Пусть поднимется ветер

– Как ты можешь знать?
– кричу я.
– Ты думаешь, что победила, отказавшись быть его королевой?

– Постой-ка... что?
– спрашивает Вейн, когда моя мать бледнеет.

Когда она отвечает, ее голос становится столь же ровным, как и всегда, и мне хочется выцарапать ей глаза.

– А я все думала, рассказал ли он тебе.

– Поэтому ты здесь, - спрашиваю я.
– Чтобы разузнать, сколько твоих тайн мне известно?

– Нет. Я пришла, чтобы помочь своей дочери.

– Помочь мне? ТЫ ПОЗВОЛИЛА РАЙДЕНУ МЕНЯ СХВАТИТЬ!

Я отрываюсь от Вейна и хватаю свою мать за плечи.

– Ты хоть понимаешь, через что мне пришлось пройти? Что он со мной сделал?

Вейн начинает задыхаться, и я сразу жалею о сказанном, но забрать слова назад не выйдет.

– Держись от меня подальше, - говорю я матери.
– Хватит с меня твоей помощи.

Я хочу только оттолкнуть ее.

Но еще не привыкла к новой силе.

Моя мать отлетает назад и врезается в дерево с таким звуком, словно кость ломается.

Я не проверяю, насколько сильно она ранена.

Меня не беспокоит снег, окрашивающийся красным.

Я позволяю Вейну обнять себя и увести прочь, говоря, что, наконец, от нее свободна.

Глава 37. ВЕЙН

Я понятия не имею, как сильно ранена Арелла... но я не могу сейчас с этим разбираться.

Мы должны выйти из ветра... и нам с Одри нужно убежать от крови.

Итак, я оставляю Астона убрать все и увожу Одри в отель.

Солана ждет нас у главных дверей.

Я... забыл о ней.

Чувствую себя еще хуже, когда вижу, что ее глаза опухли от слез.

Смерть Гаса - тоже огромный удар для нее... он - та причина, по которой она согласилась помочь мне.

Я подаю ей свободную руку в качестве извинения, и, через секунду, она принимает её, опираясь на моё плечо, когда мы втроем направляемся в лобби.

Место огромно - потолки в виде арок и свисающие люстры. Музыка мягко играет на заднем фоне, и пахнет цветами и деньгами. Но то, что бросается мне в глаза, это масса людей. Сотни их стоят вокруг расставленной мебели.

И, конечно же, начинается хаос, когда они видят трех окровавленных подростков.

Они все перекрикивают друг друга и спешат усадить нас на один из диванов.

Парень в душном блейзере присаживается на колени рядом с нами и начинает задавать десять тысяч вопросов. Я думаю, что он мог бы быть врачом, но он больше походит на менеджера отеля.

Похоже, он думает, что мы туристы, попавшие в шторм.

Я не поправляю его. Не могу же сказать ему, что мы сбежали из крепости сильфид, и целая армия солдат ветра пытается убить нас.

– Я бы вызвал скорую, - говорит он, - но нас засыпало снегом .

Это объясняет, почему в вестибюле такая толпа. Я могу поспорить, что люди сходят с ума и удивляются, когда же они смогут попасть домой.

– Ничего страшного, - говорю я ему. Мы, в любом случае, не можем принимать человеческие лекарства.
– Нам просто нужна аптечка первой помощи.

– И, может, какая-нибудь чистая одежда, если у вас есть, - добавляет Солана.

Его глаза останавливаются на моей ноге и сужаются, я замечаю, что с неё капает кровь прямо на их вычурный ковёр.

– Простите, - бормочу я, прикрывая лужицу своим ботинком.
– Выглядит хуже, чем есть на самом деле.

– Надеюсь.
– Он поворачивается к девушке в блестящем жилете и галстуке-бабочке, которая выглядит так, будто не может ненавидеть свою работу больше, чем сейчас.
– Можете помочь им добраться до ванной? Я встречу вас там с аптечкой первой помощи и со всем остальным, что смогу найти.

Она кивает, но смотрит на нас так, будто её попросили обезвредить бомбу:

– Ребята, вы можете идти, или...?

Я киваю и помогаю Солане и Одри подняться на ноги:

– Просто покажите нам, куда идти.

Толпа разделяется, как только она говорит нам следовать за ней, и наши шаги по мраморному полу отдаются эхом .

Я замечаю группу детей, скрывающих свои лица, когда мы проходим, и они выглядят еще более испуганными, когда пытаюсь улыбнуться им.

Девушка в форме провожает нас в женскую уборную, и не останавливает меня, когда я вхожу с Одри и Соланой. Я сажаю Одри на стул, — с каких это пор в уборных стоят стулья? — и она безучастно смотрит в пространство.

– Бумажные полотенца там, - говорит девушка, указывая на раковину.
– Мыло в дозаторах. И, эм... да.

– Вам не нужно оставаться, - говорю я ей, когда она стоит и мнется.
– Уверен, это будет не так приятно.

Закатываю штанину и показываю ей кровоточащий порез, оставшийся от Шреддера. На моем плече порез еще хуже. Я могу чувствовать, как он кровоточит.

– Ооо, - шепчет она.
– На вас напал лось?

– Лось?

– Лось может быть злым, - поясняет она.

Это шутка. Но у меня нет сил, смеяться.

Тогда она оставляет нас, и я бреду к раковине, мельком бросая взгляд в зеркало. В грязи, в крови, с покрасневшими глазами, я определенно понимаю, почему дети прятались от зомби-Вейна.

Солана выглядит почти также плохо, когда подходит ко мне. Она вся в царапинах и синяках, и ее рана на ноге снова начинает кровоточить.

– Вот, - говорю я, отрывая бумажное полотенце и протягивая его ей.

Она берет его и приседает, чтобы очистить порез на моей ноге.

Стыд окашивает мои щеки:

– Я не имел в виду, чтобы ты ухаживала за мной.

– Моя очередь. Прости, - говорит она, когда у меня сквозь зубы вырывается стон.

– Все нормально. Просто жжет.

– Так и есть.

Ее глаза остекленели.

Я снимаю рукава, понимая, что все еще одет в униформу Буреносца. Хочу сорвать ее и разорвать в мелкие клочки. Но, сначала должен убедиться, что они найдут для меня какую-нибудь одежду.

– Ты как?
– бормочу я.
– Хочешь поговорить о... чем-нибудь?

Да, я знаю, это звучит неубедительно.

– Возможно, позже, - говорит она.
– Ты должен помочь Одри.

Я смотрю на стул, где сидит Одри, не двигаясь.

– Ты думаешь, она в шоке?
– шепчу я.