Путь

Колян был маленьким ребёнком, когда их разлучили с отцом. Орлан, взбешённый предательством Аттала, послал в дом к бывшему другу опытного убийцу — Валеру Берета, а тот, ведомый какими-то своими идеями, сдал своего хозяина со всеми потрохами и заслуженно получил наказание в виде ломаного гроша. Сам Слава схлопотал сразу два — ему вообще повезло, что жив остался, просто на Большом Совете пожалели. Вернее, именно Аттал проголосовал против смерти Славы. Он сказал тогда: «Я не смогу простить этого человека, это так. Но я не могу и убить его, ведь он мой друг. Точнее, он был моим другом».

В итоге Орлана простили, но наказали. Приговор оказался суров: у Славы Аетина отобрали одиннадцатилетнего сына и отдали мальчика на воспитание в дом Аттала. Многие считали, что хозяин Ахеи таким образом выцарапал себе заложника, и, возможно, в этом была доля истины. Но было и ещё кое-что — Аттал Иванович решил отомстить бывшему другу, воспитывая в мальчике те качества, которые ненавидит Орлан. Он потакал вздорному характеру Коли, поощрял вспышки жестокости, не обращал внимания на лень, всегда был дружелюбен, незаслуженно балуя сына Славы Аетина.

А тот быстро привык к доброму дядюшке Атталу. Конечно, сначала молоденький парнишка мучился, ведь его отношение ко всему в жизни кардинально переменилось. Когда по решению Совета мальчика перевезли жить в чужой дом, он понял, что папа не всесилен, а вскоре пришлось услышать и то, что, оказывается, его отец опозорил свою семью, предал лучшего друга, попутал все понятия чести и достоин презрения. По крайней мере, Аттал говорил так, частенько повторяя, как Кольке повезло. И вправду — вместо сурового отца Орлана, держащего в кулаке его — тощего, сутулого воробья, он получил доброго дядюшку, настроенного панибратски: из спартанских условий отчего дома он попал в афинскую гимнасию, а аетинский стоицизм сменился атталовским эпикурейством. И ещё… в доме он сошёлся с Алисой. Всего через несколько лет, когда им обоим было примерно лет по пятнадцать, гормональный взрыв бросил их в объятия друг друга, а потом и в кровать.

Аттал, когда узнал об этом, только всплеснул руками — что он мог поделать — молодость, глупость, сам был такой. Да и вообще, с годами у него поменялось отношение к Коле — оно стало мягче: поблекло чувство обиды на Орлана, поистрепались обрывки памяти, отношения в семье поменяли свой курс. Со временем Колян стал родным человеком с неплохими задатками, правда, пока без царя в голове, поскольку Аттал не спешил учить парня мудрости.

С тех пор прошло много лет. Алиса с годами расцветала, раскрываясь новыми бутонами, благоухая и маня. Однако со временем Кащей стал замечать тёмные пятна на её лепестках — цветок был яркий, конечно, но терял былую свежесть и уже не так дурманил. А вскоре он ощутил в их отношениях третьего. Сложно описать, но он прямо чуял чужой дух. Алиса тогда изменилась, словно отстранилась от него, её настроение постоянно менялось: иногда она была истеричная, иногда заторможенная. А потом всё стало по-прежнему, как будто ничего и не было. И он простил, поверил в то, что тогда ему просто показалось.

Через год снова удар — она его бросила, а сама уехала в Аквилею развлекаться чуть ли не два месяца. Колян тогда чуть с ума не свихнулся от своей отверженности, от ревности и воздержания. Еле-еле он вернул её себе — чуть не сдох, но добился и снова сошёлся. Правда, ненадолго, поскольку она снова его бросила. Тогда он плюнул на всё, сбежав из дома Аттала и приехав к родному отцу со слезами на глазах. Ему было восемнадцать лет.

Однако у папы он не встретил того радушия, на которое рассчитывал, хотя больше семи лет со дня расставания они ни разу не виделись; конечно, вначале Слава делал попытки встретиться с сыном, но вскоре получил письмо, в котором юное чадо отрекалось от предка, понося последнего нелицеприятными эпитетами, впрочем, местами заслуженно. Поэтому, когда Орлан увидел у себя на пороге сутулого долговязого сопляка, отдалённо напоминающего ему себя самого в юности, сердце его дрогнуло, конечно, но не настолько, чтобы победить разум. У Славы Аетина уже было два ломаных гроша, а третьего не существовало, поэтому он не стал рисковать и отправил длинного тощего ребёнка в теле взрослого обратно к Атталу.

