Пуанта
Шрифт:
Но я хранила…в чем никогда не признаюсь, зато совру.
— У меня был маленький ребенок и просто не было времени.
— Я не стану заставлять тебя рожать от меня, — вдруг говорит, и я резко оборачиваюсь.
Макс коротко смотрит на мою грудь, потом резко возвращается к глазам, а словно это испытание. Вижу, как они вспыхивают, из-за чего наконец краснею, но он не разменивается на глупые шутки, а напротив — серьезен, как никогда.
— Я хочу детей, это правда, но я не стану заставлять тебя. Ты захочешь сама.
— Да что ты?! Похоже, что я хочу детей?! — гневно выплевываю,
— Захочешь. Надеюсь, что в этот раз у нас будет дочка. Я очень хочу девочку…
Он снова целует меня, и снова, как бы я не сражалась, исход уже решен. Макс плавно спускается по шее ниже, слегка царапает ключицы зубами, еще ниже. Я упираюсь задницей в стол, цепляюсь за него, пытаюсь оставаться здесь, но от того, как он на меня смотрит уплываю и ничего не могу с этим поделать. Касается совсем слегка напряженного соска, и я тут же вздрагиваю, запракидывая голову назад, слышу тихий смех, а потом шепот.
— Долго ты будешь притворяться, что не хочешь меня? Это просто нелепо…
Резко возвращаю внимание на него, вижу, как он захватывает его губами, и стон сам собой вырывается наружу. Стол сжимаю сильнее, теперь не для того, чтобы удержаться в реальности, скорее чтобы удержаться и не наброситься на него. Макс словно читает это, улыбается, продолжает пытку. Он же действительно ловит кайф и не только от того, что делает сам, но и от того, как я борюсь с собой, трачу столько сил на это, а потом все равно ломаюсь, как тонкая тростинка под шквалом оглушающего ветра.
«Это же просто нелепо…» — отдается в висках, и я вроде как что-то нащупываю в голове, но все прерывается просто: меня спасает вежливый, аккуратный стук в дверь. Макс неохотно отстраняется, оборачивается и лениво спрашивает:
— Да, Аня?
— Максимилиан Петрович, простите, но вы просили сообщить за полчаса до посадки.
— Спасибо. Там все нормально?
— Эм…ну да, конечно, как обычно.
Голос ее какой-то уж слишком неуверенный, и даже мне резонирует, хотя я ее даже не знаю и не запомнила, как она выглядит. Максу тем более понятно, что нифига там ненормально: что-то случилось.
— Аня, что случилось?
— Это не так серьезно, просто…Эм…Пилот говорит, что нет необходимости вас пугать, но вы просили сообщать обо всем.
— Тогда сообщай.
— Были какие-то помехи на частоте, мы не сразу смогли связаться с землей, но они ответили и дали добро на посадку, так что…
— Что за помехи? — перебиваю ее, девчонка сразу замолкает.
Это бесит. Ну конечно! Я же не "Мяксьимилиянь Пьетровичь", мысленно кривляюсь, но сразу смотрю на королеву бала и хмурюсь.
— Скажи ей, чтобы отвечала мне, когда я к неей обращаюсь. Немедленно.
Макс усмехается.
— Заявка на успех.
— Ты слышишь плохо?!
— Нет, я хорошо тебя слышу. Аня, ответь, пожалуйста, что за помехи? — а потом шепотом добавляет, — Вот как надо с людьми разговаривать, хамка.
— Обычные помехи, госпожа…Такое правда бывает, может я просто придаю слишком большое значение…
— Вы слышали что-то вроде постукивания, а потом тихие гудки? Три, если быть точнее, максимум пять, — снова
тишина, но, кажется, я лишила ее дара речи просто, поэтому нажимаю голосом, — Да или нет?!— Д-да…
— Просто блеск!
Прикрыв глаза, я даю себе пару секунд, чтобы сбросить психоз, потом отрываю от лица руки и смотрю на Макса.
— Это отец. На земле нас ждет мой папа.
Глава 12. Запрещенный прием
Любовь высшее человеческое чувство. Оно требует взаимности.
Бел Кауфман — «Вверх по лестнице, ведущей вниз»
Амелия; 23
Вижу, как сказанное его бесит — глаза Макса тут же становятся холоднее льда, а губы растягивает притворная, ядовитая усмешка.
— Я его не предупреждала, — цыкаю, в попытках защититься даже ершусь, — Видимо Богдан мне не поверил. Так что угомонись, ясно?!
— Угомонись сама.
Хамит — ну конечно же! А потом отходит в сторону, бросая в меня мой сарафан.
— Одевайся.
Снова я виновата во всех смертных грехах, и это задевает. Я смотрю ему в спину долго и требовательно, и он, конечно же, знает это, но награждать меня своим вниманием не спешит или вовсе не собирается.
«Господи, ну какой же он мудак все таки!» — и то верно. Хуже не придумаешь.
— Мы должны придумать, что мы скажем.
— Сначала ты должна одеться…
— Может и нет.
Удивляю его настолько, что наша принцесса наконец оборачивается и поднимает брови, а я щурюсь.
— Я прикрою тебя и ничего не скажу, если мы договоримся здесь и сейчас насчет некоторых правил.
Пару мгновений Макс втыкает и молчит, а потом вдруг начинает смеяться и так снисходительно смотрит на меня, протягивая.
— Ты осознаешь, что находишься не в том положении, чтобы ставить мне условия?
— Или это ты не в том положении, дорогой мой, — отвечаю тихо, но твердо, — Мне достаточно лишь слово сказать, и мой отец тебя убьет. На месте, Макс, без выяснения причин. Например о том, как ты снова меня шантажируешь? Снова похищаешь? Или насилуешь?
— Ты обалдела?! — повышает голос и делает на меня шаг, извергая молнии праведного гнева, — Черту не переходи!
— Это я перехожу черту?! Если ты серьезно, то у меня для тебя новости: твоя нарисована где-то в параллельном мире!
Вот он — очередной миг нашего противостояния. Мы зло, даже яростно испепеляем друг друга глазами, убить готовы, и каждый стоит на своем, как будто мы быки и сцепились крепко накрепко рогами. Обычно в такой ситуации сдаю назад я, женщина же должна быть мягче, бла-бла-бла, умнее, но не в этот раз. Сейчас его очередь.
— Ты понимаешь, что моя смерть ничего не изменит? — смягчается, делая шаг назад, — Папка все равно существует, и у меня есть как минимум три человека, которые с удовольствием ее используют.
— Понимаю.
— Об отмене свадьбы речи не идет.
— Это я тоже понимаю.
— Чего тогда ты пытаешься добиться?
— Некоторых границ, которые ты не посмеешь нарушить.
— Каких?
— Первое: ты никогда не коснешься меня без моего согласия. Дай мне слово.
— Я никогда не касался тебя против воли.