Птицеферма
Шрифт:
— Вопрос не по адресу, — отвечает Ник, не нуждаясь в уточнении, что я имею в виду. — Причины держать меня на расстоянии были у тебя, а не у меня.
С силой тру пальцами лоб.
— Я плохо помню, но мне точно казалось, что так будет лучше.
— Показалось, — внезапно огрызается Ник, как-то даже зло, что ли. — Давай потом обсудим наши отношения. Например, на Новом Риме, лежа на мягком диване.
— Давай, — откликаюсь эхом; ежусь.
Новый Рим и тем более диван кажутся мне настолько далекими и нереалистичными, что поверить в их существование и в свое возвращение домой почти невозможно.
Кручу головой по сторонам, вглядываясь во тьму.
— Дэвин, ты здесь? — пробую снова. — Я принесла тебе хлеб!
Кричать шепотом — та еще задача, но громче нельзя. Как и включить фонарь и осветить им окрестности. Хотя, если Дэвин не объявится, наверное, придется. Мужчина серьезно болен и истощен — кто знает, вдруг он лежит, обессиленный, где-то поблизости, а мы его не видим. Нет, уходить, все тщательно не проверив, я решительно не готова. Это стоит риска.
— На корм его, что ли, выманиваешь? — голос Ника раздается над самым ухом так неожиданно, что вздрагиваю.
— Зачем подкрадываешься? — ворчу.
В ответ, вместо того, чтобы отойти, мой спутник, наоборот, берет меня за руку. Видно плохо, но, кажется, он тоже осматривается.
— Тут темно, как в могиле, — поясняет свои действия. — Не хочу пропустить момент, если русалки утянут тебя под землю.
— Русалки, вообще-то, должны жить в воде.
В ответ Ник крепче сжимает мое запястье, ясно давая понять, что отпускать меня от себя не намерен.
— Кой черт знает, что водится на этой планете, — откликается. — Может, они тут сухопутные.
— Ну-ну, — вздыхаю, но больше не спорю; не вырываюсь.
Проходим ещё немного вперед, прямо ко входу в шахту, к тому самому, с дверцей, придавленной к земле тяжелым камнем за неимением настоящего замка.
— Жаль тебя разочаровывать, но, кажется, тут никого нет, — озвучивает Ник мои собственные мысли. — Уходим?
— Я вам уйду! — из ближайших кустов вдруг раздается уже знакомый мне хриплый голос.
Пальцы Ника на моей руке напрягаются.
— Он? — спрашивает.
— Он, — подтверждаю.
— Он, он, — живо поддерживает Дэвин. — Я, в смысле. Да, детка?
Ответить не успеваю, потому как в следующую секунду Ник без предупреждения щелкает кнопкой фонаря, направляя луч света на появившегося из темноты мужчину. Свет тусклый, но в первое мгновение привыкшим к мраку глазам все равно тяжело.
— Уй! — взвизгивает Дэвин, прикрывая свои ладонью. Кисть его руки заметно дрожит. Лоскуты ткани, болтающиеся вчера на разорванном рукаве формы, теперь закостенели и свернулись, словно листья от первых заморозков.
Ник же светит в лицо новому действующему лицу лишь мгновение — практически сразу опускает фонарь, проходясь его лучом по фигуре «гостя», проверяя на наличие при нем оружия. На вид — ничего нет. Максимум, что может быть, — нож, припрятанный в ботинке или… нет, в рукаве точно нет, потому как и рукавов уже толком нет. Вон и на колене дыра, которой вчера не было.
— Нет у меня оружия, — ворчит Дэвин, тоже сразу же распознав намерения Ника. — Безобиден, как щенок, — закашливается, зажимает мученически искривленный рот тыльной стороной запястья. — Тьфу. Ну кончай, туши свет.
Ник его просьбу игнорирует,
обращается ко мне:— Говоришь, вторую неделю бегает? С таким-то кашлем? Его же за километр слышно.
— А я везунчик, — отвечает за меня Дэвин. — Кхе!..
Качаю головой.
— Вчера он и то кашлял меньше, — окидываю тощую фигуру Дэвина критическим взглядом. — И не дрожал.
— Я, может, от радости, — немедленно огрызается тот, напоминая мне Сову, никогда не признающуюся в своей физической слабости.
— Значит, Ник, тот самый? — Дэвин сверкает на моего спутника своими темными запавшими в череп глазами, после чего жадно вгрызается в принесенный мною кусок хлеба.
— Мы разве знакомы?
— Не имел чести, — фыркает Дэвин и тут же закашливается. Тело мужчины сотрясается от макушки до пят, а крошки с недоеденного хлеба летят в разные стороны.
Его состояние меня беспокоит: бледный, с влажным лицом и с лихорадочно блестящими глазами. Еще этот кашель…
Мы спустились в шахту и устроились в одном из ответвлений коридора, недалеко от шахтного столба. Я сижу на крупном плоском камне, Ник — рядом на земле, Дэвин — напротив. Фонарь лежит между нами, направлен в стену, чтобы никого не слепил, но его света в тесном пространстве вполне хватает, чтобы хорошо видеть лица собеседников.
Тут сыро и холодно, но, во всяком случае, можно быть уверенными, что нас никто не подслушает и не заметит в темноте свет — местные спят, а люди из люка у реки, по заверениям Дэвина, уже обшарили шахту вдоль и поперек и в последние дни даже не появляются в этом районе. Что ж, если он ошибся и они объявятся, мы услышим их прежде, чем они нас: поднять скрипучую крышку, открывающую вход в шахтный ствол, тихо — невозможно.
Наконец, мой старый знакомый перестает кашлять, с тоской оглядывает разлетевшиеся по его коленям драгоценные крошки. Однако с видом, полным собственного достоинства, небрежно стряхивает их с брюк на землю. В этот момент дрожь его пальцев не заметить трудно.
— Дэвин, — заговариваю. — Ты болен. Если ты расскажешь нам все, что знаешь о наркоторговцах, я попробую добыть тебе лекарства.
Слабо представляю, как мне это удастся, но сделаю все, что в моих силах. Вряд ли Сова не заметит пропажу, но с последствиями буду разбираться позже.
Дэвин морщится.
— Скверная сделка, детка. Я всего лишь простудился.
Только открываю рот, чтобы возразить, как меня перебивает Ник.
— У него ломка, — произносит уверенно. Вскидываю на него глаза: смотрит на Дэвина в упор; перевожу взгляд на мужчину напротив — не спорит. — На чем сидишь? На «синем тумане»?
— Вот еще, — Дэвин передергивает плечами. — На этой дряни больше года не живут. Ну, три, если повезет, и то к концу этого срока станешь весело моргающим овощем. Я таким не балуюсь.
Значит, все-таки наркоман.
— Тогда — что? — спокойно перечисляет Ник. — Фристил? Лагоза? Или героин — по старинке?
— Фристил, — бурчит Дэвин, отводит взгляд. — Ишь ты, названия выучил.
— Не смертельно, но еще недельку его здорово поломает, — поясняет Ник, ловя мой непонимающий взгляд. — А про кашель — согласен. Ему бы что-то противовоспалительное, пока не выплюнул легкие.