Публичное одиночество
Шрифт:
Но со своей стороны, он мне говорит: «Да пошел ты, знаешь, это мое кино». Я скажу: «Извини…»
Такого простого разговора я бы очень хотел, чтобы так сесть за бутылкой и поговорить…
Ан нет!..
Это все – за такой туманной вуалью и под балдахином и окутано такой тайной паутиной странностей и величия. (V, 9)
СОЛЖЕНИЦЫН АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ
(1999)
Я позвонил Александру Исаевичу и, когда нас с ним соединили, сказал: «Александр Исаевич, не кажется ли Вам, что довольно странно, что мы живем рядом и ни разу не пожали друг другу руки!»
Дело не в том, что я требовал от него внимания
Серьезно, спокойно, полезно поговорили о многом. В основном – о прошлом. О том, что же все-таки явилось причиной того, что есть в России сегодня. Сошлись на том, что вовсе не в 1991-м, не в 1993-м и не в 1937-м, и даже не в 1917 году лежат истоки действительных проблем. Все более долгосрочно. Результаты политического или экономического преодоления в нашей стране не могут появиться через десятилетия.
Еще мы говорили о сегодняшнем дне.
Мне показалось (и это самое главное), что Александр Исаевич не диссидент по существу своему. Это вовсе не означает, что я хочу принизить роль диссидентов. Это смелые люди, и они много сделали. Но мне внутренне претит диссидентство как таковое только по одному эмоциональному качеству, потому что оно строится на словах «нет», «не люблю», «не нравится», «будь проклято». Меня же интересует: «люблю», «хочу», «мечтаю», «делаю».
Мы пытались оценить вместе, что плохо у нас. Вспомнили замечательную репризу великой Фаины Раневской, которая однажды, выглянув из своей грим-уборной и увидев трех молодых актрис, идущих по коридору, спросила у них: «Против кого дружите, девушки?» Разрушительная дружба против кого-то привела нас к состоянию коммунальной кухни на многие десятилетия. Мы же говорили о том, за кого и за что можно было бы «дружить», выражаясь фигурально.
Беседа произвела на меня очень глубокое впечатление… Солженицын – глыба.
И большая радость встретиться с ним, пожать руку, поговорить, ничего более не желая, как это всегда было принято в русских домах. (I, 77)
СОМНЕНИЯ
(2002)
Интервьюер: У Вас есть сомнения, когда Вы что-то делаете, или Вы всегда точно знаете что?
Всегда.
Перед тем, как сказать «мотор», ты можешь сомневаться ровно столько, сколько тебе позволит продюсер, ты сам и так далее, но после слова «мотор» у тебя сомнений быть не должно. Потому что это передается всем тем, кто с тобой работает. Самое страшное, это передается артисту. А артист, как Восток, – дело тонкое. Он только и ждет, как бы тебе на загривок залезть и додолбать тебя в затылок как дятел.
Ты не имеешь права показывать свою несостоятельность тем, с кем ты работаешь. Потому что ты лидер, ты больше зарабатываешь, у тебя больше власти, у тебя больше возможностей… (V, 7)
СОН
(2005)
Интервьюер: Чтобы все успеть, Вы спите по три часа в сутки?
Четыре.
Меньше Наполеона спать нельзя же? Это уж слишком было б самонадеянно! Он про себя говорил: «Наполеон спит четыре часа, старики – пять, солдаты – шесть, женщины – семь, мужчины – восемь; девять – спят только больные». (II, 49)
СОПЕРНИЧЕСТВО
(1999)
Интервьюер: Есть ли что-то общее в вашем отношении к любовным соперникам и творческим?
Я вообще ни с кем не соперничаю.
Что такое любовное соперничество? Когда кто-то нравится больше, чем ты?
Когда ты вступаешь в соперничество и выигрываешь, ты возлагаешь на себя, может быть, большую ответственность, чем тебе хотелось бы. Поэтому в этом случае самозащита заключается в том, чтобы представить ситуации развиваться самостоятельно. Другой разговор, что ты будешь поступать так, как считаешь нужным, двигая процесс. Но прямая животная реакция на соперника – «не смей трогать, это мое», она вызывает мгновенно более сильную позицию того, кто претендует. Ты, начиная защищать это, пряча, запирая, не выпуская, моментально пробуждаешь в сопернике уверенность в том, что тот, кого ты прячешь, хочет его.
Что касается творческих соперников, я никогда их не чувствовал. У меня не было времени обращать на них внимание. Я никогда не снимал фильм, отталкиваясь от желания: «ну вот я ему покажу». Я всегда делал то, чего я не мог не делать. (II, 31)
СОПРОТИВЛЕНИЕ
(2000)
Я не жалуюсь на сопротивление. И никогда не жаловался.
Когда все стали кричать, что их притесняли, я не говорил, что «Родню» три года держали на полке. А выпустили только потому, что я отправил на «Мосфильм» телеграмму, что не вернусь из Америки, если мне выставят еще сто поправок!
И если говорить обо мне, то я с 1986 года кое-что построил. Создал Студию «ТРИТЭ», восстановил после пожара Фонд Культуры, снял «Ургу», «Анну: от 6 до 18», «Утомленных солнцем», «Сибирского цирюльника», двадцать серий о русской живописи для телевидения…
Потому что ничего не крушил, а шел в рамках своих представлений о жизни. (XV, 2)
СОСРЕДОТОЧЕНИЕ
Сосредоточение России (2006)
Канцлер Горчаков как-то произнес замечательные слова: «Россия сосредотачивается…»
Сегодня публичное возмущение – жаркие, непримиримые, полные ненависти схватки постепенно отходят на второй план перед проблемой, которая действительно является жизненно важной для нашего Отечества. Я говорю о необходимости нашего общего внимательного, объединяющего сосредоточения.
Нас пытаются рассорить. Нас записывают то в один лагерь, то в другой. Из нас делают монстров. О нас рассказывают небылицы, мерзости, пакости, преследуя одну задачу, очень простую: не дать сосредоточиться, не дать задуматься о нашей жизни и судьбе, заставляя сложить печально голову и терять силу жизни. Нам не хотят дать энергетически собраться, задать себе вопросы, кто мы такие, откуда и куда мы идем. И начать двигаться после этого.
Сегодня, я убежден, возникает то время, когда не шумящая крона должна иметь значение, а тишина и глубина корневой системы. И вот тот, кто переплетен с корнями внутренними, кто не шумит, а впитывает и стоит крепко, тот только и может ощутить наше единство и предназначение… (XII, 13)
Сосредоточение художника
(2005)
Может ли кино спасти?
Я не ставил бы перед собой такой задачи – спасти человека. Русское искусство строилось всегда на катарсисе, очищении. Мы потеряли уважение к жизни и смерти. Проще всего пугать. На экране убивают тысячи людей – и никого не жалко, даже не интересно, за что убили. Важно как.