Прямо сейчас

– Ничего подобного, – со своей стороны не обидевшись, спокойно ответила она. – Понимаешь, какой-то особый смысл, по-моему, в романах и не нужен. В конце концов, роман – не сценарий. Сценарий – это сырье, заготовка для съемок, из него только потом, возможно, получится интересная вещь под названием фильм. А может, и не получится, если режиссер дебил или если актеры накосячат. А роман – это самоценное, готовое произведение искусства. А произведение искусства не обязательно должно быть умным, главное – чтобы оно вызывало чувства. Чувства у тебя в твоих историях есть. А насчет мыслей, идей, смысла… Мысли у тебя там если и есть, то все чужие. Ты просто берешь чужие идеи, как краски, и рисуешь ими. Поэтому и получается, что своего смысла, каких-то собственных мыслей в твоих романах нет, но романы у тебя небессмысленны, а очень даже наоборот. Они дают читателю возможность прочувствовать ситуацию, в которой он живет. Ты формулируешь за читателя его чувства, мироощущение. И это не менее важно, чем формулировать мысли. Вот что я думаю про твои романы, они написаны, как стихи. Как стихи с перебивкой на сюжет. И твой последний роман в том числе. Конечно, можно было бы посокращать заунывные перебивки, но, не знаю, трудно предсказать, останется ли тогда в романах их очарование.

Было видно, что это не великодушие, что она не старается подсластить горькую пилюлю и исправить впечатление от своей критики – она действительно так думает.

И ее слова не просто успокоили поддетое самолюбие писателя, а гораздо более того, позволили ему вдруг ощутить невероятную легкость и редкое для него умиротворение и душевное равновесие. Вот же оно – то, что он и сам всегда вроде бы понимал, когда размышлял о нападках критиков, но отчего-то не мог ясно выразить для себя. Вот он – простой, четкий, а главное нелживый ответ высоколобому профессору словесности Невзираеву. Да и всем другим критикам, не таким начитанным и изощренным, как Невзираев, но в конечном счете таким же бестолковым. Писатель не обязан вкладывать в свои произведения идеи и мысли. Он должен только записывать свои откровения. Думать не надо, надо просто писать. Гора свалилась с плеч Кутыкина. Никому писатель ничего не должен доказывать. Пишет человек красиво – вот и скажите ему спасибо. А кому что-то не нравится – идите в задницу!

Теперь уж настала очередь Кутыкина восхищенно смотреть на Ольгу.

– Оль, давай выпьем? – сказал он и махнул рукой официанту.

Ольга с сомнением покосилась на писателя и ответила:

– Ну, не знаю. Может, ограничимся кофе?

– Нет, мы сейчас обязательно выпьем, – писатель был воодушевлен, но, заметив растерянность Ольги, чуть задумался и добавил:

– Ну, не так сильно, как в клубе, а по рюмашке.

– Ладно, по рюмашке можно, я не за рулем. А ты?

– А я вообще тут напротив живу, – с плохо скрываемой гордостью сообщил он.

– Правда? Везет же некоторым!

– Я недавно эту квартиру… э-э… в общем, вчера только въехал. Живу здесь один. Можем, если хочешь, потом ко мне зайти, посмотришь, как там всё.

– Спасибо. Не знаю даже…

– Ну, посмотрим. Давай выпьем пока, – сказал Кутыкин и обратился к подошедшему официанту: – Будьте добры, бутылку водки, самой лучшей, и какой-нибудь легкой закуски.

– Это называется «по рюмашке»? – с усмешкой сказала Ольга.

– Ну да, – убежденно ответил беллетрист. – Мы только по рюмке оприходуем, а остальное с собой возьмем, у меня выпить нечего в холодильнике, а мы ведь должны новоселье отметить.

Он посмотрел на нее «мужским» взглядом. Ольга еще раз усмехнулась, на сей раз смущенно. Она не ожидала подобного напора.

– Слушай, я… Спасибо тебе за приглашение. Серьезно. Но это как-то очень неожиданно…

Ольга думала в этот момент о своих ногах – хотела же побрить их перед выходом из дома, но неохота было возиться. «Черт, кто же знал, что Кутыкин на меня поведется? – лихорадочно соображала она. – Надеяться, конечно, можно было… Но кто бы мог подумать, что он сразу в гости позовет? Вечно у меня в нужный момент то понос, то золотуха. Вот Ксюха в такой ситуации точно была бы во всеоружии. Придется отказаться», – с облегчением, впрочем, решила она. Ольга не жаловала внезапный секс с малознакомыми мужчинами. Несмотря на то, что ни за что не созналась бы в этом перед той же Ксенией. И несмотря на то, что иногда в мечтах видела себя соблазнительницей, готовой без раздумий окунуться в водоворот страсти.

Официант принес водку.

– Знаешь, я хочу выпить за тебя, – несколько высокопарно обратился к Ольге Виталий, подняв рюмку, которую едва успел наполнить официант. – За то, чтобы тебе во всем везло.

