Путь небес. Преодолевая бурю

— А остальные?

Легионер помолчал.

— Хэйюй в плену. Сянь Камаг не отвечает. У нас большие потери, хан.

Шибан зашагал к выходу из тренировочного отсека, и Джучи последовал за ним.

— Такова война, — сказал командир.

— Да, но… — Боевой брат неуверенно взглянул на него. — Подобное уже давно происходит, хан. И «Амучин» погиб.

— Мы исполнили приказ. Убили множество предателей.

— И потеряли многих товарищей.

Выход из зала прикрывали занавеси. Коридор снаружи озаряли люмены, мягкий свет струился за порог, на полу лежала бумага, испещренная строчками выведенных тушью символов.

— Мы уже не сражаемся с ксеносами, — ответил Шибан. — Наши противники так же опасны в бою, как и мы.

— Мой хан, позволь сказать. — Не желая отступать, Джучи остановился у порога. Командир помедлил, затем наклонил голову. — На Просперо, больше четырех лет назад, мы поклялись прорваться на Терру. Многое отдали ради этого, но до сих пор остаемся здесь, в пустоте. Истекаем кровью на клинках непобедимого врага.

Шибан слушал с нетерпением. Пока что Джучи не сказал ничего нового.

— Мы пробуем обманы внутри уловок, — продолжал легионер. — Наводим предателей на ложный след в надежде, что получим небольшой перевес, но они уже выучили наши трюки. Они прибыли к конвою очень быстро, а не через долгие часы после атаки. Направили совсем мало кораблей и воинов, но этого хватило для боя с нами. Сколько их крейсеров мы оттянули от Калия? Смог ли Цинь Са отвоевать Врата? Это уже известно?

— Пока неизвестно.

— Изменники превосходят нас числом. У них четыре легиона против одного. Значит, мы должны убивать четырех врагов за каждого потерянного нами воина, и даже этого будет недостаточно.

— Мы замедлили их наступление, — произнес Шибан.

— Да, поначалу. Тут я согласен. — Смуглое лицо Джучи с ритуальным шрамом на щеке блестело от волнения в пламени свечей. — Но веришь ли ты в это сейчас, хан? Скажи мне честно, и тогда я тоже поверю.

Шибан тяжело вздохнул. Его мнение, которого чогориец твердо придерживался на всем длинном кровавом пути, не имело значения. Стратегию легиона определил Каган, и только он мог изменить ее. Даже когда Орды несли жестокие потери, отступали, истекали кровью до последней капли, воины не нарушали повелений Джагатая. Только не снова.

— Чего ты хочешь от меня, брат? — спросил хан.

— Каган прислушивается к тебе.

— Правда? — фыркнул Шибан.

— Скажи ему…

— Сказать ему что?! — рявкнул хан, на которого навалилась давно сдерживаемая усталость. После конвоя «Мемноса» воин упорно тренировался несколько часов. Спал он в последний раз трое суток назад. Уже раздраженный, теперь Шибан просто вспылил. — Мы бойцы! Каган бросает нас в пасть чудовища, но мы веселимся. Мы сломлены, но смеемся, зная это. Нам не дают ни отдыха, ни передышки, но наши души очищаются. Вот и все. Все на этом! Или ты хочешь, чтобы я подыскал тебе безопасный уголок?

Джучи вспыхнул. Его пальцы чуть вздрогнули — мышечная память отозвалась мгновенному порыву схватиться за оружие.

— Ты знаешь, что мне нужно иное.

Хан отвернулся, уже сожалея о сказанном. Братство не страдало от нехватки отваги, только от усталости, накопившейся в непрерывном отступлении, которое понемногу ослабляло бойцов. Порой и в раздумьях самого Шибана звучали подобные сомнения, хотя он всякий раз осуждал себя за неверие.

«Прежде мы еще могли выбраться, но слишком задержались. Враг окружает нас, хватает за пятки. Все, что осталось, — взращивать в себе ненависть».

— Соберется курултай, — сказал Шибан. — Потери будут подсчитаны. В назначенный час Каган примет решение.

Джучи поклонился, но не успокоился.

