Птицеед

— Столько слышал об этом месте. Хотел посмотреть.

Я рассмеялся и поставил пустую чашку на блюдце:

— Это самая нелепая, но в то же время самая адекватная причина посетить Ил.

— Знаю, — серьёзно ответил он, сдерживая улыбку. — Твой брат оказал мне услугу.

— И каково твоё впечатление?

— Мне совершенно не понравилось увиденное. Хотя, признаюсь честно, видал я места и похуже.

Не представляю, что может быть хуже Ила. Но уточнять не стал. Люди — очень неоднозначные существа. Кому-то «хуже» комната с клопами, а кому-то подгоревшая каша.

— Тогда ещё один вопрос, если позволишь. Я как-то не задумывался об этом. Как ты убедил его взять тебя с собой?

— Убедил? — Хозяин «Пчёлки» заломил бровь, словно удивляясь услышанному. — Я обаятельнейший человек, мой друг. И когда о чём-то прошу, люди обычно не могут противиться моим просьбам.

— А если без шуток?

Он сбросил с головы капюшон, провёл ладонью по жёстким волосам:

— Твой брат был незаурядным человеком, Раус. Некоторые увлечения у нас оказались общими, и я, в целом, поддерживал его. Иногда помогал, чем мог. Так что он не стал отказывать и выполнил мою блажь.

— Вы дружили?

— Ты так часто видел меня рядом с ним?.. Нет. Мы не были друзьями. Просто людьми, которые несколько раз пересеклись друг с другом из-за взаимного интереса.

— Мой брат интересовался только Илом. И Когтеточкой.

Его жест рукой, небрежный и мимолётный, можно было истолковать как угодно. Например, «мне всё равно» или «чего уж теперь это обсуждать».

— Я предложу тебе более занимательный разговор, Раус. Твой сорняк.

Прекрасный он выбрал повод, чтобы уйти от темы, на которую, как я посмотрю, не очень-то хочет общаться.

Мой «сорняк».

Я умею строить гримасы совершенно разного содержания. Быстро перебрав в памяти вариации, я натянул выражение «вежливая заинтересованность вкупе с сомнением, все ли я правильно понял и вообще, о чём, собственно говоря, идёт речь?»

Он с печалью цокнул языком:

— Риттер, я человек осторожный и даже тактичный. Не лезу в чужие дела, особенно если они мне не вредят. Но уж то, что над моей головой растёт какое-то подобие дуба, я знаю хотя бы потому, что один из его корней уже пролез в мои погреба.

Это была неприятная новость. По той причине, что я стараюсь осматривать стены и как-то контролировать растение, а вот поди же ты, дери вас всех совы и даже снегири! Оно нашло где-то лазейку и проскользнуло мимо моего придирчивого взора. Через этажи. Прямо в подвал.

— Насколько всё серьёзно?

— Идём. — Он плавно встал с бортика, оправив свою старую робу. — Сам увидишь.

О лотке с товаром продавец заботиться не собирался. Вряд ли в округе есть хоть кто-то, кто рискнёт покуситься на его редис и морковь.

Спуск вниз был через кухню, неприметная дверь рядом с кладовкой. По пути мы подхватили каштановые фонари, и соцветия засияли, стоило нам оказаться во мраке.

Из темноты выступили покатые бока дубовых бочек с элем, и мой спутник поднял фонарь повыше, ведя меня в недра здания.

— Старые места, как ты можешь видеть. — Он кивнул на потемневшую кладку. — Некоторые считают, что этот фундамент времен восстания Когтеточки. В районе много таких домов.

— Слышал о том, что под этой частью города, как и в Кварталах Пришлых, есть древние подземелья, где люди прятались от Птиц. В том числе и он.

— Признаюсь, я не очень жалую подземелья, Раус. Как-то раз в молодости едва не заблудился в одном из них. Теперь самое глубокое место, куда я осмеливаюсь спуститься, этот подвал. И то потому, что здесь хранятся мои сокровища.

— Золото и драгоценные камни, надеюсь.

— Лучше. Эль. — Он остановился и посветил фонарём на стену, давая мне насладиться зрелищем.

Корень древа, серый, толщиной с моё запястье, появлялся откуда-то из-под массивной балки на потолке, в дальнем углу, затем, прицепившись к камням, сползал, петляя, по стене и совершенно немыслимым образом нырял в массивную бочку, проломив ей верхнюю крышку.

— Мда, — произнёс я, жалея, что с древом нельзя взять и так просто поговорить, объяснив, что оно поступает довольно дурно.

— Если под «мда» ты подразумеваешь пропажу тридцати шести имперских галлонов[1] лучшего чёрного эля Айурэ, то я склонен с тобой согласиться в оценке масштаба катастрофы. — Голос у него звучал беззлобно, никаких обвинений. Одно сдерживаемое веселье. — Твой сорняк знает толк в напитках, это я признаю со всем к нему уважением.

— Я компенсирую твои потери.

— Не сомневаюсь в этом.

— Тогда в чём беда?

— Не могу придумать, что с ним делать, Раус.

По мне решение очевидно:

— Найду, где пробрался корень, и перерублю его.

Он поднёс фонарь поближе к моему лицу, явно хотел убедиться в серьёзности предложения. Убедился. И по складкам в уголках рта я понял, что собеседник недоволен услышанным.

— Это же не простой куст, Раус. Судя по всему, ты притащил сорняк из Ила. Ни одно дерево в нашем мире не растёт столь странно и не окрашивает пыльцой шмелей, что суетятся вокруг моего мёда. Где гарантия, что оно не затаит обиду?

— Перестань. Это паранойя. Я уже делал ему подрезку.

Он щёлкнул пальцами, указал обратно на корень, произнёс язвительно:

— Сочтёт, что я зажал ему эля, нажаловался, заставил причинить боль. Тебя оно, положим, не тронет. Ты тот, кто его поливает. А я? Разнесёт мне погреб или ещё хуже, развалит весь дом. Эль того не стоит. Даже такой превосходный, как мой.

— Тогда давай оставим всё как есть.

— Лучший вариант в нынешней ситуации. Надеюсь, оно удовлетворится этой бочкой и не полезет к другим. Буду подливать туда живительный напиток время от времени.

— А я платить.

— Разумеется. — В тёплом свете его глаза лукаво блеснули. — У меня ещё никогда не было подобного клиента. Он буквально пьёт, как лошадь, и даже больше, и будет делать мне прекрасную выручку. Я стану гарантированно продавать много эля в следующие годы.

Это не очень-то вязалось с ним — мысли только о заработке. Я так ему и сказал.

— Ты думаешь о людях лучше, чем они есть на самом деле, — последовал ответ. — Впрочем, ты чем-то похож на меня.

— Столь же очарователен и неотразим?