Пушкин и его современники

Эта записка, в которой, как и в первой, был нарочито назван Пушкин, тоже, конечно, не прошла для него бесследно и способствовала определению того курса, который был принят по отношению к поэту-арзамасцу, да ещё насквозь пропитанному «Лицейским духом». Дальнейшие выписки из секретных dossiers Архива III Отделения покажут нам, как внимательно следили за Пушкиным в это время.

* * *

В ночь с 3 на 4 сентября 1826 г. Пушкин был увезён из Михайловского, в сопровождении фельдъегеря, в Москву, где его пожелал видеть император Николай, только что принявший коронование. Восьмого сентября он был в первопрестольной столице, где и был представлен Государю. Отмечая в своих «bulletins» все выдававшиеся из ряду происшествия, фон Фок не обошёл молчанием и этого события, — и в сентябрьских сообщениях его мы уже встречаем писанную его прелестным бисерным почерком записку, имеющую № 594 и дату «Le 17 Septbr», следующего содержания:

«Pouschkin, l’auteur, a ete mande a Moscou. En partant de Pleskow, il a ecrit a son ami intime et camarade de College Delwig, pour lui annoncer cette nouvelle et lui demander un envoi d’argent qu’il voulait employer pour des parties fines et pour sabler du champagne [151] . — Cet individu est connu generalement pour etre un philosophiste, dans toute la force du terme, donc, pour professer un egoisme systematique, avec un mepris des hommes, un dedain des sentiments comme des vertus, enfin une volonte active de se procurer les jouissances de la vie aux depens de tout ce qu’il y a de plus sacre. C’est un ambitieux, consume par la faim du desir, qui, observe-t-on, a une si mauvaise tete qu’on sera oblige de le morigener a la premiere occasion. On dit que le Souverain lui a fait un accueil gracieux et qu’il ne justifiera pas les bontes que Sa Majeste a eu pour lui» [152] .

151

Это письмо Пушкина, очевидно перлюстрированное на почте, до нас не дошло*.

* Сохранилось ответное письмо Дельвига, датированное 15 сентября, где, в частности, он писал: «…куда посылать тебе деньги и письма…» (XIII, 295).

152

«Пушкин, сочинитель, был вытребован в Москву. Выезжая из Пскова, он написал своему близкому другу и школьному товарищу Дельвигу письмо, извещая его об этой новости и прося его прислать ему денег, с тем, чтобы употребить их на кутежи и на шампанское. — Этот господин известен всем за мудрствователя, в полном смысле этого слова, который проповедует последовательный эгоизм с презрением к людям, ненависть к чувствам, как и к добродетелям, наконец, — деятельное стремление к тому, чтобы доставлять себя житейские наслаждения ценою всего самого священного. Это честолюбец, пожираемый жаждою вожделений и, как примечают, имеет столь скверную голову, что его необходимо будет проучить при первом удобном случае. Говорят, что государь сделал ему благосклонный приём и что он не оправдает тех милостей, которые его величество оказал ему» (франц.).

Агент Локателли доносил фон Фоку в записке без числа [153] , но около того же времени:

«On assure, que l’Empereur a daigne pardonner au celebre Пушкин les torts dont ce jeune homme s’est rendu fautif sous le regne de son Bienfaiteur, feu l’Empereur Alexandre. — On dit que Sa Majeste l’a fait venir a Moscou et lui a accorde une audience particuliere de plus de 2 heures, qui avait pour but de lui donner des conseils et demonstrations paternels. — On se rejouit sincerement de la genereuse condescendance de l’Empereur qui aura sans doute les plus heureux resultats pour la litterature Russe. On sait que le coeur de Пушкин est bon, — il n’a besoin que d’etre guide; alors la Russie devra se glorifier et s’attendre a de plus belles productions de son genie» [154] .

153

Она находится среди агентских донесений 1827 г. (№ 1134), но относится, несомненно, к сентябрю 1826 г.

