Провокатор

– Почему не взлетаем?

– Костомарова ждем, - ответил авиатор.
– Тоже в столицу надумал.
– И, пригнувшись к иллюминатору, заметил: - Вон, легок на помине.

Со световыми сигналами на бетон аэродрома выкатила автомобильная кавалькада с серебристым "мерседесом" впереди.

– Тьфу, черт бы их побрал!
– в сердцах проговорил генерал Мрачев, наблюдая, как из лимузина выбираются Натовец и Рыжий.
– На одном поле бы не сел, - поднимался с кресла.

– Что?
– не понял адъютант.

– Пошли отсюда, Слава, - проговорил Генерал.

– Куда?

– Куда-куда! В жопу демократии!

– И, грузный, с опущенными плечами побежденного, побрел в хвост самолета.

Под звездным небом гуляло крестьянское сообщество - играла гармонь, откуда-то появились молодухи-доярки, и Василий ходил между ними, как кочет в курином гареме. Дымкин и Беляев продолжали сидеть за столом. Одна из старушек стукнула кулачком по столу и заявила:

– А я тож с вами у поход на лихоимцев!..

– Местов нетуть, бабка!
– захихикал Беляев.

– А на броне!
– подзадорил Дымкин.
– Пехотой.

– Да хучь чертом в ступе!
– горячилась старушка.

– Матрена, а ты своего мерина упряжи!..
– смеялись ее подружки. Токо не спутай перёд с задом... Ох, Матрена у нас боевая, вроде как Буденный... Токо без усов... И галифе...

В калитку вошли Минин и старичок в кожушке, похожий на ночного сторожа. К ним подбежали Санька и Ванька. Дед поймал русую голову внука:

– Дозвонился до матери, завтра будет к обеду.

– Ну, дед!
– заныл Санька.
– Я с вами хочу. И Ванька тоже...

– Э-э-э, герои, малость вытянитесь.

– Ну, деда...

– Не ныть, солдаты!
– И обратил внимание на отсутствие боевого товарища за столом.
– А деда Леха отдыхает?..

– А дед Лешка чего-то там лег, - сказал Санька.

– Где там?

– Да на завалинке, - махнул рукой в ночь Ванька.
– Вроде спит, только глаза открытые.

Пылали всполохи рекламно-арбатских огней. По вечернему широкому проспекту шумно текла механизированная река. Гуляющий люд на тротуарных берегах был молод, беспечен и хмелен от праздника жизни.

Мощное гранитное здание министерства Обороны со множеством оконных бойниц казалось неприступной крепостью. В некоторых окнах, как сигналы бедствия, светились блеклые лампы.

...В огромном кабинете, похожем на зал приемов, за дубовым столом работал военачальник. Был моложав, с крепким, но глуповатым лицом. Слабый свет абажура пятном лежал на листе бумаги. Военный начальник внимательно изучал документ, морщил лоб от умственных усилий и был похож на птицу из отряда грачевых. За его спиной в сумерках плыл силуэт президента. Картина от неверного освещения казалась портретом самодурки-помещицы середины 30-40-х годов XIX века.

Военачальник утопил кнопку селектора и заорал точно на плацу:

– Мрачева ко мне; живо, я сказал!

В горнице на высокой койке лежал старик с восковым лицом. Это был Алексей Николаевич Ухов. За столом сидел молоденький сельский фельдшер с бородкой разночинца и старательно писал заключение. Три боевых товарища маялись у порога.

– Что у него, доктор?
– спросил Беляев.

– Какая разница?
– отмахнулся Дымкин.

– Видно, острая сердечная недостаточность, - с солидностью отвечал фельдшер.

– Возраст, стрессы, экология... Вскрытие покажет.

– Экология, - повторил Минин с ненавистью.
– Какая там к черту экология!

– А чего вскрывать?
– спросил Беляев.
– Он не консерва.

– Как зачем?
– удивился фельдшер.
– Положено.

– Вы свободны, молодой человек, - решительно проговорил Минин.
– Мы тут уж сами.

– Как сами? Милицию еще надо вызвать!
– возмутился фельдшер.
– Вам это что, игрушки?..

– Нет, далеко не игрушки, - сказал Минин, темнея лицом.

В сумрачном огромном кабинете, похожем на зал приемов, за дубовым столом сидели два генерала. Слабый свет абажура искажал их лица. Хозяин кабинета с брезгливостью рвал лист бумаги:

– Вот таким вот образом, Мрачев. Ваша докладная о ЧП - это вопль бляди на Тверской. Их давить надо, как врагов народа...

– Кого? Блядей на Тверской?

– Молчать!
– ударил кулаком по столу.
– Приказы не выполнять?! Умолотить "Градом", "Смерчем" эту бронированную банку что, нельзя?

– Нельзя, - сдержанно заметил Генерал.
– Специалисты утверждают, что электромагнитная защита...

– Хватит!
– хищно оскалился военный начальник.
– У нас на их защиту... На каждую е'гайку - свой е'болт, я сказал!

Генерал Мрачев поднялся, поправил китель:

– Разрешите идти?

– Баба!
– рявкнул хозяин кабинета.
– Чтобы духу не было в моей армии.

– В какой армии?

– В моей, я сказал!

Генерал передернул плечом, развернулся и твердым шагом пошел прочь под осуждающим взглядом бабьеобразного сановника на портрете.

Надрывно голосили деревенские старушки-плакальщицы. Кто-то из молодух заметил:

– Вот так у нас, бабоньки, завсегда: праздники в похороны, поминки в праздники...

Прожектор Т-34 бил в бесконечное пространство планеты, и ночь казалась еще темнее. И звезды были ярче. А в плотном кругу света покоился холм свежей земли. Самодельный деревянный крест будто сиял в свете прожектора. Было красиво и торжественно на скромном маленьком деревенском кладбище.

Трое прощались со своим другом и товарищем; четвертый, сидя на корточках и поправляя могильный холм, говорил:

– Ничего, дед Леха, дойдем, доползем, догрызем...

– Все, Алексей, достали стервецы до самого до сердца, - проговорил Минин.

– Идем, Алеша, ты нас жди, - сказал Дымкин.

– До встречи, Леша, - сказал Беляев.

"Поживите еще, братцы, - сказал им Ухов, - и за меня тоже. И чтобы до победного..."

На душе было пасмурно, как и за окном. Осень - пора перемен: небо обложило, и закрапал дождь. Убежать бы в теплые края. Да от себя не убежишь. И от своей родины, если говорить красиво и патриотично. Жаль, что у меня не работает телевизор, последняя отдушина печальной, с трудом регенерируемой души. Хотя что-то случилось! Коль звонит по телефону бывший школьный приятель, нынешний небожитель, с которым давным-давно пути-дороги разошлись, и плача сообщает, что нуждается в помощи, то это значит...