— Я знаю, и все же… — досадливо произнес он. — Есть те, кто…

Хан сурово посмотрел на него:

— Говори, брат. Никаких тайн между нами.

— Мне сказали, что потери невосполнимые. Так доложили говорящие со звездами. Нам не удержать даже ядро своей территории. Ходят слухи о… переменах.

Шибан внимательно поглядел на заместителя. У Джучи всегда было честное лицо. На Чондаксе, когда Белые Шрамы в последний раз сражались свободно, оно казалось ясным, будто небеса, и смешливым — воин всегда любил повеселиться.

— Клятвопреступники, хан… — Джучи искоса поглядел на него. — Их призовут обратно.

Командир стиснул его руку в механическом кулаке.

— Сагьяр мазан заплатили смертью за свои преступления, — сказал он, понизив голос. — Каждый из них.

— Не каждый.

— Откуда ты знаешь?

— Легион собирает всех, кто еще может носить оружие, — ответил Джучи. — Всех до последнего.

Шибан выдавил улыбку, больше похожую на гримасу.

— Ты неверно услышал, брат. Эфир неспокоен. Когда ярится буря, говорящие со звездами видят дурные сны.

Джучи неопределенно посмотрел на него.

— И все же ходят такие разговоры.

— Тогда вот что скажу тебе я, твой хан, — встретил Шибан его взгляд. — Думаешь, я не слышал этой базарной болтовни? Неужели ты можешь поверить хоть на один удар сердца, что я приму обратно тех, кто забыл о верности? Такому не бывать. Лучше умереть в одиночку, чем рядом с сагьяр мазан!

Легионер опустил глаза, и хан разжал руку.

— Но, в общем, ты правильно сделал, что поговорил со мной, — сказал Шибан, решив немного подбодрить Джучи. — Знай, брат, что я не враг тебе, как и всем, кто остался под стягом мингана и сохранил верность, когда по нашему флоту расползлась ложь. И никогда не буду врагом. Мы с тобой однажды принесли клятву — здесь, на этом корабле. Помнишь? Она остается в силе.

Воин кивнул.

— Но клятвопреступники были изгнаны, — продолжил хан. — После такого не возвращаются.

Сказав это, Шибан ощутил новый приступ боли, тупой прострел от какого-то устройства механикумов, которое поддерживало в нем жизнь. Напоминание о том, что забрала у него измена — проворство, радость, будущее.

Столь многое уже уничтожено, и предатели из орду приложили к этому руку.

— Поэтому они не вернутся, — повторил хан и отвел взгляд от дуэльного круга. — Долг будет уплачен сполна. Если же кто-нибудь передумает взимать его, то, не сомневайся, я сам соберу положенное.

Стены содрогались от многократных попаданий в борта. Даже в глубине линкора, за бессчетными слоями армированных палуб, ощущалась вибрация.

Ревюэль Арвида мчался по коридорам «Копья небес» в главный апотекарион. Руки и ноги псайкера до сих пор пылали от прошедшей через них энергии варпа. Он чувствовал нарастающий жар и знал, что в следующем цикле ему станет хуже. Глаза горели от боли, сердца напряженно стучали. Лучше было бы вернуться в каюту, чтобы бороться с изменениями там, в холодном спокойствии надежного убежища, как понемногу приучал себя легионер, но его известия не могли ждать. Пока потрепанная тактическая группа Белых Шрамов пробивалась к точке Мандевилля, возникли неотложные дела.

Добежав до входа, охраняемого двумя громадными воинами кэшика, Арвида протиснулся между ними.

Внутри, вокруг главного операционного стола, толпилось множество людей, по большей части смертных из основного экипажа линкора. Больше половины из них происходили не с Чогориса, так как потери в человеческом персонале были особенно тяжелыми. Белые Шрамы теперь принуждали к работе специалистов, захваченных у полков Армии или у других легионов.

Во главе стола Ревюэль увидел Джубал-хана — без шлема и со скрещенными на груди руками. На лице воина запеклась кровь, чуб безвольно свисал на плечо. Также присутствовали Намахи, протеже и заместитель Цинь Са, другие бойцы кэшика и командиры множества братств. Они расступились, пропуская Ревюэля, и тот склонился над раненым.