Путь небес. Преодолевая бурю

Примарх направился к смертникам. Они молча ждали, не отступая ни на шаг.

— Это место для людей чести, — произнес Джагатай. — Вам дали шанс заслужить ее вновь.

Затем он посмотрел на всех легионеров — на Джубала, Намахи, Арвиду. Сюда пришли и грозовые пророки, и воины кэшика, что успели вернуться с Темного Зеркала.

— Поднимается буря, братья мои, — сказал Хан. — Мы встретим ее вместе.

Усиливающийся грохот битвы почти не нарушал влажную тишину в глубоких недрах «Гордого сердца». Демонический инкубатор Фон Кальды был надежно огражден и от физического, и от метафизического воздействий.

Вдоль стен призывного отсека выстроились десятки сдерживающих контейнеров. Обитатели имматериума, что извивались в каждом сосуде, дергались и сучили конечностями, будто эмбрионы в лоне матери. Потусторонняя дымка густым слоем оседала на бронестекле перед глазами апотекария, свертывалась и затвердевала.

Он опустился на колени, чувствуя, как пот стекает по лбу. Обряды давались советнику тяжелее всего в жизни, любое изреченное слово и начерченный знак раздирали ему душу. За каждого нерожденного, содрогавшегося в колбах из стекла и чар, Фон Кальда заплатил жизнями сотни рабов.

Твари шептали искаженные недозвуки, которые набирали силу и все более походили на истинную речь, по мере того как флагман прорывался к варп-разлому. Демоны чувствовали его близость, их тела напитывались мощью в истончающейся реальности.

Апотекарий выпрямился, решив переждать дурноту. Из руки он выронил серп, с хлюпаньем упавший в озерцо телесных жидкостей на каменном полу.

«Почти на месте, — сказала Манушья-Ракшаси, которая, как всегда, явилась первой из призываемых. — Я чувствую врата».

— Еще… рано, — задыхаясь, произнес Фон Кальда. Воин знал, что все определяется точностью в выборе момента. Для воплощения требовались переносчики, смертные души, и апотекарий еще не завершил ритуалы. — Посмотри.

Советник проковылял к огромному алтарю, встроенному в стены отсека — слиянию биоформ и техно-мантических устройств эры Объединения. Он положил ладонь на управляющую панель, и колонны вокруг вспыхнули кроваво-красным светом.

Между ними на пятиметровой высоте в грязном тумане родильного отсека развернулись гололитовые изображения. Прозрачные силуэты звездолетов метались по координатным осям, выплывали из ближнего фокуса и возвращались обратно.

— Корабли, — объявил апотекарий. — Цели твоего воплощения.

На схеме указывались три группы космолетов: основной флот Белых Шрамов, небольшой рейдовый отряд, который сейчас преследовало «Гордое сердце», и намного большее скопление сигналов Детей Императора и Гвардии Смерти. Изменив масштаб гололита, Фон Кальда выделил хвост отступающего авангарда Пятого легиона. Четкость обрели три корабля: «Калжан», «Терзатель» и «Сюзерен».

Манушья-Ракшаси жадно разглядывала литокаст сквозь завитки дыма внутри ее тюрьмы, сузив миндалевидные глаза.

«Добыча».

— Ты требовала имя. Я пометил для тебя душу жертвы.

«А он уже могуч».

«Сюзерен» настигал цель, по пятам за ним следовал более крупный «Терзатель». Советник заметил, что Коненос держится вплотную к префектору, и пустотные щиты их звездолетов едва не накладываются друг на друга. Ситуация была понятной: Карио подошел достаточно близко для запуска абордажных торпед и вел огонь по убегающему фрегату. Гололит отображал попадания, вздрагивая каждый раз, когда в энергетическую оболочку «Калжана» врезался снаряд.

— Здесь случится его вознесение, — начиная улыбаться, сказал Фон Кальда. — Мечник еще не осознает весь потенциал легиона, но, я уверен, ты отлично его просветишь.

Корабль Раваша быстро подтянулся вплотную к корме замедляющегося фрегата. Погоня почти завершилась.

— Они догнали дикарей, — выдохнул апотекарий, чувствуя, что наступает нужный момент. Псевдоэмбрионы забились в контейнерах, готовясь к колдовскому переходу в реальный, вещественный мир, и Фон Кальда победно обернулся к демонице. — Теперь полюбуйся резней.

«Ты рано хоронишь их врагов».

Вновь посмотрев на гололит, советник увидел правоту твари. Белые Шрамы сбросили ход не из-за повреждений фрегата — они выпускали собственные абордажные торпеды. Экипаж «Калжана», истощив все запасы энергии, пробил в носовых щитах «Сюзерена» брешь, и теперь в нее через пустоту неслись воины, решившие дать бой охотникам.

Кажется, Манушью-Ракшаси такой поворот весьма обрадовал.

«Вот это славно. Вот это отважно».

Шатаясь, апотекарий поспешил обратно к ритуальной пентаграмме сквозь проекционные лучи гололитов.

— Так будет сложнее…

На стенах запрыгали и заплясали блики варп-света, алые лужи на полу вскипели, отзываясь им. Нерожденные зашипели, ощутив изменения. Фон Кальда пробудил последнюю руну силы, и кровавые полосы на стеклянных цилиндрах яростно зашипели, испаряясь в пустоту. Так советник снял печати и расколол оковы, что не давали сойтись двум мирам.

— Я назову вам имена, — сказал он.

«У нас есть имена».

В этот раз легионеру ответил не один голос, а целый хор созданий, проявившихся из эфира. Их глаза мерцали преломленным не-светом, окровавленные шипастые бичи скрежетали по бронестеклу раздвоенные копыта топали в рассеивающейся дымке.

По залу прокатился резкий треск, отразившийся от потолка, и лужи крови подернулись рябью. Все демонические зародыши разом метнулись вверх, словно рыбы в аквариумах, гармонично извиваясь длинными гибкими телами.

— Еще рано! — выпалил Фон Кальда и шагнул за пределы обережной пентаграммы в попытке отозвать тварей.

Они не знали ни спектров душ, ни истинных имен ритуальных жертв. Демоны видели гололиты, но в материальном мире их зрение пока еще было не многим лучше, чем у слепцов.

Советник опоздал. Первой из заточения вырвалась Манушья-Ракшаси: в ее контейнере сверкнул невыносимо яркий свет, бронестекло задрожало и треснуло. За ней последовали другие существа, что визжали от наслаждения, облекаясь в реальную плоть, созданную ценой мучительных смертей.