154

«Уверяют, что император соизволил простить знаменитому Пушкину его ошибки, в которых этот молодой человек провинился в царствование своего благодетеля, покойного императора Александра. — Говорят, что его величество велел ему прибыть в Москву и дал ему отдельную аудиенцию, длившуюся более 2 часов и имевшую целью дать ему советы и отеческие указания. Все искренно радуются великодушной снисходительности императора, которая, без сомнения, будет иметь самые счастливые последствия для русской литературы. Известно, что сердце у Пушкина доброе, — и для него необходимо лишь руководительство. Итак, Россия должна будет прославиться и ожидать для себя самых прекрасных произведений его гения» (франц.).

Другим, кроме сыска, орудием в руках фон Фока была издавна излюбленная тайной полицией перлюстрация частной корреспонденции; в собрании выписок из писем 1826 г. (Секретный архив, № 842) имеются две, за № 17 и 18, помещённые в обложку с надписью, сделанной фон Фоком: «Включаемые у сего выписки ничего замечательного не представляют. Сергей Львович Пушкин жалуется на сына своего Александра, известного стихотворца». Вот эти выписки:

№ 17. Выписка из письма Сергея Пушкина из С.-Петербурга от 17 октября 1826 года к Василию Львовичу Пушкину в Москву [155]

155

На ней помета И. И. Дибича, карандашом: «Для объяснений с Г.-А. Бенкендорфом».

Non, mon bon ami, ne croyez pas qu’Александр Сергеевич sente jamais ses torts envers moi. S’il a pu au moment de son bonheur et lorsqu’il ne pouvait pas ignorer que j’ai fait des demarches pour obtenir sa grace, me renier et me calomnier, — comment supposer qu’il revienne un jour? N’oubliez pas que depuis deux ans il nourrit cette haine que ni mon silence, ni mes procedes pour adoucir son exil n’ont pu diminuer. Il est tres persuade que c’est moi qui dois lui demander pardon, mais il ajoute que si je m’avisais de le faire, il sauterait plutot par la fenetre que de me l’accorder. Quant a moi, mon bon ami, je n’ai pas besoin de lui pardonner, puisque je ne demande a Dieu que la grace de m’affermir dans ma resolution de ne pas me venger. — Je n’ai pas encore pour un seul instant discontinue de faire des voeux pour son bonheur et, comme l’ordonne l’Evangile d’aujourd’hui, j’aime en lui mon ennemi et je lui pardonne si ce n’est en pere, puisqu’il me renie, — c’est en chretien; mais je ne veux pas pu’il le sache: il l’attribuerait a ma faiblesse ou a l’hypocrisie, et ces principes d’oubli des injures que nous devons a la religion lui sont tout a fait etrangeres [156] .

156

Нет, мой добрый друг, не думай, что Александр Сергеевич почувствует когда-нибудь свою неправоту передо мной. Если он мог в минуту своего счастия и когда он не мог не знать, что я хлопотал о его прощении, отрекаться от меня и клеветать на меня, — то как возможно предполагать, чтобы он когда-нибудь снова вернулся ко мне? Не забудь, что в течение двух лет он питает ко мне ненависть, которую ни моё молчание, ни то, что я предпринимал для смягчения его изгнания, не могли уменьшить. Он совершенно убеждён в том, что просить прощения должен у него я, но он прибавляет, что если бы я и решил это сделать, то он скорее выпрыгнул бы через окошко, чем дал бы мне это прощение. Что касается меня, мой добрый друг, то мне нет необходимости прощать его, ибо я прошу у Бога только милости, чтобы он укрепил меня в моём решении не мстить за себя. Я ещё ни на минуту не переставал воссылать мольбы о его счастии и, как повелевает теперешнее Евангелие, я люблю в нём моего врага и прощаю ему если не как отец, — так как он от меня отрекается, — то как христианин; но я не хочу, чтобы он знал об этом: он припишет это моей слабости или лицемерию, ибо те принципы забвения обид, которыми мы обязаны религии, ему совершенно чужды. (франц.)

