Провокатор

– Мозги я тебе точно выбил! Не знаю уж каким снарядом! И снарядом ли? Если ты не понимаешь, что я тебя, сучьего маклера, кормлю!.. Сейчас твою кунсткамеру разнесу к чер-р-рту!.. Ты меня знаешь!.. Или деньги через минуту, или...
– И грубо цапнул за узкое горлышко темно-медный галльский сосуд, формами похожий, между прочим, на вышеупомянутый фугасный снаряд.

Меня Классцман прекрасно знал и поэтому, мрачнея лицом, нажал потайную кнопку, зазвенели легкомысленные колокольчики, музейный триптих раскрылся, как дверцы; за ним обнаружился массивный бронированный сейф, вмурованный в стену. Разнообразно гримасничая, его хозяин, бряцая ключами, открыл дверцу:

– Так себя в приличном обществе никто не ведет.

– В приличном обществе никто не хранит баллончики с нервно-паралитическими духами вместе с парфюмерией, - парировал я. Благодари мой организм, что такой выносливый оказался.

– Я рад за него!
– И с мукой на патетично оскорбленной харе плюхнул на столик две пачки в банковском переплете.
– Одна шестая часть от всей суммы. Больше нет, клянусь. Завтра остальное.

– Ох и жох ты, Классаль! Будто свои отдаешь. Не стыдно?

– Плоха та птица, которая свое гнездо марает, - последовала актуальная аллегория.
– Не понимаю, зачем тебе нужны деньги в два часа ночи?

– Вне стен этой крепости, правильный мой, из тебя копейки...
– махнул я рукой.
– Во-вторых, утром я иду к дочери. Я ей обещал букварь. Потом я обойду всех сирых, нищих и убогих в этой горячо любимой, но ебаной стране! И наконец, я хочу купить ракетную установку с тридцатью двумя осколочно-фугасными снарядами "земля-земля".

У мирного Классольцона отпала челюсть; клацнув ею, он выдавил из себя:

– Зачем?.. Зачем тебе "земля-земля"?

– Отвечу, - сказал я, пряча денежные пачки в карманы прокатного фрака.
– Чтобы размолоть в прах, в тлен!.. Всю нечисть: коммунистов, фашистов, социал-демократов, либералов, марксистов, националистов, национал-социалистов, популистов, анархистов, ревизионистов, шовинистов, расистов, франкистов, наших, ваших, ихних, монархистов, троцкистов, либерал-демократов, большевиков, необюрократов, похуистов, анархо-синдикалистов, сионистов, милитаристов, маоистов, нацистов, путчистов, ну и так далее. Позволь мне не продолжать этот список неудачников.

– П-п-позволяю, - пролепетал мой оторопевший навсегда товарищ.

– Впрочем, пусть они все живут, - проговорил задумчиво.
– Все равно они временщики. А вот мертвые скоро проснутся. Им нужны будут лампочки. Я обменяю ракетную установку на миллионы лампочек. (Не путать с лампочками Ильича!) И отдам эти лампочки им, мертвым. Чтобы с надеждой они влезли на столбы и ввинтили все-все-все лампочки. И тогда большие куски нашей славы будут парить и витать во всепрощающем ярком свете. Но для этого нам, живым, надо научиться не предавать хотя бы самих себя, о родине я уж умолчу.
– Тут я обратил внимание на своего товарища. С ним что-то случилось. Он улыбался беспричинной улыбкой. Может быть, по причине снова отвисшей челюсти?
– В чем дело, Классштейн?
– спросил я его.
– Тебе плохо? Или хорошо? Или ты не понял моей мечты? Что?

– Ыыы, - промычал мой дорогой друг, и по его выразительно-перекошенной улыбке, по бегающим зрачкам, по испарине на плешивом лбу я догадался, что он считает меня однозначно сумасшедшим.

Что, наверное, было совсем недалеко от истины...

Конечно же, он не прав, мой напуганный друг. Какой из меня член богоугодного заведения? Я вполне отдаю отчет своим фантазиям. Они скромны, мои полеты во сне и наяву. Я не хочу, чтобы моим клинико-шизофреническим завихрениям придавали всемирно-историческое значение. Как учениям любителей абсурда и парадоксов. Только в больных мозгах могла материализоваться мысль о том, что все люди равны. Да, они равны перед Богом. Но не равны по своим природным способностям. (Опустим проблему классов.) То есть каждый человек, рожденный Божественным провидением, заполняет именно ту клеточку в Миропорядке, которая только ему и предопределена. Всяческие экстремисты, взбаламутив доверчивые умы мечтами о равенстве и братстве, нарушили естественный ход истории. Кто был ничем, тот станет всем. Простая, удобная идея для многомиллионных односемядольных идиотов, способных в мгновение ввергнуть миротворческое начало в кровавую бойню, в клоакальный хаос, в ничто.

Страшен вчерашний раб, он всех хочет сделать рабами. От наших героических дедов и прадедов нам достались дутые мифы, страхи перед государственным молохом и генетическое вырождение. Мы - нация пассивных вырожденцев, у которых навсегда отбито даже чувство самосохранения. Никто не хочет заниматься грязной работой: воспитывать в себе себя. Проще быть как все. Как сказал рабочий Иванов в кепке:

– Массовидность тег'г'ог'а - это есть наилучший выход в нашем нынешнем аг'хисложном положении.

И он прав, гражданин в кепке: самая неблагодарная, самая тяжелая, отчаянная работа - это работа с человеческим материалом, впрочем, горючим и податливым.

– Чем большее число пг'едставителей г'еакционного духовенства и г'еакционной буг'жуазии удастся г'асстг'елять, тем лучше.

Но ошибся г. в кепке: как ни старался успокоить долготерпеливую душу великой нации, ан нет - не получилось. Почему? Потому что есть мы. Мы? Это те, кто тоже не гнушается грязной, неблагодарной, отчаянной работы с людьми и своими героями. Увы, звучит высокопарно, блядь, но это так.

На командном пункте штаба Н-ского военного округа атмосфера была предгрозовая. Генерал Мрачев мрачнее тучи слушал донесение по телефону, потом бросил трубку, прошелся вдоль стола, за которым сидели генералы различных родов войск; те молча следили за передвижениями вышестоящего чина. Наконец Мрачев процедил сквозь зубы:

– Поздравляю. Вертолет подбит, понимаешь...

– Он что? Уже и летает?
– искренне изумился Артиллерист.

– Кто?
– не понял Мрачев.

– Ну, этот... 34... ТЫ.

Генералы фыркнули, Мрачев выразительно посмотрел на пунцовую лысину "пушкаря":

– Да, и летает, и плавает, и в огне не горит, а мы ползаем, как... И не нашел слов, чтобы выразить отношение к "труду и обороне" подчиненных войск.
– Потеряли, мать его так! А до Москвы полсуток ходу.

– А если он не на столицу?
– предположил Связист.

– Понял, - сдержанно ответил Генерал.
– Во Владивосток, но все равно через белокаменную. Что будем делать?

Поднялся с места интеллигентный генерал Ракетных войск, поправил очки:

– Разрешите... Как известно, Москва дала добро на применение всех средств поражения.

– Да, - признался Мрачев.
– Дала добро.

– Предлагаю обнаружить Объект и обработать "Градом".

– А лучше сразу атомной бомбой, - устало проговорил генерал ВДВ.

– Приказ есть приказ, - сказал Ракетчик.
– Его надо выполнять.

Генерал Мрачев шумно вздохнул и спросил:

– Сынок, дед твой живой?

– Нет, умер... лет пять как, - удивился Ракетчик.
– А какое это имеет отношение?