я ношу их второй год. Когда мы с матерью их покупали, та заявила, что даже если моя нога вырастет на размер, все равно буду их носить два года. На новые денег нет. Да и не было их никогда, этих денег.

— Боже, Зойка, ты ходишь по лужам в ботинках?

— Да, а что еще делать? Нет, в интернете как-то видела ролик, где надевали пакеты на ноги, — я грустно улыбнулась ей. Идея так себе, но почему-то именно я сейчас об этом вспомнила.

— Так не пойдет. После занятий я попрошу водителя остановить у торгового центра, пойдем тебе купим резиновые сапоги.

— Ты сейчас серьезно, Мила?

— Вполне.

Меня взяла такая злость, что захотелось накинуться на Апраксину с кулаками. Возомнила себя избалованной богачкой, которая указывает, что нужно мне делать, а что нет, что покупать, а что нет.

— Не надо, мне и в ботинках хорошо.

Апраксина тогда ничего не ответила. Просто кивнула. И мы зашли в здание, потому что опаздывать было нельзя. Иринка очень жестко контролировала. И если хоть одна ученица опоздает на минуту, то доставалось всем. Быть крайней хотелось меньше всего.

А на следующий день Мила подарила мне новую пару резиновых сапог. Там была записка, написанная идеальным курсивом. “Подруге” — сказано там. В тот момент я действительно задумалась о дружбе с ней. Мила даже не обмолвилась потом об этом подарке, не указывала мне на него, не восхваляла себя в моих глазах. Будто изначально они и были куплены мной. Я только увидела ее улыбку, когда мы с ней вместе вышли после занятий на улицу, а я была в новых сапогах. Фирма та же, что и у Милы. Но если ее были желтые, то мои — алые.

Каждый день я искала в Апраксиной какой-то подвох. Вот сейчас она скажет ядовитый комментарий. Расскажет грязную сплетню про какую-нибудь девчонку с курса. Она воспитывалась в тепличных условиях, не знает, что такое питаться одной картошкой на протяжении трех дней, не знает, что зимняя и осенняя обувь — одна и та же пара. У нее всегда и все было хорошо. И вот сейчас ее богатая и изнеженная натура покажет свое лицо. Но шли не то что дни, шли годы, а Мила Апраксина была такой же, как и в наш первый день знакомства.

Меняться она начала после свадьбы с Навицким. Именно в тот момент я возненавидела его. Моя Мила Апраксина, что стала мне близким человеком, показывала свою темную сторону, зубки и далеко некроткий нрав.

Помню день, когда все перевернулось с ног на голову. Разворот на все сто восемьдесят градусов. Тогда Мила первый раз позволила себе опоздать на занятия. Нет, ее не ругали, но смерили недовольным взглядом. Возможно, потому что она всегда нравилась Ирине Григорьевне, чтобы она не говорила нам в зале. Я слышала ее хвальбу, когда Апраксина танцевала. Каждое ее движения она жестко комментировала, но и похвалить в конце не забывала. Тогда во мне проснулась нотка зависти, а может, она всегда во мне звучала. Можно ли завидовать другу? Я не знала. Но именно это чувство начало расти во мне ядовитыми стеблями.

Мила зашла в зал запыхавшаяся. Ленты на пуантах завязаны криво. А первый закон балерины гласит, что наша обувь должна быть надета и завязана правильно. На голове волосы торчат в разные стороны. Я делаю вывод, что Апраксина одевалась и собиралась впопыхах. Но в глазах блеск, а на лице улыбка победителя. Самое опасное сочетание. Когда в душе такая радость, можно свернуть горы. Она движет тобой, дает топливо. И мне захотелось так же.

— Ты сегодня такая счастливая, Милка, — наш разговор в раздевалке был тихим. Мне никогда не хотелось, чтобы кто-то еще был в нашем дуэте. Не хотелось делиться этой дружбой с Апраксиной.

— Глеб… он… — имя ее мужа я слышу на протяжении нескольких недель. Я его ненавижу. — Представляешь, мы были на гонках, и он меня поцеловал, — глаза светятся самым ярким пламенем. Я завидую ее огню и ее счастью.

— Уау! А ты что?

— Я… мне так хотелось, чтобы он не останавливался, но Глеб вспомнил наш разговор на свадьбе. Именно тогда мы согласились на уговор, что будем просто друзьями. Глупая, ведь никогда не хотела быть ему просто другом. Сейчас даже смешно… Зойка, а как думаешь, у меня получится? Сделать так, чтобы Глеб меня полюбил?

Наивная Апраксина так и осталась такой, несмотря на своих чертей, что выпускает на волю. Так забавно, я иногда видела их в отражении ее глаз, но ни разу она не давала им шанса. Пока не появился Навицкий. Стало любопытно, что же он такое сделал, что Мила решилась на такое?

— Может, тебе спросить это у Глеба?

— Нет, ты что!

А мне в тот момент захотелось украсть из ее телефона его номер и все рассказать. Про ее любовь многолетнюю, про ее чувства, ее план. О нем я узнала совсем недавно, когда застала Милу в слезах. Она пряталась в нашем закутке.

— А что, Мила? Почему ты вообще его полюбила?

— Это не объяснить. Он просто посмотрел на меня, а в душе от его взгляда стало тепло. Будто цветок фиалки распустился, — она улыбнулась своей фирменной улыбкой, что так меня раздражала, — Ты веришь в любовь с первого взгляда?

— Фигня все это. И тебе бы голову этим не забивать. Может, если взглянешь на все трезвым взглядом, поймешь, что Навицкий твой эгоистичный кабель, которого заботят только свои проблемы.

— Ты не права, Зойка. Его надо просто получше узнать. Уверена, он не такой, каким кажется, — и снова улыбается.

А потом был ее дуэт с Никитой. В меня словно бросили стрелы. Или я наступила на тысячи осколков. Больно внутри, больно снаружи. Я никогда не говорила, что Апраксина мне близкий человек, друг, потому что не верила в это. Мои комментарии, что в балете нет места дружбе, она игнорировала. Странно, ее уверенность в этом передалась и мне. Ненадолго. Мила больше не хочет танцевать со мной.

Апраксина была такая счастливая, когда выходила в центр зала. Из поникшего цветка она превратилась в бутон самой дорогой розы. Он раскрывается только в предрассветные часы и источает незабываемый небесный аромат. Так я увидела Милу, когда она танцевала.

Уверенные шаги в сторону Никиты отдалили ее от меня. Сначала Глеб, потом Никита. Я была зла, что поверила в дружбу, в ее искренность и свет. А на деле столкнулась с предательством. Меня будто использовали все эти годы.

Но вишенкой на торте стал наш с ней последний разговор. Перед выступлением я не спала ночь. Меня трясло, а голова раскалывалась на две неравные половинки, соединить которые просто невозможно. Была мысль скрыться, уйти, лишь бы не ступать на сцену. Убивала мысль, что Мила больше не хочет танцевать со мной. Друг, который отказался от тебя, потому что есть кто-то лучше. И этот кто-то не другой человек, а лишь другой танец.