Птицеед

— Твои мысли?

Мыслей не было. Вообще. Увиденная картина лишь заставляла впасть в ступор, почесать в затылке и расписаться в полной своей несостоятельности как эксперта.

Передо мной, в сердце цветущего поля, было выжженное пятно. Цветы здесь легли на землю, почернели, стали хрупкими, словно сотканные из пепла. Тронешь — превратятся в прах, да улетят, подхваченные ветром. С некоторыми так и случилось, прямо на моих глазах.

Ещё здесь пахло кровью. Гнилой и несвежей. За пятном начиналась тёмная полоса. Всё ещё живые солнцесветы, но уже почерневшие. Их было много, и если отвлечься от этой полосы, посмотреть вокруг, то становится видно, что на многих жёлто-оранжевых лепестках выступили чёрные точки.

Я прошёлся вдоль дорожек, чтобы убедиться, что таких цветов здесь сотни. Больше четверти поля.

— Я не знаю. Похоже на какую-то болезнь. На цветах то ли плесень, то ли гниль. В Иле никогда ничего подобного не видел, но истинных солнцесветов я тоже ни разу не встречал. Так что мало ли какие штуки есть в глубине.

— Жаль.

— Возможно, если ты всё же удосужишься поделиться со мной подробностями, я поразмышляю об увиденном на досуге.

— Странный случай.

— Уже заметил. Мне сие не очень помогает понять, — поторопил я его.

Он вздохнул, подвигал тяжёлой челюстью, решился:

— Случилось за шесть дней до того, как мы вернулись из Ила. Меня ознакомили с происшествием, так как я… хм… буду связующим звеном и стану докладывать первому секретарю лорда-командующего.

Перевожу. Ему доверяют во дворце Первых слёз. И случившимся заинтересовался правитель.

— Ага, — бесцветно ответил я, показывая ему, что понял, насколько всё серьёзно.

— Калеви Той. Ботаник. Учёный. Шестьдесят три года. Довольно перспективный малый, как говорят. В университете его уважают, светлый ум, и он занимался солнцесветами сорок лет. Один из ведущих специалистов на кафедре ботаники. Пришёл вот на это самое место. — Голова ткнул в сторону чёрного пятна. — И лопнул.

— И лопнул? — глупо переспросил я. — В буквальном смысле? Это ведь не образное выражение?

— Ещё как не образное. Разлетелся кровавой капелью. Только ботинки, чулки, да огрызки голеней остались. «Бах!» и привет. Кровь упала на цветы и… — Пожатие плечами. — Что всё не так, как обычно, заметили через пару дней после случившегося.

Я стиснул двумя пальцами переносицу с видом человека, порядком охреневшего от того, что Сытый Птах всё это время прятался в моей кладовке и теперь требовал бутылку игристого и погремушку с бубенчиками.

— Прости. Но это очень несерьёзно звучит. Один из ведущих ботаников Айбенцвайга внезапно лопается, словно живот дохлой лошади в Иле, а что «всё не так» вы понимаете только «через пару дней»?!

На мой язвительный тон он лишь челюстями скрипнул:

— Занимались этим случаем, а не цветами. Искали разгадку его гибели. А болезнь заметили агрономы. И она расползается. Не быстро, но цветы гибнут.

— Тогда ещё один логичный вопрос, дери совы всех агрономов Айурэ. Каких ворон они тут всё не выжгли ко всем Светозарным сразу, как заметили проблему?!

— Простое объяснение. Дрянь в этом месте появилась только нынешним утром, и я незамедлительно прилетел к тебе. В других частях её уже уничтожили. Попытались уничтожить. Сейчас и сюда придут, как только мы закончим. Но это, к сожалению, бесполезно.

Я вздохнул, поднялся, выпрямившись во весь рост. Солнце припекало, приходилось щуриться.

— Полагаю, ты позвал меня, чтобы я работал попугаем. Изволь. Моё любимое занятие, если ты не знал. «В других частях»? «Бесполезно»?

