Птицеферма

Дэвин корчит гримасу.

— Перебьюсь, красавчик, я живучий. Это вы, аристократишки, рассыпаетесь на части от простого насморка.

Ник давится воздухом.

— Кто, прости?

А Дэвин и не думает отказываться от своих слов.

— Аристократишки, — твердо повторяет с отвращением в голосе. — Думаешь, я не знаю, кто такие Валентайны? Я наводил справки. Мамаша — учредитель крупного благотворительного фонда. Папаша — глава машиностроительного предприятия. И их сынок, выбравший ро-ман-тич-ную профессию, — кривляясь, произносит по слогам, — потому как денег у него и так куры не клюют, еще внукам хватит.

— С «мамашей» и «папашей» — полегче, — холодно одергивает его Ник.

Дэвин усмехается, и я впервые замечаю, что в «зоне улыбки» у него нет одного зуба.

— А то — что? — уточняет с мрачной решимостью и вызовом одновременно. — Бить будешь?

— Зачем бить? — Ник пожимает плечами. — Сам тут загнешься без нашей помощи.

— Эге. Шутник.

— Прекратите, — одергиваю. — Дэвин, нам действительно нужна твоя помощь, а тебе — наша. Это взаимовыгодное сотрудничество.

Тот с выражением вселенской грусти на лице воздевает глаза к каменному своду над головой.

— Ну вот, дама моего сердца опять выбрала другого, — заявляет трагически; затем выпрямляется и заканчивает уже своим обычным тоном: — Причем опять одного и того же. Чувак, что ж ты свою женщину в такую клоаку притащил? Детей бы рожала, а не слайтексом вкидывалась.

Ник скрипит зубами.

— Может, я и погорячился обещать, что не стану тебя бить.

— А что? — глаза сидящего напротив расширяются в притворном ужасе. — Тема ваших отношений под запретом?

— Ты сам сказал, что у него ломка, — напоминаю Нику, всерьез опасаясь за целостность остальных зубов Дэвина. На самом деле, мне самой очень хочется поправить ему «вывеску» за последние слова; сдерживаюсь.

— Помню, — сухо отзывается Ник, все ещё испепеляя сидящего напротив взглядом. — Так что? — уточняет требовательно. — Будем зубы скалить или переходим к делу? Если первое, то мы уходим.

Закусываю изнутри щеку. С одной стороны, напарник прав: таким, как Дэвин, палец в рот не клади, почувствует себя хозяином положения — пиши пропало, ничего не добьешься. С другой — если Ник сейчас уйдет, я вернусь сюда сама, завтра же. Дэвин — единственная ниточка, связывающая нас с наркоторговцами.

А тот выжидает театральную паузу, доедает краюшку хлеба, отряхивает пальцы и хитро поглядывает на нас, то на одного, то на другого.

— Путь отхода есть? — спрашивает резко изменившимся тоном — деловым, серьезным.

— Есть, — так же коротко отвечает Ник.

— Другое дело, — Дэвин позволяет себе усмешку. — Чего хотите? Спрашивайте — отвечу.

* * *

— …Так что нечего вам там делать, — заканчивает Дэвин рассказывать о другой, потайной шахте, запасной вход в которую спрятан у реки.

Глаза предательски слипаются. Кажется, прошла уже большая половина ночи — точнее без часов не скажешь. Пару раз даже бросаю взгляд на плечо сидящего неподалеку Ника — чертовски хочется положить туда голову и прикрыть глаза.

Нельзя. Дэвин рассказывает об очень важных вещах. О том, ради чего я провела эти проклятые два года на Пандоре.

Да и чересчур «липнуть» к Нику тоже не следует.

— Четыре десятка человек одновременно, правильно? — подытоживает напарник.

— Угу, — Дэвин интенсивно кивает; сидит, опираясь на отставленную назад руку, закинув ногу на ногу и болтая ею в воздухе. Он вообще постоянно двигается: то болтает ногой, то чешет нос, то трет лицо, меняет позу. Вчера я с дуру подумала, что это последствия болезни и истощения. — И все крепкие ребята с «пушками». Плюс такие, как я, залетные. Эти, может, и не пристрелят сразу, но тревогу поднимут мигом. Так что дело ваше — труба. Если есть способ отхода, валим, пока живы.

