Птицеед

— Не скажу, пока не пойму, куда мы рухнули. Выйдем наружу.

По улице рассыпало обломки повреждённой нашим падением крыши.

Вода, по счастью, сюда не дошла, отхлынула обратно в Эрвенорд, полагаю, безумными валами превратила спокойную и ленивую реку в этой её части в прожорливое неуёмное чудовище.

Двое запыхавшихся господ, один мокрый насквозь, в фиолетовом пехотном мундире, без треуголки, но зато при ружье с примкнутым штыком, а другой в широкополой шляпе, юный и бледный, пронеслись мимо нас.

— Они, господин! — сказал внезапно остановившийся солдат, поднимая оружие и направляя на меня, угрожая штыком. — По реке бежали. Именем лорда-командующего! Сдавайтесь!

Молодой ничего не сказал, лишь скривился, и из-под его губ потёк лиловый свет.

Не знаю, что он хотел сделать.

Медоус появился за их спинами огромной зловещей марионеткой. Великаном. Страшилищем. Уродом из ночных кошмаров.

Несчастный колдун обмяк, и из его ушей, ноздрей и распахнувшегося рта полезли ярко-зелёные ростки. Они удлинялись, распускались чередой бледно-фиолетовых соцветий, и до моих ноздрей донёсся аромат розмарина.

Атака Оделии, как и прежде, превратила оказавшихся на пути людей в кровавую капель, а вот Светозарный выдержал, лишь наклонил голову вперёд, точно бык, принимая удар. Только одежда по краям затлела. В ответ женщину протащило по мостовой, и дом, в который она врезалась, рухнул на неё, сложив оба этажа.

Я хотел броситься на помощь, но вокруг меня была уже целая поляна цветущего розмарина, и он опутал до колен удивительно жёсткими побегами, словно свитыми из стальной проволоки.

Светозарный очутился в шаге от меня, навис, заставляя чувствовать себя мелкой жалкой букашкой, а затем сел на корточки, чтобы хоть как-то сравниться ростом.

— Как интересно ведут дороги из прошлого, — сказал он глубоким, приятным баритоном. — Выродок собственной персоной. Сильная кровь, раз её не размыло за века. Ну, здравствуй, маленький потомок.

Он протянул мне руку. Я даже не подумал её пожать. Пусть обнимается с павлинами. Тогда, улыбнувшись той же жуткой улыбочкой, он взял мою правую ладонь тремя пальцами, насмешливо сжал. Очень осторожно, аккуратно, мягко, чтобы не сломать мне кости.

— Это ведь ты лишил меня мозготряса? Впечатлён. Наверное, для такого жалкого человека — подобное почти подвиг. Как стучит твоё сердце. Подозревает, что я знаю все твои страхи. А я их действительно знаю.

Чайка, сотканная из розмарина, раскрыв крылья, подпрыгнула, воткнула мне клюв прямо в бок. Глубоко, словно кинжал. Я вскрикнул от неожиданности, но устоял. Проклятое растение держало крепко.

Жемчужные колья упали с неба, пронзили стопы Светозарного, пригвоздив его к земле. От третьего и четвёртого, метящих в голову, он уклонился лёгким движением корпуса.

Оделия выжила. В порванном, грязном платье, с растрепавшимися волосами, она отбросила очередную колбу с опустевшим солнцесветом. Чайка попыталась клюнуть меня ещё раз, но рассыпалась высохшими ветвями.

— Надолго ли хватит твоих усилий, упрямая мышь? — улыбнулся Медоус. — Пославший тебя, чтобы помешать нам, ошибся в своём выборе. Сдайся. И служи мне. Отдай Птицееда во благо моим устремлениям.

— Ты никогда не найдёшь её! — с гневом прошипела Перламутровая колдунья, и квартал смело. Меня укрыло тёплой дланью, прижало к ароматному ковру розмарина, защищая от стихии и боя, в эпицентре которого не мог выжить никто, кроме колдунов его затеявших.

Ушам было больно от «пушечной» канонады. Глазам тоже было больно от яркого света, затопившего всё вокруг. Они слезились, и я понял, что бесполезно пытаться хоть что-то рассмотреть, пока это не кончится. Розмарин и корица сплелись в единую удушающую вонь, от которой перехватывало дыхание.

В боку пекло, рубашка намокла от крови. Полагаю, у меня там дырка такого размера, что можно засунуть большой палец. Проклятущая чайка. Долго я не протяну без помощи и перевязки. Это не царапина, о которой можно забыть на вторые сутки.

Внезапно всё кончилось. И грохот, и свет. Длань, прижимавшая меня к цветущему розмарину, отодвинулась, позволяя выпрямиться, сесть. Часто моргая, я увидел каменную пустошь, в которую превратились ближайшие к реке кварталы района. Она дымилась и была похожа на город, проклятый Одноликой.

Кое-где остались лишь печные трубы, теперь торчащие памятниками несуществующим домам. Уцелевшие здания, которым повезло не попасть в область, где бушевала стихия, казались потрёпанными старцами, потерявшими слишком многое. Из последних сил цепляющимися за жизнь, которая должна вот-вот завершиться.

В центре каменной пустыни росла сияющая золотая спица, тонкая и изящная. Она выпустила несколько лучей и напоминала нелепую росянку. Я чувствовал вибрацию от этой… структуры, имевшей, вне всякого сомнения, колдовское свойство, а ещё силу совершенно чужеродную нашему миру.

Принадлежащую Илу.

На острие спицы, у самой земли, отчаянно билось нечто бесформенное и хаотичное. Вздымались руки, и мне привиделось, что их больше двух. Кто-то пытался избавиться от силы, пронзившей его, пригвоздившей к земле.

Я не мог рассмотреть детали, слишком далеко, там, где земля загибалась, образуя раскалённую воронку. Хотелось убраться отсюда как можно скорее.

Столько людей погибло за несколько минут.

Что-то алое появилось справа, я резко обернулся и вздрогнул, разглядывая похожее на человека существо, протягивающее ко мне руку. Над его головой кружилось четыре ярких солнцесвета.

У него не было лица. Кожа содрана, словно чулок, обнажая мышцы, зубы, фрагмент левой скуловой кости и глазницы. Кровь у создания не текла, лишь выступала мелким бисером, задерживаясь на теле странными, мгновенно застывающими бусинками. Одежда почти отсутствовала, какие-то лохмотья, терявшиеся среди красной плоти. Ребра проломлены, дыра величиной с кулак, и там, в ней, открытое и незащищённое, судорожно содрогалось сердце.

Я узнал Оделию по глазам. Всё по тому же аквамарину, которым я некогда был очарован. И даже не смог ощутить всю ту горечь от её потери, едва обретя.

Не потому, что она была почти мертва. А оттого, что теперь я видел её настоящую суть. В глубине аквамариновой радужки бушевал Ил, который изменил жену брата и сейчас показал мне истинный облик.

Ибо восемь лет в Иле не проходят без следа. Капитан был прав. А я… я предпочёл забыть, потому что мне так этого хотелось.

И ещё я понял, о чём сказал Светозарный. О пославшем её.

— Колыхатель Пучины! — прошептал я. — Ты не сбегала от него. Он отправил тебя в Айурэ!

Её хрупкая, окровавленная, влажно-красная рука с выступающими белёсыми сухожилиями, схватила за запястье, и Оделия легко поставила меня на ноги.