Путь Владычицы: Дорога Тьмы

— Ты сможешь подождать здесь и не высовываться? — Дыв спросил у Кайи. — Я должен помочь Горану.

— Нет! Не бросай меня! — запричитала Кайа. — Тебя могут убить!

Дыв машинально засмеялся:

— Так тебе за себя или меня страшно? Прекрати, Кайа, Горану нужна помощь!

— Ему Улва помогает!

— Если я останусь с тобой, меня назовут трусом!

— Пускай! Зато…

Сверху на помост шлёпнулось очередное тело, и Кайа взвизгнула. От заглянувшей в щель огромной морды Дыв отпрянул, стукнувшись об одну из поддерживающих балок.

— “Помогите ему!” — прозвучал в голове голос Марны.

Пришлось выбираться. На подушках стонал раненый Севим, но, на первый взгляд, без видимого увечья. Кайа схватилась за голову, не зная, что делать.

— Напои его и оботри кровь, надо посмотреть, где он ранен, — Дыв спрыгнул вниз, и затем протянул кувшин со стола, заваленного лакомствами для гостей и подававшихся во время игрищ. — Я быстро вернусь! А ты пока сними с него одежду!

Дыв осмотрелся — куда ни падал взгляд — везде валялись тела. Избирательно быстро обойдя нескольких, он выбрал себе оружие по душе — два шотела[1] с узким и серпообразно изогнутым клинком. Орудуя ими, словно профессиональный жнец на поле, он быстро пробирался через обративших на него внимание диких. Шотелы скользили по кривым мечам нападавших; цепляя дикого на один клинок, другим Дыв рубил наотмашь. Так упало три или четыре дикаря, до Горана оставалось немного. Уложив очередного противника, Дыв повернулся и выругался — к помощнику короля летели со всех сторон дикие. Чуть поодаль Жадалах-кхан пристально смотрел на фрейлера — всего мгновение и, расталкивая дерущихся, сам рванул сюда же. Что показалось странным, не к Захеб-кхану, убивающему диких всего в нескольких метрах.

— Чтоб вас! Чего я не знаю?! — сплюнул Дыв и замахал “серпами” с удвоенной скоростью. Бесполезно было угадывать, что на уме у этого непредсказуемого народа. За сегодняшний день даже ценящий многоходовки карамалиец вынужден был признаться, что не осиливает ежеминутных неожиданных поворотов судьбы.

Сверху рухнула Улва, унося очередную жертву и на метр расчищая Дыву путь. Ещё минута и вторая… Пронзительный визг в небе эхом отозвался в сердце. Дыв распорол очередному противнику лицо и смог снова взглянуть туда, где стоял Горан. Помощника там не было, куча мала из диких то ли месила друг друга, то ли пыталась скрутить кого-то. И опять на них напала Улва и взмыла в небо. Вернулась быстрее, чем обычно, и вдруг — Дыв отвлёкся на пару мгновений — её тоже потерял из виду.

Не забивая себе голову лишними мыслями, он продолжил выполнять намеченную задачу.

Скорее всего, Горана ранили, теперь требовалось его вытащить из окружения. О собственной безопасности почему-то не думалось: давно забытое пьянящее чувство битвы на ристалище затуманило сознание. Дыв не видел ничего, кроме зазевавшихся или приближающихся диких, не чувствовал ничего, кроме бьющегося в сердце огня, и солоноватого привкуса в углу рта. Отец упрекал его за то, что он быстро теряет контроль в битве, но именно в этом была сила Исака — когда его ярость начинала пугать противников, спарринги заканчивались быстрее.

Впереди дикие почему-то неподвижно стояли к нему спиной, и Дыв вонзил шотелы в две из них, молниеносно лёг на землю, перекатился через пару трупов, подбирая два меча и запустил их в обернувшихся на нападающего. Сгрёб очередной меч и вскочил на ноги.

— Бийяз савасси![2] — крикнул дикий, указывая на него рукой другим.

К Дыву бросилась оголтелая толпа, но он только засмеялся. И вдруг в прореженной дали увидел лежащего на земле Горана и полуразвоплощённую Улву — она била одним крылом, а позади её крепко держал Жадалах-кхан и бормотал что-то, закрыв глаза.