Другая выписка — из письма того же С. Л. Пушкина и от того же числа — к своему зятю — мужу сестры его Елизаветы Львовны Сонцовой:

№ 18. Выписка из письма с подписью Serge (Пушкин) из С.-Петербурга от 17 октября 1826 года к Матвею Михайловичу Сонцову в Москву

Ma position est terrible et les chagrins auxquels je m’attends sont incalculables, mais ma resignation et ma confiance en Dieu me restent. Je le prie tous les jours, afin qu’il m’affermisse dans la resolution que j’ai prise — de ne pas me venger et de supporter tout. Je veux bien esperer qu’Alexandre Сергеевич sera fatigue de poursuivre un homme qui se tait et qui ne demande qu’a etre oublie. Ce qu’il y a de plus singulier dans sa conduite, c’est que tout en m’insultant et en brisant nos coeurs, il compte retournet a notre campagne et naturellement jouir de tout ce dont il a joui, quand il n’avait pas la liberte d’en sortir. Comment concilier ceci avec la maniere dont il parle de moi, car il ne peut pas ignorer que je le sais.

Тургенев Alexandre et Жуковский, pour me consoler, me disoient que je devois me mettre au dessus de ce qu’il disoit de moi; que c’etoit par imitation de Lord Byron, auquel il veut rassembler. Byron detestoit sa femme et en parloit mal partout. Александр Сергеевич m’a choisi pour sa victime; mais ces raisonnements ne sont pas consolants pour un pere, si je puis encore me nommer ainsi. Au reste je repete encore une fois: qu’il soit heureux, mais qu’il me laisse tranquille [157] .

157

Моё положение ужасно и горести, которых я для себя ожидаю, неисчислимы, но моя покорность провидению и моё упование на Бога остаются при мне. Я прошу его всякий день о том, чтобы он подкрепил меня в принятом мною решении — не мстить за себя и переносить всё. Мне очень хотелось бы надеяться, что Александр Сергеевич устанет, наконец, преследовать человека, который хранит молчание и просит только о том, чтобы его забыли. Более всего в его поведении вызывает удивление то, что, как он меня ни оскорбляет и ни разбивает наши сердечные отношения, он предполагает вернуться в нашу деревню и, конечно, пользоваться всем тем, чем он пользовался раньше, когда он не имел возможности оттуда выезжать. Как примирить это с его манерой говорить обо мне, — ибо не может ведь он не знать, что это мне известно.

Александр Тургенев и Жуковский, чтобы утешить меня, говорили мне, что я должен стать выше того, что он про меня говорил, что это он делал из подражания лорду Байрону, на которого он хочет походить: Байрон-де ненавидел свою жену и всюду скверно о ней говорил, а Александр Сергеевич выбрал меня своей жертвой. Но все эти рассуждения не утешительны для отца, — если я ещё могу называть себя так. В конце концов повторяю ещё раз: пусть он будет счастлив, но пусть оставит меня в покое. (франц.)

Следующая выписка была сделана тайной полицией из письма лица, оставшегося, к сожалению, не выясненным перлюстраторами; письмо шло из Москвы, где тогда находился на свободе, уже два месяца, Пушкин.

№ 32. Выписка из письма без подписи из Москвы от 6 ноября 1826 г. к Графу Михаилу Юрьевичу Виельгорскому в С.-Петербург [158]

Вероятно встречусь с Пушкиным, с которым и желал бы познакомиться; но с другой стороны слышал так много дурного на счёт его нравственности, что больно встретить подобные свойства в таком великом Гении. Он, говорят, несёт большую дичь и — публично. Жена Николая В. мне вчера сказала, что Вяземский и Пушкин ждут меня с нетерпением, а по какой причине, — не знаю.

158

Помета И. И. Дибича: «Для объяснений с Г.-А. Бенкендорфом».

В пачке донесений и писем полковника жандармского полка Ивана Петровича Бибикова к Бенкендорфу (Секретный архив, №912) находятся две записки, относящиеся тоже к началу ноября 1826 г., то есть ко времени пребывания Пушкина в Москве:

