Птица

Я пнула ногой дверь. Как ни странно это помогло: скорая чихнула и остановилась. Водилу пинком за дверь, сама за руль и повернула ключ зажигания. Буханка, будто древняя черепаха проснулась, дохнула в салон черным дымом прогорклой солярки, взбрыкнула и покатилась вперед. Я осторожно тронула педаль газа, гадая сколько можно выжать из этого 'танка'.

Хм...

– Молись, - вынесла я вердикт.

– Да я атеист, как бы, - пожал плечами устроившийся на моем месте водила.

– Дефибриллятору молись, - мрачно кивнула и дернула ручку переключения скоростей на пониженную передачу...

Следующие тридцать минут я слушала... нет, это была не молитва, но парочку новых деталей в двигателе автомобиля я от мужика узнала, пока прыгала по ухабистой обочине со скоростью сто километров в час.

Буханка так не может?

Гы...

Скорее не хочет, но я и не такие драндулеты ездить заставляла. Вообще, это авто - незабвенное достояние советских времен, на мой взгляд принадлежало к разряду неубиваемых. Да, скорая грозила на ходу развалиться: ее подвеска громыхала, как танцовщица турецкого белле-денс в костюме, водительская дверь трижды открывалась, педаль тормоза то каменела, то проваливалась в пол, сиденье играло острыми пружинами фугу ре минор на моей пятой точке.

А где-то в кузове...

Впрочем, об этом я честно старалась не думать.

Перед самой Москвой мы основательно встряли. Я еле-еле, теряя остатки терпения, протолкалась в левый ряд и встала на разворот.

– Нет...
– протянул мужик.
– Ты же не собираешься... О, Господи!
– он обеими руками вцепился в сиденье.

– Ты же атеист?
– съязвила я, выруливая на встречную полосу. Буханка огласила сиплым воем округу...

– Знаешь что?!

– Что?
– теперь за дорогой следовало внимательнее.

– С тобой сам дьявол святой воды хлебнет, потом перекрестится и добровольно на крест полезет грехи искупать!
– проблеял мужик и закрыл глаза...

Лазарова мы довезли.

Когда его перегружали на каталку в приемном отделении он даже выглядел лучше. Сказал, что эта поездка в него желание жить буквально вбила дефибриллятором по голове. Я улыбнулась - Максим в своем репертуаре. Пусть шутит, лишь бы была у него такая возможность, иначе... иначе... Легко жить, зная, что он где-то там, а если его нет?

Я сглотнула.

Этот вариант как-то не вписывался в рамки моей реальности.

Двадцатый полет

Седов примчался по первому звонку. Причем совершенно добровольно и с подскоком. Не смог он проигнорировать звонок от девушки, на которой собрался жениться, по поводу лучшего друга, который собрался умирать. Мужчина понимал - ситуация полный бред, но куда от него деваться? Этот стресс таблетками не запить!

Юрий ворвался в приемный покой госпиталя на окраине Москвы, выпотрошил медсестру на предмет нужной информации, поднялся на четвертый этаж в реанимацию, выхватил из рук другой медсестры протянутый халат, облачился в него и пошел по коридору вдоль стеклянных боксов, всматриваясь в лица пациентов. Почему-то мужчина ужасно боялся не узнать Лазарова.

Когда-то Седову сказали, что болезнь сильно меняет человека. Сказали перед тем, как он в последний раз увидел бабушку на скрипучей больничной койке. Увидел и удивился, ибо желтый пергаментный сверток ничем не напоминал пряничную старушку в цветастых платьях с всегда накрахмаленными белоснежными воротничками.

Как ни пытался мужчина разглядеть среди опутанных проводами и бинтами мумий знакомое лицо - не получилось. И сгорбленную фигурку на скамейке в коридоре не заметил. Обернулся на возглас...

Девушка выглядела жалко. Растрепанные волосы, мятая одежда, зареванные глаза, лицо в пятнах. Эта перемена во внешности поразила Седова. И дело вовсе не в красоте - с Птицы словно слетели золотые перья, по которыми скрывалась обычная серая утка.

Где бычий норов?

Где искрящийся бирюзовым льдом темперамент?

И куда пропал вызов всему и всем в ее глазах?!

– Настя?
– вырвалось из уст Седова.

Мужчина тут же пожалел о сказанном, но уже через секунду обрадовался: щеки девушки окрасились ярким румянцем, а во взгляде появился недобрый огонек.

– Мы сутки не виделись, а ты уже забыл, как я выгляжу?!
– Птица вскочила со стула.

– Н-нет, - отступил Юрий.
– Не забыл.

– Зачем тогда спрашиваешь? Может быть у меня усы выросли? Или борода? Или третий глаз на носу открылся? И четвертый на подбородке? Ты скажи, а то мне в зеркало недосуг смотреться было. Я слегка занята была твоим на голову двинутым дружком, что сперва напился, затем скандал устроил, после в криминал по самые... яйца, - чиркнула ладонью на уровне лба Анастасия, - влез, а после решил пасть смертью храбрых в борьбе с неравным противником!

– И с кем он боролся?
– поинтересовался мужчина.

– Со мной!
– буркнула под нос девушка.

А... ну да... силы точно были превосходящие.

Седов сам бы не отказался побороться с Птицей...

Юрий тряхнул головой, отгоняя непрошенные водно-мыльные фантазии. В пяти шагах за стеклом Лазаров умирает, а он о непристойностях думает! Несправедливо по отношению к Максу.

Или...

В джунглях, даже каменных, действует всего один закон - выживает сильнейший! Аморально? Двадцать первый век на дворе, и миром правит отнюдь не любовь, а деньги, страх и похоть. И что поделать, если именно Седов оказался лучше приспособлен к жизни в данной реальности? Не ложиться же в гроб рядом с другом?

– Что с Максимом?
– спросил мужчина.

– Подозревают инфаркт, - буркнула Настя.
– Вдумайся! В его возрасте - инфаркт!