Pticy

– Со мной? — с неожиданной прозорливостью спросил Маттис.

– Да.

Сильный лесоруб ел завтрак, который ему приготовила Хеге, лицо у него было доброе. Маттис не боялся Ёргена, просто его страшило то неизвестное, которое этот Ёрген знал, но не хотел ему открыть.

– Мы потом поговорим об этом,— сказал Ёрген.— А сейчас тебе надо учиться владеть топором. Тогда ты сможешь зарабаты­вать деньги и станешь самостоятельным.

– Я и так самостоятельный! — вырвалось у Маттиса.

– Да, но все-таки лучше, когда человек может обходиться без посторонней помощи,— сказал Ёрген со свойственной ему добро­душной черствостью.

Все эти дни Маттис был настороже и потому теперь сразу по­нял: его хотят бросить.

– Я не буду учиться! — заявил он.

– Надо! — сказал Ёрген тем же тоном, каким говорил с ним, когда велел ему выйти под молнии.

Маттис вынужден был подчиниться. И вдруг ему пришла в голову блестящая мысль, за которую он с радостью ухватился:

– Можно я схожу домой?

Ёрген, который уже отвернулся, только пожал плечами, но Маттису этого было достаточно.

Новый план озарил Маттиса как молния, и осуществить его следовало немедленно.

– Сейчас глупый ты, а не я! — сказал Маттис Ёргену.

И убежал.

36

Хеге увидела брата, бегущего к дому. Она выронила все, что держала в руках, и бросилась к нему навстречу, с крыльца, за калитку, на тропинку, петляющую среди заросших вереском кочек.

– Его зашибло?

– Кого?

– Как кого?

– Нет, он там рубит — так, что только щепки летят.

– Слава богу, что все в порядке.—Хеге просияла.—Ты так мчался, что я даже испугалась, думала, что-нибудь стряслось. Ты помни, Маттис, с лесосеки так прибегать нельзя, а то люди могут

подумать, что там случилось несчастье.

– Я забыл об этом,— тихо сказал Маттис.— Я думал совсем о другом.

– Что с тобой?

– Да нет, пока ничего. Я не могу сказать тебе это наперед.

Маттис чувствовал, что все запутывается.

– Я прибежал домой, потому что мне нужно поговорить с то­бой, я хотел увидеть тебя.

Хеге фыркнула.

– Увидеть меня! Придумаешь тоже! Ты меня так напугал: я уж решила, что его зашибло.

Это было неподходящее начало для Маттиса и его блестящего плана, который следовало осуществить немедленно. Как он мог так глупо примчаться домой, надеясь вернуть себе расположение Хеге, пока Ёрген работает в лесу? Там ему показалось, что это выход. А теперь? Нет, Хеге так любит Ёргена, что на седьмом небе от счастья только потому, что его не зашибло.

И все-таки, пока они стояли у изгороди, Хеге сама невольно помогла Маттису попробовать осуществить его план. Он никак не мог отдышаться. Хеге на радостях обняла его и усадила на кочку рядом с собой.

– Сядь и отдышись,— весело сказала она.— Ты весь вспотел, пока бежал.

Они сидели на кочке бок о бок, будто на всем свете не было никого, кроме них, как раньше.

Перед Маттисом блеснул выход — он понял, что ему делать.

Сперва он улыбнулся Хеге.

И она весело улыбнулась ему.

Потом он кивнул.

Она тоже кивнула.

Словно давнишняя игра, которую они забыли и вдруг вспомни­ли вновь.

Но Маттис был уже не таким простачком, как она думала. Он помнил о своем плане.

– Мы сидим с тобой на кочке,— начал он.

Хеге кивнула. Он продолжал:

– Мы и раньше сидели с тобой на кочке.

– Да,— подхватила Хеге,— это было совсем недавно.

Маттис засмеялся, все шло как надо. Теперь следовало осто­рожно отбить ее у Ёргена.

– Самое хорошее — это сидеть с тобой на кочке.

Она немного удивилась, и Маттис поспешно добавил:

– По-моему, нам надо почаще сидеть на кочке.

– Да?

– А по-твоему?

Она ответила:

– Ну и сиди, тебе никто не мешает.

Он заметил, что она отделила его от себя. Отступать было по­здно, оставалось выяснить все до конца.

– А ты будешь сидеть со мной?

– При чем тут я? — спросила Хеге, глаза у нее так бегали, что ему больно было смотреть.

– Но почему?

– Ты знаешь, с кем я сижу,— ответила она.

Как просто она это сказала, и его план сразу превратился в ничто. От него ничего не осталось. Решительность и изобретатель­ность Маттиса утекли, как вода сквозь сито. Он проиграл, не успев по-настоящему начать.

– Больше мне не о чем говорить,— грустно сказал он и встал.

Хеге промолчала, она даже не повернулась к нему. Маттис прибавил:

– Странно, что кочка не помогла, а я-то думал, что сумею при­влечь тебя на свою сторону до прихода Ёргена.

Хеге все еще сидела на мягкой кочке. Наконец она тоже встала.

– Ох, я даже и не знаю,— растерянно проговорила она.

– Что?

– Думаешь, мы не говорим о тебе?

– Говорите, я знаю,— быстро ответил Маттис.

– Мы сделаем все, что сможем,— сказала она.— Надеюсь, ты это понимаешь?

Маттис не слыхал ее. Он только видел, что она вошла в калит­ку и скрылась в доме. Его занимало другое: блестящая мысль. Что такое блестящая мысль, если уж на то пошло? Ничто. Ты явишься с ней, но стоит умному только раскрыть рот — и она как мусор упадет на землю. Хеге хватило одного или двух слов, чтобы он пропал, а его план рассыпался в прах.

Сделаем все, что сможем, сказала она. Что она в этом понимает!

37

С перевозом было покончено. Нрав у Ёргена был кру­той. Каждое утро Ёрген брал Маттиса с собой в лес.

– Ты должен учиться,— сказал Ёрген, он был немногословен, спорить с ним было бесполезно. Маттис ворчал, но ходил на ле­сосеку.

Однажды, вернувшись измученным после тяжелой работы, он получил своеобразное угощение и от Хеге.

– Тебе нужно пройти эту школу,— сказала она.

Ну как растолковать ей, что его мысли, которые, словно лучи, идут прямо к веслам, когда он плавает на лодке, не признают ни топора, ни скобеля. Хеге ничего не понимала.

В лесу Ёрген был добрый, этого у него не отнимешь. Он вы­искивал для Маттиса деревья потоньше, чтобы их было легче ру­бить, а потом и валил их за него, почти все. Успехов Маттис не делал, ему хотелось одного — поговорить с Ёргеном о Хеге.

Наконец это ему удалось, они сидели и пили кофе. Маттис устал, хотя сделал очень мало,— он чувствовал себя заживо погребенным под кучей еловых веток. Ёрген и Маттис растянулись на земле, положив головы на камни, и прикрыли глаза.

Вот сейчас, самое время.