Птицеед

Оделия, в том же платье, что и вчера, отперла дверь и сказала быстро:

— Беги!

Следует заметить, я бы не сделал этого, даже если бы короткий ствол пистолета не прижался к её голове где-то за ухом.

— Без глупостей, риттер.

— А то что? — насмешливо поинтересовался я. — Убьёте её? Она слишком ценна для вас.

Секундное колебание, и теперь тёмный провал ствола смотрел мне прямо в глаз:

— А вы, риттер? Ценны?

— Полагаю. Раз ты со мной разговариваешь. Но не беспокойся. Я не собираюсь оставлять ритессу в беде.

Мрак тихо рассмеялся:

— Тогда добро пожаловать.

И я вошёл, чуть отодвигая Оделию в сторону.

Меня зажали сразу двое, припёрли к стенке. Аккуратно, очень ловко отстегнули шпагу, обыскали и избавили от пистолета, кошелька.

— Будешь дёргаться, колдун сломает тебе предплечья.

— Свяжи его всё равно, — сказал второй.

— Чем, интересно? Иди давай.

В столовой мне указали на стул. Их было трое — все в одежде горожан средней руки, но по выправке и тому, как парень держал пистолет, явно солдаты.

— Кто из вас колдун? — полюбопытствовал я, разглядывая напряжённые лица. И сразу узнав того, кто в Солнечном павильоне поднялся на подъёмнике наверх, оставив своих товарищей искать мозготряса.

Их жутко нервировало, что я спокоен. Что не сопротивлялся. И вообще был просто душкой. Я даже не стал улыбаться, а то моя счастливая физиономия их точно перепугает до колик в кишечнике. И тогда, чего доброго, они сорвутся. А я очень не люблю, когда меня бьют. Есть в этом нечто совершенно невоспитанное.

— Руки на стол, риттер. Умоляю вас. Мне жалко тратить руну и солнцесвет, — приказал колдун.

Я послушно исполнил требование. С меня не убудет, а им не так нервно.

— Полагаю, ты тот, кто убил беднягу Аврелия Пноба.

— Даже не знаю, кто это.

— Ты забрал канцелярские ножницы со свойством отрезать людям головы на расстоянии.

Теперь он вспомнил. И ничего не сказал. Хотя, уверен, ему до павлинов интересно было бы услышать, как я об этом узнал.

Парень с пистолетом проверил мой кошелёк, высыпав содержимое на подоконник, протянул колдуну три руны-пластинки:

— Этой нёс.

Серебряный ухмыльнулся, забрал найденное себе. Оставалось порадоваться, что спрятанные в потайном кармашке манжета кубик и пирамидку они не нашли. Значит, есть надежда. Именно поэтому я столь беспечен и сговорчив. Надо всего лишь придумать, как передать руну Оделии. Её они посадили на кушетку возле окна, в десяти футах от меня. Так просто не дотянешься.

— Ты в порядке? — спросил я у неё.

— Не обижайте нас, риттер, — попросил стрелок. — Мы вежливо себя ведём.

— И долго это продлится?

— Помолчите. И давайте ждать, — сказал усатый бугай, до этого молчавший.

— Ждать чего?

Он шагнул ко мне, зло замахиваясь, но колдун остановил его лёгким движением руки:

— Вы живы, риттер, только потому, что ритесса упряма. И, возможно, если отрезать вам пальцы, она наконец-то ответит на вопросы. Пожалуйста, видите, как я любезен, просто наберитесь терпения и не провоцируйте меня на грубую работу мясника раньше времени.

— Ну что вы. Я тих и покладист.

Следующий час ничего не происходило. Я скучал. Они сперва дёргались, затем, кажется, решив, что я жалкая курица, не собирающаяся сопротивляться, чуть расслабились. Колдун смотрел в окно, следя за каждым идущим по улице, усатый закрывал выход из комнаты, парень с пистолетом сел в углу, так, чтобы, если что, пробить мне голову пулей. Улучив момент, я подмигнул Оделии.

Она держалась спокойно и явно о чём-то размышляла.

Когда мне стало совсем тоскливо, я сказал:

— Комод. Справа от часов. Вон тот. Коричневый. Откройте верхнюю секцию.

— С чего бы нам это делать, риттер? — спросил колдун, отвлекаясь от созерцания улицы.

— Я веду себя как паинька и не доставляю проблем. Все будут счастливы, если так будет продолжаться и дальше. А для этого мне требуется то, что в комоде.

Он, немного подумав, мотнул головой, и усатый отправился в указанном направлении. Там, в специальных выемках, лежали винные бутылки, которые никуда не делись за двенадцать лет, с тех пор как туда их положил Рейн.

— С жёлтой этикеткой. Будьте любезны.

— Серьёзно? — поднял брови колдун.

— Я хочу пить.

По мне, так железный аргумент. Поди попробуй оспорить. Полагаю, мысль его шла по накатанной дорожке. Например, если я накачаюсь вином, то при внезапных выкрутасах со мной будет справиться проще.

— Ладно. Кто я такой, чтобы отказывать риттеру в его желаниях? Но стоит говорить, что будет, если вы начнёте швыряться бутылками?

— Не моим любимым креманом. И ещё стакан. И себе возьмите, если желаете. Оделия? Ты присоединишься?

— Нет, — ответила женщина, уже поняв, что будет дальше.

Усатый вскрыл бутылку, пробка вылетела, пена, шипя, облила его пальцы. Он хлебнул прямо из горлышка, буркнул:

— Хрень кислая. Что вы, благородные, в ней находите?

Стакан мне дали пыльный, но тут уж ничего не попишешь. Общество, в которое я попал не по своей воле, не слишком-то разбирается в правилах подачи напитков. Да и креман был тёплым, так что даже пузырьки его не спасали.

Я не спеша выпил, провёл пальцем по бутылке, оставив на ней след. Всё-таки двенадцать лет прошло, пыли накопилось изрядно.

— Помнишь, как Рейн бросал тебе в рот орешки? — спросил я у Оделии. — Я тогда удивлялся, как ты могла их поймать с такого расстояния.

Они все вытаращились на меня, а колдунья усмехнулась:

— Порой мы обладаем совершенно глупыми и бесполезными талантами.

Я допил игристое, снова наполнил бокал. На донышке бутылки была жирная липкая грязь. Соскрёб её ногтем, скатал шарик, бросил на столешницу. Вышло немного. С половину верхней фаланги моего мизинца.

— Кому вы служите, господа?