– Спасибо, везение никому не помешает. Поэтому – также и за тебя, за твою удачу.

Они церемонно чокнулись и выпили.

– Я тебе честно скажу, Оль, ты мне сразу понравилась, – заявил через пару минут Кутыкин. – Ты очень правильно мыслишь. Это большая редкость. Хотя когда ты сначала стала поливать мои романы – ну, что они без смысла и все такое, – то я как-то напрягся. Но потом… ты права, на самом деле я не признаю так называемых новых идей. У меня их и не может быть в романах. Понимаешь, я считаю, что по-настоящему новых идей в мире уже в принципе быть не может. В гуманитарной сфере, по крайней мере. Все уже придумано до нас. Аристотель, Христос, Гораций – даже древних авторов перечислять не имеет смысла, столько их было. Вот такая у меня точка зрения на творчество. И я думаю, это честная точка зрения. И читатели ценят мою честную точку зрения.

– Конечно, – согласилась Ольга. – Это важно. И еще ты не состоишь во всяких дурацких писательских кругах, без конца не учишь людей жить, в смысле никогда не даешь интервью. Это тоже позиция. Я уж не говорю про работу на власть. Ты и эти кремлевские разводилы – вещи несовместные.

Тут Кутыкин налил себе еще полную рюмку водки и хотел сразу выпить, но спохватился, что забыл про рюмку Ольги, налил и ей и, нервно хихикнув, сказал:

– За тебя!

И, коснувшись своей рюмкой ее, стоящей на столе, рюмки, выпил до дна.

Ольга отпила чуть-чуть.

– Я вот не такая, – продолжила она свои рассуждения. – Я недавно работала в команде над сценарием для одного сериала про КГБ. Режиссер говорил, что это был заказ из Кремля. Всем понятно, что собой представляла эта контора – КГБ, как и НКВД, и ЧК, но они не только политические чистки проводили. Они и с бандитизмом боролись. И вот идея сериала была в том, чтобы напомнить зрителям о том, что гэбисты боролись с безусловным, общечеловеческим злом, которое не было связано с политикой. Это, конечно, полуправда. Но это и не ложь. Сценарий был основан на реальных уголовных делах. Ну, и мы профессионально всё сделали. Нам хорошо заплатили. Я думаю, что нечего строить из себя недотрогу и делать вид, что я святая. Мир такой, какой он есть. Тем более что я ведь не пишу вечное, как ты, я всего лишь леплю мыльные оперы, которые назавтра уже мало кто помнит. У каждого своя планида.

«Она умница, – в который раз подумал про Ольгу Кутыкин, имея в виду не только ее нечасто встречающийся словарный запас. – Мне нельзя светиться с моим кремлевским заказом перед публикой. Надо сказать этому умнику из администрации президента, Байбакову, чтобы в титрах фильма фигурировал мой псевдоним. Хотя какой тогда мне пиар с этого, если никто не будет знать про мое авторство. А хрен с ним с пиаром, квартиру получу, таких гонораров мне еще никто не платил. Если, конечно, у меня вообще получится смастерить этот долбанный сценарий…» Беллетрист стал покусывать губы, он нахмурился, мешки под глазами проявились больше обычного. И еще неожиданно в памяти всплыл бюст Маяковского, виденный им во время прогулки по окрестностям. Каменная мурена смотрела серьезно. Бескомпромиссно. От этого Кутыкин занервничал даже в большей степени, чем от мысли, что не сумеет справиться с заказом. Он подлил водки Ольге и наполнил свою рюмку.

– Может, нам на всякий случай сейчас уже обменяться мобильниками, – сказала Ольга, видя с какой решительностью наливает Виталий. – Ато опять забудем.

Кутыкин и действительно запамятовал, по какому, собственно, поводу они встретились и давно уже сунул мобильник Ольги обратно в карман своего пиджака.

– Это разумно, – сказал он. – Ты чертовски разумно рассуждаешь. Хотя я вроде уже говорил тебе об этом.

Кутыкин улыбнулся. Он был рад, что Ольга отвлекла его от неприятных мыслей.

Беллетрист выставил вперед ладонь с лежащим на ней мобильным телефоном Ольги. В свою очередь Ольга достала из сумочки мобильник Кутыкина и уже собиралась отдать его, но в тот момент, когда она протягивала руку над столиком, телефон беллетриста заиграл мелодию, которая тут же прервалась.

– Ой, – прошептала Ольга, прикрыв трубку другой рукой, – нечаянно нажался ответ. Кто-то тебе звонит.

И, забрав с ладони Виталия свой аппарат, она вложила ему в руку его мобильный телефон.

Тем временем в кафе, из колонок, привешенных в углах под потолком, зазвучала очередная песня. Это была старая и, как водится, добрая вещь от Matt Bianco «Whose side are you on?».