Все происходящее пока не объединялось в голове в целую картину: слишком отрывочными были её куски, которые успевали выхватить глаза сражающегося Дыва.

Раз — нечто блестящее чиркает возле лица Улвы.

Два — Улва бьётся в агонии, а вождь смотрит в небо.

Три — облако тьмы возносит вождя.

Четыре — с неба падает голова в знакомом уборе диких.

Пять — от того места, где стояла Улва, в небо взмывает чёрный столб. “Выжила!” — машинально и с облегчением думает Дыв.

Шесть — дикие, охранявшие своего вождя, падают с воплями: “Ар-раука-а-а!”

И вдруг — клёкот ящеров, а после него разливается внезапная тишина. В ней Дыв слышит свист своего меча и хруст от переставшей сопротивляться чужой плоти. Дикарь падает на колени и валится беспомощно на бок, а Дыв уже поворачивается вокруг себя и видит застывший пейзаж. Выжившая часть племени Жадалах-кхана согнулась в поклоне и уткнулась лбом в грязь. Немногочисленные виерды, наоборот, стоят, задрав головы. И он последовал их примеру, опуская меч.

Находившаяся ближе всех к Дыву Марна и король Асвальд били крыльями, изогнувшись в воздухе, словно испытывали муки. Правее к Солвег неслась тучка, похожая на Ашу, настигла — и Солвег повторила конвульсию отца и сестры. Дыв покрутил головой — на восток летел ещё один кусок тьмы, к кому — не успел карамалиец подумать, как за спиной раздался вопль:

— Ма-а-а-ма!

— Кайа! — Дыв бросил меч и понёсся назад, перепрыгивая через тела. Младшая дочь Асвальда, объятая тьмой и раскинув руки, стояла на коленях перед лежащим виердским сыном вождя. Её трясло, будто тьма вгрызалась в неё, но никак не могла проникнуть.

Одновременно с Дывом на помосте оказалась королева. Не задумываясь о последствиях, Дыв бросился к Кайе и обхватил её, сам погружаясь во тьму, которая, как ни странно, его не обожгла:

— Я здесь, Кайа! Держись за меня!

— Ды-ыв! — выдохнула принцесса ему в шею и прижимаясь, а после обмякла.

Снова стало относительно тихо, если не считать возни очнувшихся виердов, которые криками сгоняли диких в одну побеждённую толпу.

— Какой же ты всё-таки недалёкий, карамалиец, — засмеялся за спиной голос Марны. — С таким защитником моя сестра никогда не получит крылья.

[1] Форма шотела напоминает большой серп и может эффективно использоваться для того, чтобы обогнуть щит противника и нанести ему удар в жизнен важные области тела. У шотела два лезвия, внешняя кромка обычно не затачивается и иногда используется для защиты. (с)

[2] «Бийяз савасси!» — «белый воин» (дик.)

17. Точка опоры

Два месяца спустя. Земли диких, за расщелиной.

Дыв шёл в виноградном междурядье с садовым ножом, останаваливался почти возле каждого куста. Где-то отрезал подозрительную ветку, рассматривал её на предмет заражения виноградной болезнью и отдавал слуге, несущему корзину, если казалось, что лист поражён. Тогда на куст вешался кусок цветной ленты — чтобы собрать с этого куста ягоду во вторую очередь, для напика похуже качеством. Где-то созерцал гроздья, отщипывал ягоду, пробовал её на вкус. Слуга, в свою очередь, повторял манипуляции господина — разглядывал, обнюхивал, клал на язык — запоминал, что говорит Дыв-дан. Учился у мастера.

Приближалась винная страда. Там, где Дыв одобрил, виноград уже собирали. Свозили в винные дома для грядущего праздника — пригласят самых красивых незамужних девушек и парней, и начнётся веселье — танец Красных ног под тягучие любовные песни. Там-то начнёт молодёжь, время которой настало, подыскивать себе пару, и винная сладость свяжет два сердца, когда весь урожай будет убран в закрома фрейев и частично — диких.

— Этот корзина тоже полный, мастер-дан. Надо пустой однако, — когда ветки перестали помещаться, слуга безо всякого страха, но с почтением, остановил господина — тот не был злым, как фрейлеры, и быстро внушил к себе уважение, близкое к обожанию.