Птицы поют на рассвете
Шрифт:
— А мы тем более дома… — сказал Кирилл.
— День рождения и шнапс — это складно, — забарабанил Ивашкевич по столу. — А если погода не испортится, совсем на руку.
— Пробираться будет рискованно, — вставил Левенцов. — Если луна…
— Я немцев знаю. Когда светло, — сказал Ивашкевич, — они не так начеку. А темной ночью собственных шагов пугаются. Луна — это хорошо.
— Надо все рассчитать, — сказал Кирилл. — Иначе и шнапс и луна — что мертвому припарки. Надо рассчитать так, чтоб напасть как можно позже. Когда часовых сморит усталость.
— Как можно позже и получится, — сказал Ивашкевич. — Луна-то поздняя, во второй половине ночи.
Последние дни вокруг склада тонных авиабомб, что за озером, велась разведка. Со стороны болота подходили
— Выйдет, — засунул Ивашкевич руки за пояс, будто боялся оставить их на воле. Он прикидывал возможности, взвешивал обстоятельства. — Уверен, что выйдет. Не придется Москве бомбить этот складишко. Дорогое удовольствие. Нам это дешевле обойдется.
— Ай, Гриша, — хмыкнул Кирилл. — А я и позабыл о хозрасчете. Война отучила.
22
Кирилл торопился. Он тяжело дышал, дрожали руки. Он нажал кнопку фонарика, и круг света, как белый и легкий шар, запрыгал по стеллажам. Кирилл увидел похожие на гробы деревянные ящики — в них авиабомбы. Быстро положил на ящик мешок с миной, вставил в мину взрыватель, уверенным движением выдернул чеку и ринулся из землянки. Якубовский уже выскочил из соседней землянки и спешил навстречу. Минуты через две показался и Паша. Какая-то тень, заметил Кирилл, пересекла Паше путь, и он, будто споткнулся о нее, упал — тень Паши мгновенно накрыла ту, другую тень. «Проклятье! — заскрежетал Кирилл зубами. — Что там?» Он хотел было подбежать к нему, но Паша уже подхватился с земли.
— Бегом, — крикнул Кирилл.
Якубовский и Паша бежали сзади, он слышал их настигающий топот.
В свете луны вынырнули Левенцов, Хусто, Михась, они казались неестественно длинными, продолжением своих вытянувшихся теней. Среди сосен проступили фигуры Толи Дуника и Тюлькина. Он видел их колыхавшиеся спины. «Значит, бегут».
У раскрытых ворот мелькнули Ивашкевич и Ирина. До него донесся быстрый переступ их ног.
— Давай, хлопцы! — бросил на бегу Кирилл. Теперь ему совсем не хватало дыхания. Все смешалось в его мятущемся сознании — свет, топот, сердцебиение, напряженное ожидание взрывов…
Перед самым поворотом дороги бросились в ивняковые заросли, первым Михась, потом Ивашкевич и Ирина, потом Кирилл и остальные. Бежать стало труднее, приходилось раздвигать грудью кусты, ноги вязли в мягкой земле.
— Быстрей! — срывался голос Кирилла.
До Лесного лога, где они должны залечь, минут двадцать пять… Взрывы — через сорок минут. «А если сработает раньше?..» — волновался Кирилл. Ноги деревенели пониже колен, и он не ступни — чугунные утюги передвигал.
И когда кинулся на дно лога, ему показалось, что подкосились ноги, и, собрав последние силы, он быстро поднялся. Огляделся. «Разве уже добежали?.. Здорово…» Но что-то изменилось вокруг. Свет как-то убавился, словно похолодел. И Кирилл понял, что находится в узком и глубоком логу. Он увидел Якубовского, Левенцова, Ирину, Хусто, они лежали, прижавшись к склону. «Один, два, три… — считал он, не в состоянии произнести их имена. — Восемь, девять…» Он поискал глазами Петрушко. Его оставили здесь с вечера для наблюдения, и в случае опасности он должен был предупредить их. Где же он?
— Все на месте, — прервал его беспокойство Ивашкевич. — Все тут. — В голосе комиссара тоже слышалась с трудом скрываемая тревога.
— Все, — машинально повторил за ним Кирилл. Его вдруг охватила странная вялость, с которой не мог совладать, и он медленно лег на мокрое дно лога.
В то же мгновенье дрогнула земля. Еще один многократный удар потряс пространство. В третий раз грохнуло, и Кириллу показалось, что земля разорвалась на куски. В нем опять стучала кровь, и ему нужны были жесты, движения, он уже не мог лежать. Это радость бурно искала выхода. Он подождал немного, все было тихо. Он привстал на колени, поднялся и вылез из лога.
