Путь в стаю

Вторая революция

Предложение валькирии приняли без разговоров. У каждой был свой резон. Даже у Кисы. Та и вовсе, пока мы шли до летательного аппарата, из задумчивой вдруг сделалась довольной и даже просветлённой. Казалось, она изнутри вся светится каким-то мягким нежным светом. Странно, с чего бы это?

Потом мы добрались до катера. Милена тут же предельно бесцеремонно втолкнула меня внутрь, даже не думая прекращать свои игры. Уселась рядом, положила голову на плечо, плотно прижавшись своей макушкой к шее, так что волосы девочки принялись настойчиво щекотать мой нос. Душу всколыхнуло ответной нежностью. Я обнял кошку рукой, вжал, вдавил в свой бок, не желая упускать ни капли её такого приятного, будоражащего кровь тепла. Колючая и бесшабашная в обычной жизни, сейчас она казалась нежной и хрупкой в этой своей доверчивости. Но даже в такой малости она продолжала проявлять свой стальной характер. Девочка всем своим видом демонстрировала, что она моя, но это именно её выбор. Её, а не мой.

— Кошак, даже не думай, — тихо заговорила брюнетка.

— Ты…

— Я постараюсь быть рядом даже в Ордене. Ты главное сам прояви настойчивость, потребуй, чтобы в миссии участвовала вся стая. Мы тебя прикроем. Я прикрою…

— А как же глотки драть? Другим претендентам на твоё тело?

— Глупости всё это. Как ты сказал про имплант — меня словно обухом по голове ударило: не хочу тебя терять. Ты мне нравишься. С тобой интересно — и драться интересно, и трахаться. А что ещё валькирии нужно?.. Да ещё такой оторве, как я?..

— Ты права, кошка, глупости всё это. Веду себя, как мальчишка. По морде дала — сразу понял, насколько всё это мелко.

Неожиданно с другого бока навалилась новая тяжесть, а в шею ткнулась ещё одна женская головка. Волосы прелестниц перемешались, их стало ещё больше, так что я с трудом сдержался, чтобы не чихнуть.

— Тебе самое место в стае, Кошак, раз так хорошо через когти доходит, — слова Дианы сочилась иронией, но совершенно беззлобной.

— Хороший мальчик, — промурчала валькирия, довольная моим признанием и похвалой Верховной. — Хочешь, в имплант коготки запущу? Прямо сейчас. Признайся: тебе ведь этого хочется? Прочувствовать всю прелесть моей игры, без купюр, без ограничений?

— Не знаю кошка… Лучше, если ты сейчас продемонстрируешь всю глубину своего ко мне доверия.

— Это как?

— А это, девочка, когда не он, а ты встаёшь на колени, — вместо меня ответила разведчица.

— На колени? Но… Я так не делала… Ди, а ты?

— Да. Словно в омут тогда бросилась. Для него. Только причина была другой — хотела отблагодарить за доверие, поддержать в сложном решении. Да много чего тогда было, всего не перечесть.

Наш транспорт уже прибыл на место и ожидал, пока пассажиры захотят на выход. Но пассажиры не хотели. Даже обычно спешащая к новым впечатлениям Киса не спешила. Она смотрела на происходящее на её глазах непотребство с широко открытыми глазами, и явно была не прочь перенять у старших толику опыта. Со стороны, разумеется.

— Должна признать, Ми, результат превзошёл мои ожидания. Это оказалось… волнительно. Имплант ты не чувствуешь, не чувствуешь всех нюансов его работы, его отдачи, а здесь… Словно держишь своего мужчину в своих руках — всего, без остатка… Ты со своей и его любовью к когтям ощутишь очень яркие эмоции!

— Ты права, Ведьма. Что тут вообще обсуждать? Он же меня уже столько раз всю облизывал, от кончика носа до кончика большого пальца ноги, а я еще думать буду? Эй, Киса, а ну брысь!

— Это ещё почему? Мне же интересно! — набычилась юная О`Стирх.

— Маленькая ещё, такое видеть. Брысь, я сказала!

— Я не маленькая, — с ноткой обиды в голосе изрекла Киса, чем расписалась в обратном. — Я взрослая и самостоятельная республиканка. И буду делать…

— Так, «взрослая и самостоятельная». Тебе старшие что говорят? — вмешалась Диана. — Это слишком интимно, и тебя не касается. Даже в стаях есть грань, когда валькирии просто уходят, оставляя двоих или троих играть без посторонних.

— Ладно, ладно, уже ухожу, — стала подниматься рыжая снежка, напоследок мазнув по нам недовольным взглядом. Только на выходе иронично, с еле сдерживаемой смешинкой, добавила. — Хоть запись потом покажете?

— Брысь, сказала! — рыкнула Милена, на что получила уже ничем не сдерживаемый взрыв молодого задорного смеха.

— Запись? — я с недоумением обвёл кабину аппарата, пытаясь увидеть скрытые камеры.

— Вся наша жизнь пишется почти по минутам, — пожала плечами Верховная. — Доступ к записям имеет только та, кто на ней фигурирует. Никто другой не вправе её копировать с общественного серверного комплекса, иначе придётся долго рассказывать Ордену, чего ты этим хотела добиться. Твоя Валери именно оттуда брала данные для своей Памяти. Ну и сама писала, когда считала нужным — в тех же Внешних колониях, где нашей системы нет.