Голова отвернулся на мгновение, потому что к нам шла бригада из двух десятков работников с косами, лопатами и ёмкостями с горючим маслом. Это был идеальный момент, чтобы заняться воровством. Я каюсь перед Рут за свои плохие поступки, но у меня просто не было иного выбора. Кто бы, видя мою рожу, позволил мне забрать с поля солнцесвет, да ещё и больной к тому же?

Я сорвал тот, на котором осталась капелька потемневшей крови, приметил его заранее, и сунул себе в рукав, а когда Тим обернулся, сделал вид, что убираю грязь с сапога.

— Отойдём, — пригласил он.

Мы вернулись к канатной дороге, зашли в беседку.

— Ещё один лопнул, кроме Калеви. Его коллега. Мик Танбаум.

— Жизнь у ботаников не сахар. Чуть что не так, и пдыщ, — мрачно сказал я, изобразив руками взрыв.

Тим равнодушно моргнул, его таким цинизмом не пронять:

— И там заражение выявили сразу. Уничтожили целое поле, но не помогло. Гниль появляется локально, в разных точках Каскадов. Иногда за четверть лиги от гибели людей. Один цветок заболевает, и болезнь начинает распространяться.

Я растерял всю свою беспечность. Какой уж тут веселье да шутки? Когда надо, соображаю я быстро. Павлину под хвост не смотри, чтобы оценить перспективы.

— Прогноз?

— Если высоколобые не найдут лечения, то можно молиться Одноликой.

— Сколько времени есть?

— С нынешней скоростью распространения все поля будут захвачены болезнью за два месяца. А последние солнцесветы погибнут ещё через месяц. Оцениваешь перспективы?

Я оценивал. Для нас, живущих здесь последние пять веков без гнёта Птиц, перспективы мрачные. Мы потеряем магию. Мгновенно. Без цветов руны — ничто. Об этом рано или поздно прознают Светозарные. Ил крепко держит их, слишком долго они в нём живут, и они потеряют много сил после перехода сюда, но если им не будут противостоять колдуны, то есть все шансы встретить на улице Златовласку или Последнюю из.

Но это «мелочи».

Когда-то Когтеточка и его сторонники победили Птиц. Небеса, созданные ими, дотянулись до Гнезда и нанесли этим существам такой урон, что те решили забыть дорогу в нашу часть мира.

Пусть Небеса, как говорят, утрачены в момент, когда безумие обладания рунами охватило Светозарных, но у многих была надежда, что они всё ещё существуют. И сказки об утрате — это лишь ложь правительства, чтобы устроить сюрприз Птицам, если те вернутся. Но теперь… когда не станет солнцесветов, а Хранилища резерва опустеют, от артефакта не будет никакого толку.

А я очень. Очень. Просто очень не хочу возвращения Птиц. Возможно, у некоторых из них будут ко мне кое-какие претензии. Я слишком часто бродил по Илу и смог досадить этому племени.

— Если гниль просочится в новостной листок, стоит ждать паники, — сделал я вывод.

— Не просочится. Писаки знают, что их засунут в клетки на корм чайкам. Но слухи всё равно пойдут по городу и начнутся… волнения.

— Да к совам волнения. С этим справятся или грачи, или гвардия. А вот кто вырастит новые солнцесветы? Я понимаю, что есть и семена, и корневища. Они растут не только здесь, но и во дворце и в ботаническом саду университета. Однако где гарантия, что там они тоже не заболеют, а семена не будут уничтожены?

— Их охраняют.

— Тебе не приходило в голову, что любой охранник может внезапно также лопнуть, точно переполненный бурдюк с кровью?

Он подумал и насупился ещё сильнее:

— Ты как ворон. Приносишь на перьях мрачные мысли.

— Я как голубь. Гажу правдой куда ни попадя, — парировал я. — Вот тебе ещё одна догадка. Что будет, если здоровые цветы посадить на больное поле? Не заболеют ли и они?

Тим выругался, снял очки, начал протирать платком. Как-то уж излишне сильно надавливая на стёкла, того гляди выпадут: