Путь

Алекс молча пожал плечами, ожидая продолжения.

— Ты какой-то молчаливый, неужели не соскучился? — притворно надула она губки.

— Да нет, просто хочу узнать, зачем я тебе понадобился?

— Понадобился — слово-то какое! — всплеснула она руками. — Да просто захотела тебя увидеть и всё!

— И поэтому послала Тяпу привезти меня? — не поверил он.

— Да, именно поэтому! После того, что между нами было, мы вполне можем вот так встретиться вдали от чужих глаз и просто поболтать, разве нет? Мне кажется, мы стали близкими людьми. Так что, ты даже не поинтересуешься, как у меня дела? — капризно добавила она и подняла вверх брови.

Доктор неопределённо снова пожал плечами.

— Ладно, раз так, то скажу тебе, что ты прав — есть одна причина. Если тебе не интересно, как у меня дела, то давай сразу к ней и перейдём, — сказала Алиса обиженным тоном, сделав серьёзное лицо. — В общем, действительно, мне нужна помощь. Не бойся, ничего криминального, просто вопрос по твоей профессии и всё! Надеюсь, это возможно?

— Слушаю, — насторожился он.

— Как ты знаешь, я поступила в ликей на спортивную психологию, спасибо боженьке за это. Так вот, недавно мне пришлось перевестись на заочное обучение, потому что обучаться очно у меня не будет хватать времени. А на заочке нужно каждые несколько месяцев сдавать курсовые.

— Я в курсе, я преподавал в ликее, вообще-то, — вставил он пять копеек.

— Вот поэтому я к тебе и обратилась! — обрадовалась она. — У нас там всё как-то через одно место придумано. Сначала мы изучаем разные системы: нервные там или кровеносные. Потом опять эти же системы, по новой, дурдом какой-то…

— Нет, это правильно продумано, — перебил он её. — На первой ступени, действительно, изучаются все системы тела, на второй — их взаимосвязь, на третьей — составляющие элементы каждой из систем на микроуровне. Это позволяет студентам не только глубже понять их, но и лучше запомнить благодаря трёхкратному повторению. Разработка профессора Гавриловского, кстати, — заметил Алекс, с грустью вспомнив своего покойного преподавателя.

— А без повторения никак? — снова зевнула она.

— Повторение — мать учения, так говорят. Но это ещё не всё — вы потом и теорию хаоса будут проходить, поскольку многие системы создаются и функционируют хаотично. Так что и математика тебя тоже ждёт.

— Ладно, пусть так, — легкомысленно согласилась она. — Так вот, я выбрала для курсовой работы зрительную систему, раз уж я её неплохо знаю благодаря твоим рассказам, кстати. И вот, представь себе, курсач нужно либо вручную писать, прямо ручкой на бумаге, либо сдать устный экзамен — на выбор. Вот я и хотела бы, чтобы ты меня подготовил к экзамену, раз уж ты эту тему знаешь назубок. Так что скажешь, сможешь помочь? Подожди, пока не отвечай, я в туалет сбегаю, замучилась прям, — произнесла она, поднялась и тут же скрылась за поворотом. Доктор только глазами захлопал, глядя ей вслед.

Алиса ждала помощи от самого беспомощного человека в полисе. Алекс пытался переварить сей оксюморон и поражался то ли её бесконечной глупости, то ли невероятной самоуверенности. Он пытался как-то логически объяснить поведение Алисы, но ничего не приходило на ум. Вдрызг разругаться с человеком, который тебя любит, бросить его, испортить ему одежду, тут же обручиться с другим и после всего этого набраться наглости, чтобы просить о помощи?! Происходящее никак не укладывалось у него в голове.

«Может быть, у неё поехала крыша?», — искал он логичное объяснение поведению Алисы. Пытаясь собрать мысли в кучу, Док протянул руку к одной из бутылок с минеральной водой и только тут заметил остатки еды на дне почти пустых огромных блюд, стоявших на столе: в одном в рассоле плавали несколько маринованных грибов с луком, а во втором лежали две смятых ягоды клубники. «Клубника с маринованными грибами?», — подумал он, — «нет, у неё точно мозги набекрень, „снега“, что ли, пережрала?», — закусил он губу.

Пока он размышлял, Алиса вернулась назад с брезгливым выражением лица.

— Рыбой жареной воняет — не могу просто, будто не элитный ресторан, а забегаловка какая-то, — пожаловалась она. Доктор принюхался, но ничего не почувствовал.

— Ещё цистит, собака такая, замучил. Вроде таблетки пью, а всё равно не помогает, — Алиса зачем-то посвятила его в свои интимные тайны. — Так что ты скажешь, дружочек? — Тут же перескочила она. — Сможешь помочь больной девушке?

— Но чем помочь-то, я не до конца?…

— Как чем? — перебила она. — Объясни мне так, чтобы я всё поняла и сдала устный экзамен, ты же умеешь. А то, как подумаю, что придётся всё вручную писать, так с ума начинаю сходить.

— Но ведь… — растерялся он. — Прямо сейчас, что ли?

— Конечно! У меня в сумочке бумага с ручкой есть, я запишу основные тезисы, чтобы не забыть, — потянулась она за сумкой.

«Это бред какой-то, абсурд и ахинея», — подумал Алекс, даже не зная, что ответить. Во-первых, он впервые встречал человека, настолько лишенного чувства эмпатии. Во-вторых, заказное им кофе так и не принесли. В третьих, в целом, это был полный трындец. «Что у неё вообще в башке творится?», — недоумённо промолчал он.

— Так что, сможешь? — снова спросила Алиса, вооружившись ручкой и подавив зевок.

— Так я же вроде рассказывал тебе раньше, — неуверенно начал он.

— Да я уже половину забыла, — она махнула рукой, беззаботно рассмеялась и скушала клубничку.

Магистру ничего не оставалось, как глубоко вздохнуть и ещё раз объяснить прописные истины.

*

— Ну, давай начнём сначала, — магистр потёр левый висок, стараясь логически выстроить беседу, и, наконец, ухватился за начало. — Посмотри прямо перед собой и зафиксируй взгляд. Итак, сейчас ты видишь примерно на шестьдесят градусов вверх, на семьдесят пять вниз, налево и направо почти на девяносто, но лучше — прямо перед собой. А почему так? Потому что в центре сетчатки находится так называемое жёлтое пятно, то есть область максимальной остроты зрения. Несмотря на то, что эта зона очень маленькая, но обработкой полученной из неё информации занимается примерно половина нейронов первичной зрительной коры, находящейся в затылочной доле. То есть, чтоб ты понимала, больше ста миллионов нервных клеток обрабатывают около одного процента нашего зрительного поля.

Часть нейронов зрительной коры реагируют на движение вверх, другие — только на движение вниз, а иные — лишь справа налево, некоторые отвечают за распознавание только горизонтальных линий, какие-то — за вертикальные или диагональные, и так далее. Причём на движущиеся предметы мы реагируем легче и быстрее, чем на неподвижные.

А дальше — по иерархии. Нейроны объединяются в микроколонки, которые входят в состав макроколонок, отвечающих за распознавание, к примеру, всех видов наклонов, от нуля до ста восьмидесяти градусов. А макроколонки, в свою очередь, объединяются в гиперколонки, которые различают более сложные вещи: направление движения предмета, контуры, цвета и многое другое. То есть в своём поле зрения она видит всё, как будто микроскопический глаз. Рядом с ней, ряд в ряд, располагаются тысячи таких колонок. Это и позволяет нам получать изображение в таком высоком разрешении и понимать, что объект смещается. Причём в затылочной доле у нас работает не один зрительный слой, а тридцать, каждый из которых обладает своей специализацией.

Итак, зрительные зоны, получив все необходимые данные, о том, что за предмет они видят и куда тот движется, разделяют информацию на два потока…

— А! Это я помню, — прервала его Элис, — один называется «что?», и он отвечает за то, что именно мы видим, а второй — «где?», и он определяет, где именно находится предмет и как он движется.

— Да, — кивнул головой удивлённый магистр, — всё верно. Канал, отвечающий на вопрос «где?», из затылка уходит наверх к теменным долям, где создаётся пространственный образ внешнего мира, и к двигательным центрам мозга, чтобы мы, например, могли схватить какой-то предмет или отбить удар. А канал «что» в это же время обращается к височным долям, где веретенообразная извилина сначала идентифицирует и классифицирует объект, миндалина эмоционально окрашивает его, а гиппокамп вспоминает всё, что с ним было связано до этого. Так мы понимаем разницу между пуговицей и змеёй.