— То есть всё пишется? Вообще всё? Но как же тогда тайна личной жизни?

— А что в ней такого, что следовало бы скрывать от того же Ордена? Думаешь, кому-то есть дело до того, как именно и с кем ты трахаешься? Что и когда ешь? Как, извини, в туалет ходишь? Другие граждане к твоим записям доступа не имеют — чем не тайна? Хочешь показать — сам покажешь. Орден включается только в случае ключевых фраз или сцен, или если нужна более подробная информация для подтверждения кондиций, решений, для обоснования поощрений или наказаний. Или ты про «личную жизнь» землян? Так её нужно скрывать не из-за какой-то фатальной тайны, а чтобы других от неё блевать не тянуло, и чтобы всех через одного не пришлось сажать за бытовые преступления. Мы же с детства привыкаем жить по определённым стандартам, чтобы даже наедине смотреться пристойно. Мы живём красиво. Бывают, конечно, исключения — как те же боевые операции или допросы. Или задержания социально опасных лиц. Но, в целом, у большинства граждан жизнь — красива. Её хоть сейчас, без купюр, показывай знакомым и близким. Иметь же практическую возможность в любой момент получить нужные тебе кадры и вычленить из них самое важное — полезно. В реальности тебе часто бывает не до записи. Много происходит незапланированного, спонтанного. Потом сам же будешь локти кусать, а окажется поздно что-либо записывать. Ри предоставила запись твоих переговоров с Аароном на крейсере внешников. Телеметрию последовавшего за этим ядерного взрыва. Предоставила записи работы твоих групп в Башнях на Земле, записи падения самих Башен. Тебе ведь было не до того, ты шёл умирать. А благодаря этим животрепещущим кадрам Верховный Совет проникся и впечатлился, и без вопросов принял решение о присвоении тебе полновесного гражданства, хотя подобное происходит не часто. Еще приводить примеры или сам уже всё осознал?

— Ди, хватит с ним миндальничать. Сколько можно! Так и заснуть недолго. А ну возбудился обратно! Я что тебе сказала?!

С этими словами брюнетистая оторва метнулась вниз, и я на несколько потрясающих минут забыл обо всём на свете. Какие там записи! Себя бы вспомнить после такого кайфа!.. Особенно от осознания, что вот она, моя кошка: не строит из себя невесть что, а показывает, насколько мы с ней близки. Насколько она мне доверяет…

Из машины мы вышли спустя полчаса. Милена уверенно висела у меня на руке, я же то и дело пытался прижать её покрепче — недавняя чувственная феерия не прошла бесследно ни для неё, ни для меня. Диана нам не мешала. Странно, но она почему-то была довольна, словно это её я после весьма насыщенной игры благодарил всеми доступными мне средствами. Впрочем, разведчица вскользь обмолвилась о причине своего хорошего настроения: мой имплант уже начал отзываться в тех зонах, где до того молчал. Эта дочь Республики, оказывается, тоже ненавязчиво поучаствовала в наших игрищах — естественно, исключительно из заботы обо мне, любимом. Как же! Чтобы республиканка руководствовалась исключительно интересами мужчины! Да не бывать такому никогда! Даже Тёмная Мать, как оказалось, не забывала собственных резонов, чего уж говорить о Ведьме?! Но отрадно было то, что мы с девочками на верном пути, и безумная по меркам республиканки инициатива Милены была одним из серьёзных таких камушков в фундамент моего нового жизненного стержня. Девочка продемонстрировала самые серьёзные намерения, и столь же масштабную поддержку, пополам с доверием. Обманывать её надежды не хотелось, от слова совсем.

А ещё я начал потихоньку понимать, каково это — быть в стае. Вот такое вот абсолютное доверие дорогого стоит. Так у меня было с Валери и её кровными, и хотя воспоминание о них вызывало некоторое шевеление моего внутреннего зверя, острота реакции заметно снизилась. Было понятно, что ни Диана, ни Милена не отпустят меня от себя ни на шаг. Они будут занимать абсолютно всё моё время своим навязчивым вниманием, будут продолжать вести эту игру, а очень скоро на яхте станет не протолкнуться от валькирий со Дня Памяти. Мне физически не позволят ступить прочь с намеченного «партией» боевых сестёр пути. И если уже сейчас, по прошествии всего лишь нескольких дней этого прессинга, наблюдается положительная динамика, сомнений в правильности выбранного пути быть не могло. Я больше не сомневался, что республиканки мёртвого на ноги поставят и заставят их желать. Вот ведь упёртые создания!

Только завершив свой внутренний монолог, я, наконец, смог осмотреться по сторонам. Мы стояли перед высотным зданием, стремительный шпиль которого пронзал облака, уходя далеко в стратосферу. Серебристая игла — вот первое впечатление от постройки. Причём не прямая, а словно бы идущая под небольшим уклоном назад, на широкую часть. Возможно, это был всего лишь оптический эффект из-за необычной структуры облицовки здания, но он был. Я даже голову запрокинул, силясь понять, как ведёт себя конструкция в вышине. Вроде бы она не спешит падать…