Птицеферма
Шрифт:
Отступаю от него, обнимая себя руками, закрываясь.
— Уходи, — повторяю твердо. В какой? Кажется, в третий раз.
— И все? — глаза Дэвина округляются. — Детка, вот так просто?
— А зачем усложнять? — невольно повторяю слова Ника и прикусываю себе язык. Говорить сейчас чужими фразами неправильно, нечестно. Но как быть, если они, как никакие другие, подходят к ситуации «здесь и сейчас»?
— Детка, — в лице Дэвина что-то меняется; он растерянно
Меня или ту меня, которую он себе выдумал и упорно видит на моем месте?
Качаю головой.
— Я тебя не люблю.
— Да дело-то наживное…
— Дэвин! — окрикиваю, когда он пытается меня обнять. — Все кончено. Я уезжаю учиться.
— Что? — молодой человек неверяще моргает. — Ты? Учиться? Ты же даже школу еле окончила.
— Из-за прогулов, — напоминаю сквозь зубы.
— Нет-нет-нет, — Дэвин не слышит меня, даже не пытается; быстро качает головой, — детка, бросай эту дурь. Мы поженимся, как собирались. Ты нарожаешь мне кучу ребятишек, а я буду работать. Мне тут как раз работенку предложили…
— Ты собирался, — прерываю.
Кхекает.
— Но план-то хорош.
— Я хочу большего.
В Дэвине снова перемена — на этот раз на поверхность выходит злость.
— Эмбер, разуй глаза. Посмотри на себя. На меня. На этот дом. Учиться — не для таких, как мы с тобой. Мы из другого теста. Провалишься, вернешься назад, как побитая собака. Зачем тебе это?
— Лучше уж сразу тихонько рожать и не рыпаться, — бормочу себе под нос.
— Чего-чего? — Дэвин щурится, вслушиваясь. — Что ты там бормочешь, детка?
— Уходи! — на этот раз рявкаю достаточно громко, чтобы он расслышал наверняка. — Человеку, которого любят, не обрезают крылья!
— Детка, какие крылья? Ты курила что-то? Без меня?
Рывком распахиваю дверь.
— Выходи, — велю холодно.
Он все ещё не верит, не осознает, что я это всерьез.
— Ну, ладно. Если у тебя приступ звездности, — Дэвин корчит гримасу, тем не менее поворачиваясь к двери. — Дай знать, когда этот аристократишка тебя кинет, — бросает уже через плечо; хлопает дверью.
Остаюсь одна в опустевшем холле. Тяжело дышу, как после быстрого бега.
Ник говорит, что человек — это не его окружение и даже не его семья. Что ты — это только ты. И в твоих силах добиться всего, если тебе по-настоящему это нужно.
Мне нужно.
Я добьюсь…
— Янтарная! — Ник без стука врывается в нашу комнату в общежитии.
— Эй, а если бы я была голой?! — кричит моя временная, на время вступительных экзаменов, соседка по комнате; потом окидывает гостя взглядом и хищно улыбается. — Хотя даже если бы и была…
— Привет, ага, извини, — бросает ей Ник, а сам подлетает ко мне и сгребает в охапку. Мои ноги оказываются в воздухе.
— Ты чего? — ахаю и от неожиданности даже не отбиваюсь.
— Списки вывесили. Ты поступила. Мы. Нас обоих приняли!
Эта информация достигает моего мозга не сразу, а словно идет туда каким-то окольным путем. Может, через почку, вместо уха.
— Я? — моргаю, не веря.
— Эмбер Николс — зачислена! — Ник широко улыбается, начинает кружить меня по комнате.
— Чудики, — вздыхает соседка и шлепает задниками тапок к двери. — Списки уже повесили, говоришь? — звук ее тапочек пропадает в коридоре.
— Я должна это увидеть! — кричу, когда новость, наконец, достигает моего сознания в полном объеме.
— Беги, — Ник смеется.
Ставит меня на пол, и я действительно опрометью бросаюсь к двери. Уже на пороге понимаю, что на мне надет халат; резко разворачиваюсь, возвращаюсь, сбрасываю его на кресло и в тренировочном костюме, который был под ним, несусь к двери.
Сердце готово выскочить из груди.
Я поступила! Быть такого не может!
— Я же говорил, что у тебя все получится! — доносится вслед голос Ника.
Просыпаюсь от осторожного прикосновения к своему плечу
— Янтарная. Янтарная, вставай, завтрак проспим.
В ответ у меня вырывается стон, а сама я пытаюсь врасти лицом в подушку.
— Встаю, — обещаю. — Сейчас. Одну минуточку.
— Вставай-вставай, — бодро и ничуть не сонно. Он сам, случайно, ничего запрещенного не принимает? Откуда столько энергии?
Кровать скрипит — Ник покидает ее первым.
Перекатываюсь на спину, раскидываю руки в стороны и пару минут просто смотрю в кривой серый потолок. За дверью слышатся голоса, шаги — Птицеферма гудит, начался новый день.
— Дэвин точно тот, кем назвался, — говорю, все еще смотря вверх.
— М-м?
— Я кое-что видела, — поясняю. — Точнее, вспомнила.
— Хорошее или плохое? — в голосе Ника слышна заинтересованность.
— Всякое, — признаюсь, затем вспоминаю последнее видение. — Больше хорошее.
— Поздравляю, — Ник усмехается, плюхается на край кровати, чтобы обуть ботинки; та со стоном прогибается. — Выспалась хоть немного?
— Только если немного, — бормочу.
Заставляю себя таки подняться. Сперва сажусь и тру глаза, затем слезаю на пол. Хорошо, что со вчерашнего дня в тазу осталась вода, и можно быстро умыться; плещу себе в лицо прохладную воду.