Пора
уходить.Возвращаться в лагерь путем, которым шли к складу, нельзя. Там могла быть и засада. Нужна другая дорога. И еще — надо скрыть след: непременно поведут собак на поиски. Но это не страшно, за Лесным логом лежало озеро. Обо всем они подумали раньше, когда готовили операцию. Кирилл помнил это озеро, тихое, мелководное. А дальше, за озером, тянулась пуща. «Добраться до пущи — значит наверняка избегнуть опасности».
Ночь была на исходе.
— Тронемся, братцы, — сказал Кирилл.
Перелески и кустарники вбирали их в себя, как в мешок.
Кирилл еще не свыкся с тем, что дело уже сделано. В мыслях все развертывалось сначала. Вот прощается он с Кастусем и Алешей Блиновым, они остались в лагере. Блинов отворачивает обиженные глаза. Чудак Алеша! Он или Тюлькин, только один из радистов мог идти на операцию. Блинова он особенно берег. «Ладно. В следующий раз твоя очередь», — сказал ему. Они идут северной опушкой. Ирина тоже, в точно определенное замыслом время выходит она из хаты Оксаны. Она опаздывает на шнапс, это очень важно — опоздать. Кирилл представляет себе, как девушка приближается к будке часового. Оклик. Пароль — не пароль: «Шнапс». Так сказал ей комендант. Часовой оглядывает Ирину. Девушка. «Шнапс». Да, приказано пропустить. Только туда, в вахтштубе. Вон, шагов пятнадцать направо. И ни шагу в сторону. Он будет следить. Девушке все ясно? Пусть проходит. Пока Ирина объясняется с часовым, Михась подползает и почти в упор бьет из бесшумной винтовки. Конечно, на большом расстоянии бесшумкой не многое сделаешь. А вот так, это же чудо, бесшумка. Потом финкой приканчивает Михась часового. Жив ли еще, мертв ли, все равно он пускает в ход и финку. Но где второй часовой? Собственно, почему Кирилл решил, что ночью должен быть второй часовой? Склад не так и велик, мало кто знает о нем — бомбы здесь предназначены для особых случаев, движение в этой зоне редкое.
А дальше? Как было дальше? Потом он узнает об этом. А сейчас он видит это так, как было задумано.
Никто никуда не успел сообщить о нападении. Еще до того как Ирина подошла к часовому, Тюлькин перерезал связь метрах в двухстах от склада. Михась, Левенцов, Толя Дуник и Хусто врываются в вахтштубе. Шнапс уже подействовал на именинника и его гостей. Нападение слишком неожиданное, и никто не успевает кинуться к оружию. Кирилл хорошо слышал автоматные очереди в вахтштубе. В ту минуту он, Паша и Якубовский подкрадывались к складу со стороны землянок, в которых находились бомбы. Натыкаются на патруль. Патруль проходил дорожкой мимо кустарника. Тоже, видно, хватил шнапса, походка выдавала. Эх, бесшумки… Опять сработали на славу. Сняли часовых и у землянок.
Он в землянке. Он торопится. Он располагает секундами, самое большее минутой. Свет фонарика по стеллажам. Он поспешно кладет мину на ящик. Ему и сейчас казалось, что пальцы сохранили ощущение рывка, когда выдергивал чеку, он даже пошевелил ими. А Паша, почему задержался Паша? Почему припал к земле, когда выскочил из землянки — она метрах в пятидесяти от той, в которой был Кирилл. Наверное, заметил, что часовой вдруг ожил и пополз. И пришил его финкой к земле.
Все это не осталось позади, а шло вместе с ним, от него не отделяясь.
Наконец впереди блеснуло озеро. На противоположном берегу тяжело стояла огромная поздняя луна, и тот берег казался непостижимо далеким. Холодная молния лежала на черной воде. Там, где струился свет, вода была позолоченной, и видно было, как течение выводило на ней стремительные завитки. Унылое озеро с плоскими илистыми берегами было сейчас величественным.
Вошли в воду. Рябой поток катился из-под луны прямо на них. Взбудораженная вода дышала холодом, и на ней ломался лунный след, будто у самых ног ползали сверкающие змеи. Осторожно, как слепцы, передвигали ноги по кочковатому и скользкому дну. Перед глазами метались светлые звенящие осколки. Позади вода глухо смыкалась, заполняя черные и бронзовые щели, выбитые движением.