Колику пришлось в панике снова добиваться Алисы, чтобы всё выглядело не как возврат из побега, а как воссоединение близких сердец. Что он только не делал, чтобы снова её заслужить, и вот, в один из дней она простила его, а он перевёз вещички от Тяпы, у которого жил. Колян только было выдохнул, как через какое-то время пришла чёрная новость — он узнал, что несколько лет назад ему не почудился третий в их отношениях — Алиса действительно ему изменяла. И не с кем-нибудь, а с бригадиром Коляна — Валерой Беретом. Это известие выбило у него почву из-под ног, он чувствовал себя, словно окунулся в грязь.

Сначала Кащей держал обиду в себе, чтобы по-прежнему оставаться её молодым человеком и жить в доме. Ведь Аттал дал ему серьёзную работу — собирать с торговых точек пошлину, поэтому соскакивать и портить отношения с хозяином Ахеи Кащей не спешил. Уважение и страх множества людей вокруг, неплохие деньги, крутая тусовка, сильная бригада, мобиль иногда: что ещё нужно молодому амбициозному парню двадцати с лишним лет, пусть даже с Алисой на шее?

А потом всё закрутилось — сначала он напился и при всей компании заявил, что бросает Алису, затем Аттал выгнал его из дома из-за этого урода Доктора, потом хозяина Ахеи парализовало, возник безумный план по продаже его имущества, в итоге произошла бойня в «Тумане» и паническое бегство, которое и привело его снова в дом к Орлану. Теперь уже всё выглядело серьёзно: ему двадцать два года, он уже не мальчик и вот, приняв самостоятельное мужское решение, вернулся в отчий дом. И действительно, отец поверил, ввёл обратно в свою семью, принялся учить своему ремеслу. Кащей снова возгордился, расправил плечи и рассутулился.

Потом приплясали сваты от Аттала, и события посыпались на голову, как из мешка изобилия. Предложение свадьбы и обещание поставить молодого хозяином Ганзы получило безусловное взаимное согласие Орлана и благодарный вскрик радости Кащея, когда он услышал этот план. От него требовалось всего лишь терпеть Алиску и не вспоминать о её изменах, вот и всё. Да и та, вернувшись из неудачной поездки на Фракийку, тоже, быстренько обдумав, сразу приняла предложение стать первой леди полиса. Никого нельзя винить, люди сами выбирают свой путь. Тем более, когда он кажется для них самым простым, ясным и благополучным…

Но не тут-то было! Всего лишь через месяц, после череды извилистых поворотов судьбы, он и оказался здесь — в углу старого офиса Вуйчиков, среди разрухи ремонта, запоздало обмозговывая произошедшее разбитым в кровь лбом.

**

Алиса заехала в Мессену и снова запаниковала. На её воспоминания о дружбе во времена беспечной юности накладывались кадры последних ссор и скандалов, а скачущий гормональный фон вкупе с тошнотой создавали в груди мерзопакостное ощущение. Да ещё слова дородной тётки никак не забывались, всё время всплывало её широкое розовое лицо, произносящее — «так ты же брюхата».

— Тьфу ты! — сплюнула Элис. Конечно, она планировала однажды забеременеть, но рассчитывала, что это случится как-нибудь потом, через много лет, когда она будет взрослой женщиной. В её понимании, ребёнок должен быть дизайнерским: его нужно было предварительно запланировать, пройти все анализы, отобрать лучшие сперматозоиды отца, проверить их, оплодотворить яйцеклетку, отредактировать геном и уже потом имплантировать эмбрион в матку — чтобы всё было идеально, а не вот так, с бухты-барахты! Её аж передёрнуло.

Чтобы избавиться от чувства страха, Алиса вцепилась в руль и начала уговаривать себя, что всё в порядке. Сбои в цикле месячных бывали у неё и раньше: то они придут на неделю раньше, то на неделю позже. Доктора говорили, что в этом нет ничего страшного. Но сейчас подошла к концу вторая неделя, и началась третья. Хотя! Она вспомнила, что в инструкции к таблеткам от цистита было написано о возможных нарушениях цикла, и выдохнула с облегчением — всё в порядке, никакой беременности нет, это просто сбой.