Обмениваемся с Ником серьезными взглядами. Изначально наш план состоял в том, чтобы попасть внутрь, сперва обезвредив тех, кто шастает по территории Птицефермы, и завладев их оружием. Но теперь в этом действительно нет никакого смысла. Если Дэвин не врет и там на самом деле не меньше полусотни человек, каждый из которых не расстается с личным оружием, к тому же явно имеющий запасное на складе, то что мы сделаем, пробравшись туда с парочкой «стволов»? Поздороваемся? Это даже не смешно.

— Ты дашь показания? — серьезно спрашивает Ник.

— Официально — не дождетесь.

Снова переглядываемся. Свидетель, участник действий с «той» стороны, нам бы очень пригодился — это ускорило бы дело и дало дополнительный толчок для начала масштабной операции. Мы, конечно, передадим своим то, что узнали с его слов, возможно, нас допросят с «сывороткой правды», чтобы исключить подлог или искажение фактов, но все равно найдется умник, который выкрикнет: «Но они же сами ничего не видели!». И дело Пандоры снова погрязнет в бюрократическом хламе, а местные преступники продолжат травить мир «синим туманом».

Ник молчит, поэтому беру на себя последнюю попытку договориться полюбовно.

— Дэвин, ты нам нужен. Тебе предложат сделку: вознаграждение, оправдание в прежних правонарушениях…

— Уютную камеру, — язвительно продолжает тот мне в тон. — Детка, я не заключаю дел с копами. Даже если коп — это ты.

Получаю воздушный поцелуй и лишь поджимаю губы, не спорю. В конце концов, полиция сможет допросить Дэвина с «сывороткой» и без его согласия.

— Ладно, проехали, — вмешивается Ник. Готова поспорить, он пришел к тем же умозаключениям, что и я. — Но ты еще не отработал свой билет отсюда. Что еще тебе известно?

Дэвин вновь закашливается, затем морщится, потирает, очевидно, больной бок.

— Все-то им мало, — бормочет недовольно, снова меняет позу, на этот раз вытягивая вперед и скрещивая между собой ноги. — Чего тебе еще? Я сам не особо в курсе местных дел, так, работал на доставках.

— Подробнее, — настаивает напарник.

Дэвин задумчиво чешет в затылке, затем переводит взгляд на меня.

— А больше пожрать ничего нет? — качаю головой, разводя руками. — Ясно, — вздыхает. — Знаю я только, что шахта с синерилом старая, еще времен первопроходцев. Электроника, ясное дело, полетела. Что-то они там восстановили. Думали-гадали, как добывать свое сокровище. Синерил-то хрупкий до одури: чтобы не запортачить, нужно каждый камешек выстукивать вручную. А потом свезло: нашли какой-то богом забытый ангар, а там какие-то уроды шестилапые — роботы. Пыльные, некоторые проржавевшие насквозь, а парочка — ничего, «живые». Батареи зарядили, проверили, вроде даже каких-то программеров дергали, что-то там перезаписывали. Наконец запустили — и бизнес потек. Даже не пришлось сюда особо много работников сгонять. Автоматизация, чтоб ее, — крякает, подтягивает колени к груди. — Я вот давно понял, что люди редко богатеют за заслуги, — сообщает затем доверительно; при этом косится в сторону Ника, явно намекая на финансы его семьи, — а чаще — оп! — повезло. Вот и эти — повезло. Бизнес отладили, производство запустили…

— Когда? — перебиваю.

Дэвин дергает плечом.

— Лет десять уже. Сначала потихоньку. Потом развились. Вот работников со стороны стали нанимать. Таких олухов, как я: отработал — и в топку. А мы так не договаривались.

Десять лет. Тогда же Филин стал Главой Птицефермы. Совпадение? Не думаю.

— К делу, — напоминает Ник.

— Да чего — к делу, — огрызается Дэвин. — Сам только слухи знаю. Власти местные у них кормятся, все, естественно, знают.

— А Альянс? Власти Альянса в курсе? — спрашивает Ник.