Прозрачная тьма: Собрание стихотворений

ЧЕТКИ

1

Что в мире черством и суровом Согласья дружеского краше? Не обрывай жестоким словом Жемчужных четок дружбы нашей. Мы с тихой нежностью низали Их зерна – радости мгновенья, На нитке нет узлов печали, Разлада или раздраженья. Не обрывай. Будь осторожна. Низать – один лишь раз дается. Связать разорванное можно, Но узел – узел остается.

2

Часы, что я провел с тобой, Мой друг задумчивый и кроткий, Перебираю я, как четки, С молитвой нежной и простой. На каждый чае – одно зерно, Слезой омытое разлуки, – И сколько радости и муки В одном зерне заключено! Пусть счастье было кратким сном, – Его я вновь переживаю И зернам счет веду, хоть знаю, Что четки кончатся крестом.

ПЕСЧИНКА

Как сыплются песчинки дней В клепсидре жизни струйкой серой! Как мало их осталось в ней, И столько в каждой ясной веры, Что нет движению конца, Что в должный миг всегда готова Рука премудрого Творца Перевернуть клепсидру снова. И, краткий вниз свершив полет, Песчинка средь других ложится И ждет, когда придет черед В движенье новое включиться, Чтоб в этом новом череду Опять катиться – без заботы О том, в каком она ряду, Среди кого, какой по счету.

«Когда смотрю на капли дождевые…»

Когда смотрю на капли дождевые, Я знаю – тайны жизненные им Известнее, чем мудрецам земным, И слушаю я речи их живые. Они твердят: «Послушай! Мы, как ты, Проходим испытанья, превращенья,- Зачем ведешь ты времени счисленье, Раз с ним в одно и ты, и мы слиты? Всё той же быстрой неустанной птицей Летят над миром миллиарды лет, – Ни прошлому, ни будущему нет Ни меры, ни отличья, ни границы. Всегда вперед, свершая вечный путь, В кругу замкнутом время-жизнь стремится, И неоткуда будущему влиться, И некуда прошедшему свернуть».

НА КЛАДБИЩЕ

Встречает у кладбищенских ворот Старушка-грусть и по могилам водит, И каждый раз всё новые находит. Быть может, недалек и мой черед. На кладбище от кипарисов тень, Как серая медлительная лава, Стекает к центру, подвигаясь справа И полукруг обходит каждый день. В тени все краски смутны и легки, Но солнца кисть, просунувшись сквозь ветки, Вдруг на картине делает отметки – Расплавленного золота мазки, И вспыхивает ангела крыло, Иль скромный крест, иль скорбная фигура, И уж не так всё безнадежно хмуро, И на минуту на душе светло. Но на минуту лишь. Потом опять Потушит тень сияющие блики, И меркнут ангелов печальных лики, И грусть такая, что не передать.

ПАМЯТНИК [22]

Виденье светлое забытой были, Которой отклика сегодня нет! Ей было только восемнадцать лет, Когда ее здесь в склепе схоронили, И много бурных страшных лет теперь Прошло с тех пор, как нет ее на свете… Но кто же здесь сидит на парапете? Кто отворил в холодном склепе дверь? Она! Она! Волос спустились пряди На грудь ее, задумалась она, Грустит слегка, но грусть ее ясна, – Сны юности сменяются во взгляде. Чисты, нежны прекрасные черты, В них горести, страданья – нет ни тени! Легли красиво руки на колени, Сплелись красиво тонкие персты. Здесь смерть не кажется обычной драмой, – В ней ласка есть и теплый мягкий свет, И светел милой девушки портрет, Живящий белый выщербленный мрамор. Ей – восемнадцать лет, и вдруг – конец! Ее душа из мира отлетела, Но юную живую прелесть тела Сберег нам Антокольского резец.

22

Памятник работы Антокольского на русском кладбище в Риме, на могиле княжны М. Оболенской.
– Примеч. автора.

«ГИПЕРБОРЕЙ»

Ахматова, Иванов, Мандельштам, – Забытая тетрадь «Гиперборея» – Приют прохожим молодым стихам – Счастливых лет счастливая затея. Сегодня я извлек ее со дна Запущенного старого архива. Иль сорок лет – еще не старина? И уцелеть средь них – совсем не диво? «Октябрь. Тетрадь восьмая. Девятьсот Тринадцатого года…» Год заката, Последний светлый беззаботный год. Потом – не жизнь, – расправа и расплата. Тетрадь – свидетель золотой поры, Страницы, ускользнувшие от Леты. Раскрыл, читаю, а глаза мокры, – Как молоды стихи, как молоды поэты! И как я стар! Как зря прошли года! Как впереди темно, и как пустынно сзади! Как жутко знать, что от меня следа Никто не встретит ни в какой тетради.

1954-й ГОД

Тяжелый странный год: в нем не было весны, И лето в нем на лето не похоже,- Где дождь, где снег идет, и небеса темны, И холодно, и каждый день – всё то же. Тяжелый странный год. Быть может, он беду Пророчит – голод, мор, конца начало? Но розы в третий раз цветут в моем саду, Чего в другие года не бывало. Цветут не как всегда – спешат раскрыть бутон И сразу начинают осыпаться. Как будто знает куст, что сгинуть обречен, И пред концом спешит покрасоваться.

УТРО В ЛЕСУ

Тень всё прозрачнее в лесу, И уж золотятся вершины, И лижет с веточек росу Дневных лучей язык змеиный. Уже проснулись муравьи И, глазки лапкой протирая, Из дырок на шоссе своих Повысыпали черной стаей. Дорога – в бисере росы, – Ну как же не остановиться, Не освежить водой усы, Перед работой не напиться? Потом – все врозь – уже бегом – Разведывать, искать добычи!.. Зашевелилось всё кругом, И нарастает гомон птичий. И ветер – парень разбитной, Охотник до игры спортивной – Тропинкой побежал лесной, Насвистывая марш наивный, И дятла слышен мерный стук, И солнце, яркой белкой рыжей Легко скача с сука на сук, К земле спускается всё ниже.

«Непришедшее письмо…»

Непришедшее письмо… Пуст с утра почтовый ящик, Но глядишь в него всё чаще. Видишь марку и клеймо, – Отопрешь, – лежит реклама! На душе – и злость, и грусть, – Позабыли? – ну и пусть! Ну, не пишут! В чем же драма? – С глаз долой – из сердца вон! – Вдруг пословицу вспомянешь. Но – в окно не раз заглянешь, – Не идет ли почтальон?

«Прошла и взглянула случайно…»

Прошла и взглянула случайно В душевную скучную прозу И странную грустную тайну Оставила в ней, как занозу. Прошла. Навсегда. Безвозратно. А тайна и ложна, быть может, Но боль от занозы приятно И чувства и мысли тревожит.

ХРОНИКА

Я вел по уличке старинной, Каких немало Рим сберег, Где из подвалов запах винный Зовет прохожих в кабачок. Подросток смуглый и кудрявый Проехал на стальном коне, Видавшем виды, и лукаво Мигнул и улыбнулся мне. Шутя он вез свой груз тяжелый – Бидон железный с молоком – И напевал мотив веселый, И быстро скрылся за углом. И вдруг мотив там оборвался, – Его сменили лязг и крик, И из-за дома показался Громадный грязный грузовик. Шофер сидел белее мела, Дрожала на руле рука… В канаве пыльной розовела От крови струйка молока.