Путь Черной молнии
Шрифт:
– Кто ответит за смерть заключенных?!
Судья остервенело застучала молотком:
– Прекратите галдеть! Иначе я прерву заседание. Отвечать будете, когда вас спросят. Не мешайте судьям заниматься своим делом.
Родственники заволновались, с их стороны посыпались вопросы:
– Гражданочка судья, нам не давали встречаться с детьми, и постоянно подсовывали информацию, не имевшую ничего общего с правдой. Мы хотим знать всю правду. Вы обеспечите нам такое право?
– Граждане, задавайте вопросы по - существу дела, а всем остальным должна заниматься прокуратура. И вообще, перестаньте шуметь! Делаю
Волнения утихли, в зале наступила тишина, только в рядах раздавались всхлипы и тяжелые вздохи.
В ходе дальнейшего судебного разбирательства, судья не особо обращала внимание на реплики подследственных об убитых, избитых и покалеченных военными, заключенных. Процесс продвигался медленно, иногда его откладывали на несколько дней и снова возобновляли. Возмущенные матери, отцы обвиняемых, требовали повторной экспертизы, которая могла бы подтвердить жестокость солдат, рубивших тела заключенных саперными лопатками.
Порой атмосфера в зале накалялась до такой степени, что судье приходилось прерывать заседание. Охрана выводила возмущенных людей в коридор и на улицу. После перерыва, заседание вновь продолжалось. Здание было оцеплено милицейскими нарядами, а за закрытыми воротами во внутреннем дворе располагались бойцы- автоматчики, готовые в любой момент подняться по тревоге.
Любопытные граждане стояли возле областного суда и пытались узнать, что происходит, кого судят?
И получали разные ответы:
– Зэков судят, они бунт в зоне подняли, говорят, они много убили людей.
– Да что вы врете, это менты их избивали, а они пытались защищаться.
– Правильно мужики подняли бунт, видно эти твари - менты им действительно духоту создали.
– У меня сына на следствии заставили признаться в участии бунта, где же справедливость?
– А моему спину разрубили, огромный шрам остался.
– А моего сына так избили, что теперь он инвалид, у него рука левая сохнет.
– Да кто избил то, сами же зэки и покалечили.
– А ты откуда знаешь, ты там был?
– Я нет, но ведь говорят...
– Да мало ли, что говорят: говорят - в Москве кур доят. Не знаешь, и не трепись тут.
– А у меня сына убили там, еще до их бунта, я до сих пор не могу добиться правды, мне следователь сказал, что дело о смерти моего сына будут здесь рассматривать.
Это действительно было правдой, в зал суда была приглашена мать Равелинского.
Дело в том, что следствие все - таки доказало вину Дронова: его обвиняли в организации убийства Равелинского. Так же суд рассматривал версию, что после убийства Равелинского и начались неповиновения заключенных, которые переросли в кровавый бунт. Судья выявила несколько несоответствий в деле Равелинского и направила его на доследование, чтобы выявить исполнителя приговора воли Дронова.
Саше постоянно приходилось смотреть в сторону мамы. Екатерина все время пыталась держаться, чтобы не расплакаться на глазах у людей. Многие из матерей не могли сдерживать себя, то и дело в зале раздавались всхлипывания, а порой стоны, так режущие слух судье, заседателям и всему присутствующему составу.
Пришло время опроса пострадавшего лейтенанта Брагина, который сообщил суду о событиях рокового дня.
Судья, внимательно выслушав его,
задала вопрос:– Вы утверждаете, что именно Вас и еще троих служащих смены контролеров, удерживали, как заложников?
– Да, товарищ судья.
– Вам отказывали в пище и в приеме воды?
– Совершенно верно, также мне отказали в медицинской помощи, но потом нашлись люди и помогли мне.
– Кто Вам оказал помощь?
– Осужденный Сергеев многим оказывал квалифицированную помощь, так как на свободе работал врачом. И осужденный Воробьев, напоил нас всех водой и принес в изолятор хлеб.
– Вы просили Воробьева, чтобы он посодействовал Вашему освобождению?
– Нет, осужденный Сергеев просил его о помощи, напоминая о моем тяжелом состоянии.
– Воробьев передал мятежным главарям Ваше прошение?
– Да, он уговорил своих,- Брагин замялся, подбирая нужное слово, но не желая повторять слова судьи, продолжил, - непосредственных организаторов беспорядков, чтобы меня отдали в руки врачей, находящихся за забором.
– Вас освободили?
– Да, меня на носилках унесли на КПП и отдали дежурившим военным.
– Вы можете остаться в зале суда и сесть рядом на скамью, - сказала судья, обращаясь к лейтенанту.
– Товарищ судья,- обратился к ней Брагин, прошу Вас учесть еще один важный момент. Пожалуйста, возьмите во внимание, что осужденный Воробьев со своими друзьями добровольно вызвались освободить из рук насильников - бандитов школьную учительницу, благодаря их действиям, она теперь жива и здорова.
– - В деле присутствует этот факт, я приму его к сведению.
Екатерина с гордостью взглянула на сына, подбадривая его кивком головы.
– Обвиняемый Воробьев, что Вы можете сказать по существу этого факта?
– Ничего гражданин судья, я полностью согласен.
– Вам не препятствовали в вашей просьбе.
– Нет, все решили, что так будет правильнее, я даже дословно могу процитировать слова Дронова.
– Любопытно, что же он сказал?
– Вот его слова: "Мы не должны с позиции силы решать судьбу кого-либо, тем более наш неприятель сейчас немощен. Сейчас, в конкретном случае, я говорю о лейтенанте, и как человек, я не бью слабого, и мое последнее слово: я призываю братву - отдать Брагина".
– Надо же, какое благородство со стороны бандита,- в словах судьи прозвучали нотки сарказма.
– Гражданин судья, разве это не поступок?- просил Сашка
– Воробьев, я сейчас расплачусь. Не делайте из Дронова героя.
Садитесь на свое место.
Сашка сжал челюсти, в его глазах сверкнула злость, но заметив умоляющий взгляд матери, промолчал и сел на скамью.
Процесс шел своим чередом: опросы, вопросы, ответы, уточнения. Уже две недели длился суд, казалось, не будет конца и края поездкам в тесных автозаках.
Затем настали черные дни обвинения. Прокурор четко гнул свою линию. Двадцать шесть человек обвинялось по 77 статье, части первой, за дезорганизацию, сопротивление администрации и участие в преступных группах. Статья предусматривает наказание в виде лишения свободы от трех до восьми лет. Девять заключенных обвинялись по статье 77, части второй, за создание вооруженных формирований и повлекших за собой гибель людей, этот пункт гласил: от восьми до пятнадцати или смертная казнь с конфискацией имущества.