Протозанщики. Дилогия
Шрифт:
Над саврииловцами реют полотнища двух типов: большие золотые стяги в руках Беспроторицы, и серебряные у стражи — по одному возле каждого палача. В полной тишине слышно, как полощутся знамена, развиваясь в порывах бриза.
Антип снова задумался об ушедших товарищах. Как бы уверенно ни рассказывал он о правильности сделанного выбора, самого себя убедить до конца не удалось. Сомнения все настойчивее прорывались наружу, и чем чаще Анти-поэт оглядывал войска, тем меньше оставалось веры…
— А вдруг, правы те, кто ушел? — Антип тихо обратился к Рустаму.
— Сам о том же думаю, —
— С чертями и бандитами, — громко вздохнул Анти-поэт, привлекая внимание собравшихся.
— А еще с друзьями! — заявил Мартын.
— Еще с казаками! — высоко подняв малиновое знамя, выкрикнул Михаил.
— Еще с простым людом! — громыхнул Ждан, опуская лапищи на плечи друзей.
— Да, все зависит от угла, с которого смотреть, — попытался сумничать Рустам и улыбнулся.
— Это точно, откуда смотреть, — улыбнулся в ответ Антип. — Для Тюмени и Крым Зауралье!
— Нет такое поговорки, — засмеялся Рустам.
— Ура!!! — понеслось над Херсонесом, — Ура! Ура!
Это ополченцы и казаки приветствовали слова командиров. Солдаты Ничто не проявили признаков жизни, лишь Харалуги обернули головы на крик, да раздалось ехидное пощелкивание — хохот черных генералов.
— Ура, так ура, — улыбнулся Антип, — Ух, легче стало. Даже сомнения развеялись.
— Точно, — подтвердил Рустам.
— Считай, что первая атака отбита, — ухмыльнулся Ждан и, отпустив приятелей, вернулся в строй.
Едва протозанщики успокоились, войска Савриила зашевелились! Один палач поднял серебристую длань. Громко прозвучал приказ, тут же повторенный остальными экзекуторами. Завыли горны! Ударили барабаны! Стража начала движение.
Хрум! — затрещали вековые руины под ногами савриилова воинства. Хрум! — следующий шаг страхом отозвался в сердцах протозанщиков. Хрум!.. Хрум! Хрум…
— Зачем так громко топать? — съежился Рустам.
— А, это понты, — отмахнулся Антип, стараясь придать бодрости голосу.
— Снова?
Стража разбилась на небольшие отряды человек по пятьдесят, и перестроилась в треугольники, острой вершиной назад, к палачам. Каждый экзекутор уложил руки на плечи крайнему стражнику, тот, в свою очередь, двум следующим. И так, пока все в треугольнике ни оказались переплетенными. У стоящих по бокам осталось по одной свободной руке, а в первом, ближнем к протозанщикам ряду, по две.
— То же п… понты? — обернулся к Антипу Рустам.
— Не совсем, — ответил вместо него Михаил, — Палач силу своих рук передает через стражу. Теперь у него не две руки, а несколько десятков.
— Весело… — вздохнул Анти-поэт.
Возле каждого палача серебрится знамя. Позади горнист и два барабанщика. В тумане купола нельзя сосчитать треугольники, можно лишь догадываться, что их… много. Насколько хватает глаз, отряды стражи выстроились в боевом порядке. Сколько их? Пятьдесят? Сто? Тысяча палачей, а значит и отрядов, выступили сегодня против протозанщиков? Не различить — марево купола размывало дальние ряды — ясно, что их больше, чем хотелось бы. Возможно даже больше, чем удастся победить…
Пришла в движение Беспроторица —
дети начали расти! Руки покрылись буграми мышц, латы и оружие, сверкая золотом, увеличились вместе с телами, лица исказились гримасами ярости. Недавние малыши превратились в высоких, могучих витязей. Громкий клич понесся под сводами купола.— Да как же они… как так, — продолжал лепетать Рустам.
— Понты, — не стал вдаваться в объяснения Антип, — Хотя… так их легче бить! Все же не дети.
Харалуги подняли свое мрачное войско. Больничные чудища ожили, вытягиваясь в полный рост. Вспыхнули бесцветные огни глаз; огромные, узловатые ноги, перебирая длинными пальцами, вкопались в землю, занимая боевую позицию. Гейзеры черного дыма снова прорвались сквозь камни руин, и резкий сернистый запах наполнил атмосферу.
Оставив в резерве Беспроторицу и несколько отрядов стражи, палачи выступили вперед. Многорукие треугольники, шевеля опасными конечностями, приближались. Трещали, надрываясь, барабаны. Экзекуторы умело управляли отрядами, словно стража стала частью их самих, но в сотне метров от противника, треугольники замерли.
— Почему атакуете? — понесся над Херсонесом голос Михаила, — Переговоры еще не завершены!
— Все уже решено, — прозвучал в ответ спокойный, мелодичный голос.
Стража расступилась. Смолкли барабаны, замерли другие звуки, и вперед выехал красивый, статный всадник.
— Лошадь? — тихо спросил Рустам, но никто не ответил.
Белоснежная, стройная кобыла двигалась величественным аллюром. Цокот копыт звучал страшными часами, отсчитывающими последние секунды жизни. Сам всадник высок и строен. В стремена вставлены тонконосые сапоги цвета свежего снега; белые свободные одеяния развиваются на ветру. Сверкая теплым взглядом, он по-доброму, по-отечески осмотрел врагов.
— Наместник! Медный Наместник! — полетел со всех сторон шепот ополчения.
— Смотрите-ка, нашелся, — злобно пробурчал Антип.
— Несчастные! — поплыл певучий голос, — Вас обманули! Никто не может противостоять законам Миров. Вы все пропадете, но вы можете спастись! Чего вы добиваетесь? Чего вам не хватало? Зачем променяли счастье на мучение? Покайтесь! Вернитесь домой и будете прощены.
Ждан внимательно осмотрел всадника и перевел взгляд на протозанщиков. Казаки и ройцы, привыкшие никому не доверять, наблюдали исподлобья, но ополченцы застыли с широко открытыми глазами готовые броситься в объятия своего господина, выпрашивать прощение, умолять вернуть их домой. Он добрый — это же очевидно! — он простит, а если и накажет, то не так и строго… а если и строго, то это же заслуженно…
— Лошадь? — не переставал удивляться Рустам.
— «…И я взглянул, и вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя „смерть“; и ад следовал за ним…», — громко произнес Михаил-Белый.
— Ты о чем? — не понял Антип.
— Это из Нового Завета. Откровение Иоана Богослова или… Апокалипсис!
— Погоди, погоди, — не согласился Анти-поэт, — Конь, всадник… это понятно, а вот ад тут следует вовсе не за ними, а за… тфу, даже произносить это вслух противно… но факт остается фактом: Израдец на нашей стороне! А, значит… а, значит, это…