1) «Je surveille l’auteur P… autant que possible. Les maisons qu’il frequente le plus souvent sont celles de la P. Zeneide V<olkonsky>, du Prince Viasemsky, le poete, de l’ex-ministre Dmitreff et du procureur Gihareff. Les conversations y roulent, la plupart du tems, sur la litterature. Il vient de composer la tragedie de Boris Godounoff, qu’on a promis de me lire et ou, a ce que l’on pretend, il n’y a rien de liberal. Il est vrai que les femmes encensent et gatent le jeune homme; par exemple, sur le desir qu’il manifestat, dans une societe, de prendre du service, plusieurs femmes s’ecrierent a la fois: „Pourquoi servir! Enrichissez notre litterature de vos sublimes productions, et d’ailleurs ne servez-vous pas deja les niuf soeurs? Ex-ista-t-il jamais un plus beau service?“ Une autre dit: „Vous servez deja dans le genie“ et ainsi de suite. — Je ne vous en ai pas parle jusqu’a present, car les propos sans consequence ne feraient qu’absorber un tems precieux».

2) «Ce 8 Novembre 1826. L’auteur P…, dont j’ai eu l’honneur de Vous parler dans ma derniere lettre, vient de quitter Moscou pour aller dans ses terres de Pskow. — Sa tragedie de Boris Godounoff, qu’un de mes amis a lu, est, dit-on, un chef-d’oeuvre de Poesie. Elle est purement historique, composee dans le genre de celles de Schiller et ecrite en vers blancs» [159] .

В том же ноябре 1826 г. имя Пушкина снова попало под руку фон Фока по косвенному поводу, — в связи с заинтересовавшею Бенкендорфа личностью А. Д. Илличевского, поэта и лицейского товарища Пушкина. В записке под № 723, писанной Фоком, читаем такое сообщение:

159

1) «Я слежу за сочинителем П<ушкиным>, насколько это возможно. Дома, которые он наиболее часто посещает, суть дома княгини Зинаиды В<олконской>, князя Вяземского (поэта), бывшего министра Дмитриева и прокурора Жихарева. Разговоры там вращаются, по большей части, на литературе. Он только что написал трагедию „Борис Годунов“, которую мне обещали прочесть и в которой, как уверяют, нет ничего либерального. Правда, дамы кадят ему и балуют молодого человека; например, по поводу выраженного им, в одном обществе, желания вступить в службу несколько дам вскричали сразу: „Зачем служить! Обогащайте нашу литературу вашими высокими произведениями, и разве к тому же вы уже не служите девяти сестрам (т. е. музам. — Б. М.)? Существовала ли когда-нибудь более прекрасная служба?“ Другая сказала: „Вы уже служите в инженерах“ (по-французски здесь непереводимая игра слов. — Б. М.) и тому подобное. Я не говорил Вам об этом до настоящего времени, ибо поводы без последствий лишь поглощали бы драгоценное время».

2) «8 ноября 1826 г. Сочинитель П<ушкин>, о котором я уже имел честь говорить Вам в моём последнем письме, только что покинул Москву, чтобы отправиться в своё псковское имение. Его трагедия „Борис Годунов“, которую один из моих друзей читал, как говорят, поэтическое совершенство. Она — чисто историческая, составлена в стиле трагедий Шиллера и писана белыми стихами» (франц.).

«Le jeune fendant qui a dine chez l’aide-de-camp Abaza et y a preche l’egalite, s’appelle Illiczewski. Il est eleve du Lycee, d’ou il est sorti en meme tems avec Pousckin, Pouschtschin et Kuchelbecker. Infecte du meme mauvais esprit, il a sejourne quelque tems a Paris, ou il a frequente souvent la maison de madame Narischkin» [160] .

Бенкендорф на записке этой сделал следующую заметку карандашом: «Le jeune Очкин qui avait ete legerement compromis dans la grande histoire a rapporte cette conversation» [161] .

160

«Молодой хвастунишка, который обедал у флигель-адъютанта Абазы и проповедовал там равенство, называется Илличевский. Он воспитывался в Лицее, откуда вышел одновременно с Пушкиным, Пущиным и Кюхельбекером. Заражённый тем же бурным духом, как и они, он некоторое время прожил в Париже, где часто посещал дом г-жи Нарышкиной» (франц.).

161

«Об этом разговоре передавал молодой Очкин, который был слегка замешан в большом деле», т. е. в деле декабристов). Амплий Николаевич Очкин — писатель, впоследствии редактор академических «Санкт-Петербургских ведомостей».