Птицеед

— Наши эксперты говорят то же самое. Все обескуражены. Я надеялся, может, ты как-то прольёшь свет на происходящее.

— Ну… Погибшие — учёные. Работали вместе?

— Да. Было ещё двое. Андили Рево и Аврелий Пноб. Они четверо, как говорят, отмечали назначение Пноба на руководящую должность за несколько дней до гибели. Пноб, кстати, пропал. Как и Рево. Сейчас их ищут.

— Может, ботаники вели какие-то эксперименты?

— Проверяем. Но наши эксперты говорят, что здесь замешано колдовство. Какое — не очень понятно. Кто его создал — тоже.

Он достал трубку, закурил как-то нервно и в то же время растерянно. Я его вполне понимал. Где-то в глубине живота появилось холодное пятнышко. Осознание того, на краю какой пропасти мы все оказались. Маленький камешек уже толкнули, и он покатился вниз, увлекая за собой куда более крупные булыжники.

— Дай мне пару дней. Я подумаю, пороюсь в записях брата.

— Конечно. — Он уже потерял надежду. — Только никому ни слова.

— Ага, — солгал я. Дери меня совы. Я сегодня не только презренный вор, но ещё и наглый лжец. По мне точно плачут клювы всех голодных Птиц.

— И да. Вот ещё что. Про Оделию Лил. Знаю, что для тебя это важно.

Я не стал спрашивать, откуда ему известно о нашей связи. Глупейший вопрос, когда перед тобой представитель Фогельфедера.

— Она пришла в себя. И ничего не помнит. Или говорит, что ничего не помнит. Над ней установлен, скажем так… мягкий надзор. Следует учитывать влияние её семьи. Послезавтра, вечером, в Солнечном павильоне состоятся Гнилостные бои. У её семьи там ложа последние два года.

Я не знал об этом. Гнилостные бои всегда были вне моих интересов. Голова платил мне за помощь, которую я не смог ему оказать.

* * *

[1] Здесь — неофициальное название отрядов правопорядка города. Названы так из-за тёмных длинных мундиров и шапок с чёрными грачиными перьями.

Глава одиннадцатая ЯЗЫК ПУТЕЙ

Есть вещи, на которые надо заставить себя решиться. Надо, потому что… надо. И как бы ты не оттягивал неизбежное, но вариантов не так уж и много. Или отступаешь, или идёшь вперёд, к цели. Третьего не дано.

Умом я всё понимал, но сделать последний шаг, дери меня совы, непросто. Так что пару часов я ходил в мрачном настроении, бурчал и искал к кому бы прицепиться.

Амбруаз, как назло, ещё вчера уехал на несколько дней в гости к двоюродной племяннице, и поспорить с ним о какой-нибудь новомодной научной чуши из новостного листка не представлялось никакой возможности.

Цепляться к Элфи тоже не имело смысла. Моё дурное настроение она всегда воспринимала со спокойствием моря во время штиля. Лишь подняла взгляд от страниц книги, да заметила:

— Тебе нужен кофе.

Я перевёл дух, гася раздражение, проворчав:

— Ты слишком хорошо меня знаешь.

— Довольно странно не знать человека, которого я помню с момента, когда начала осознавать себя. Выпей кофе и всё как следует обдумай. Обычно помогает.

— Решение уже принято. Я просто оттягиваю неизбежное.

— Кофе. — Она вновь уткнулась в книгу. Я увидел, что это очередной трофей с полок Амбруаза. Но на этот раз не легкомысленного содержания, а «Мелодия об андеритах» Айдерманна. Фундаментальный труд, рассказывающий всю историю форпостов Перешейка. О каждом номерном бастионе. О том, как и кто их строил, как они пали или выстояли.

— Ты же его читала.

— Освежаю знания в свете новых деталей, которые я могла пропустить. — Она потерялась среди букв и строчек, показывая, что больше не намерена тратить на меня время, пока я не выпью чудодейственный эликсир.

Альбинос внизу налил мне целую чашку маслянистого напитка, протянул розетку с кусковым мутно-жёлтым сахаром. Я расплатился, сунул один кусок сахара за щёку, подхватил чашку и вышел на улицу, благо погода сегодня шептала и до одуряющей летней жары было ещё недели две.

Владелец «Пчёлки и Пёрышка» расположился на привычном месте, постелив на каменный бортик плащ, и торговал овощами с собственной грядки, разложив небольшой прилавок. Тут же продавался мёд в двух светло-коричневых горшках. По одному из них ползал шмель и, судя по его внешнему виду, недавно это насекомое опыляло древо. Я заметил заинтересованный взгляд, явно оценивающий странного пришельца, впрочем, сосед мой не предпринимал никаких действий. И мне также ничего не сказал, что обычное дело: он редко лез с разговорами, и порой мы чудесно проводили время, за час не перекинувшись друг с другом и словом.

Когда я сел рядом, он подвинул в сторону пучок редиски, чтобы я поставил на прилавок блюдце. И продолжил следить за снующими ниже крыш ласточками.

Птицы вносили весёлый хаос на нашу улицу, говоря всем желающим, что через некоторое время, вполне возможно, начнётся дождь. Я пил кофе, думая, что с этим человеком мы знакомы уже лет десять. Или больше. У них с Рейном были общие дела, однажды они даже вместе ходили в Ил. Я был тогда совсем молод и не особо вникал в их отношения. А потом так совпало, услышал, что он продаёт верхние этажи, и старое знакомство помогло в заключении сделки.

— Как здоровье? — спросил я у него, когда управляющая принесла ему тёмного эля и белая плотная шапка пены, накренившись, поползла вниз по стенке запотевшего бокала.

— Не жалуюсь. — Он прищурился и впервые посмотрел на меня. У него насмешливые и очень пронзительные глаза. Никогда не понимал, как реагировать на его взгляд. — Как твой последний поход в Ил?

— Они все немного похожи друг на друга. Риск, трудности, капля новых открытий, кровь, неприятности, радость от возвращения домой. И усталость. Ты знаешь, каково это.

Он чуть усмехнулся, отхлебнул эля, довольно прижмурился, оценивая вкус. Эль в «Пчёлке и Пёрышке» собственного производства, и жители Совиной Башни его высоко ценят. Я не любитель подобных напитков, считаю их достаточно грубыми, но этот пьётся не хуже хорошего вина. Разве что во вкусе много лесного ореха.

— Я бывал там не так часто, как ты или Рейн.

— Никогда не спрашивал. Зачем ты туда ходил?

Хозяин здания ответил с небрежной скукой человека, пресытившегося жизнью, которого давно ничего не удивляет: