Путь

— Ты ничего не хочешь сказать мне, отец? Тебе Тяпа всё рассказал, да? Не слушай его, он просто… В общем, не нужно ему верить! Ты сделал неправильный вывод, это я тебе говорю!

— Да? — Орлан зло ухмыльнулся. — А что тогда пгавда?

— Что я, короче, это… — начал было Никола Голый, но выдохся, так и не найдя вдохновения. Его отпускало, хотелось посидеть, подолбить в окно, ну, или выпить горячего чайку и взбодриться. Вместо этого приходилось бодаться с родным отцом при приёмном папе. От всего происходящего Кащей погрузился в смятение, ничего не шло в голову, и поэтому Орлан легко перехватил инициативу.

— Когда много говогишь — некогда думать.

— Дак с чего ты взял, что я много говорю?

— Так у тебя балаболка — на шее наколка.

— Чё? — немного обиженно начал Колян.

— Хег чегез плечо. Базагишь ты много.

— Так-то да, иногда лучше промолчать.

Эти слова с участием добавил Аттал.

Кащей молча обижено поджал губы.

— Бойся того, кто молчит. — Грозно процедил Орлан.

— Почему? — только и нашёлся, что спросить Кащей.

— Молчит — значит, думает. — Ответил за Славу Аттал.

Орлан сделал шаг назад, чтобы держать их обоих в поле зрения, и глухо проговорил:

— Вот, вот, послушай своего пгиёмного папу, Николай. Он тебе плохого не посоветует, но, видимо, и ничему хогошему не научит.

Аттал фыркнул. А Слава продолжил.

— Я тебя вот о чём попгосить хочу, пагенёк. Не называй меня больше отцом, а? Потому что я тебе не отец, ты мне отказную как-то даже написал, помнишь?

Кащей что-то встрепыхнулся сказать, но Слава не дал ему произвести ни звука.

— Скотину ловят за ухо, а человека — за язык, загуби себе это на носу и не хлопай глазами! За последние несколько месяцев я тебя неплохо узнал, Николай. И я доволен, что я лишь твой генетический отец, а не настоящий. Однако, судя по всему, и Аттал-то тебе тоже не настоящий папа, а?

Аттал молча исподлобья наблюдал за этой сценой, перекидывая взгляд с Орлана на Кащея, который заметно растерялся и часто захлопал глазами. Он выглядел маленьким ребёнком, которого незаслуженно обидели, наказав и поставив в угол. А у Славы вдруг с лица исчезли острые черты, и он даже с какой-то теплотой и сочувствием произнёс:

— Ты, может быть, даже и не виноват, что таким стал. Однако вот, что я тебе скажу, Коль. Мужчина взгослеет лет в тгидцать, начиная обдумывать слова и поступки. Нет, кто-то и в двадцать пять, кто-то даже ганьше, а некотогые так до стагости подгостками и остаются. Но в сгеднем — лет в тгидцать. А до этого — что сказали, то и делают, без мозгов, пгямо, как ты сейчас. Так что не дгейфь, может, на тебя эта ситуация как-то подействует и быстго станешь мужчиной. А пока… — Орлан сжал челюсти и твёрдо произнёс: — Пока мы со своими гебятами сгываемся с этого мегоприятия. Уж пгостите, не могу больше тут оставаться, гнетёт всё. Да и тебе, Колян, надо сваливать. Ты хоть знаешь, что поджёг?

— Что я поджёг? — не понял Кащей, проглотив обиду. — Знаю. Техника какая-то, клуб ещё, брёвна строительные.

— Сам ты бгевно, — сплюнул Орлан. — Вон, пусть тебе папа гасскажет. А я пгощаюсь и даже гуку жать вам не буду, некогда на это вгемя тгатить.

С этими словами Слава Аетин развернулся и вышел из комнаты отдыха.

*

— …Дорогие жених и невеста! Пусть эта свадьба по залёту, но я за вас безумно рада! От всего сердца хочу пожелать вам любить друг друга и самое главное, верить в это. Ведь если не будет веры, то семейная жизнь рассыплется в прах, как у меня… Нет, не так…

После того, как на свадьбу ворвались менты, прошло уже минут десять, но ни Аттал, ни Орлан, ни Морозини не появлялись обратно, а без них никто не осмеливался продолжить поздравления. Впрочем, это обставили, как танцевально-музыкальную паузу, и оркестр продолжал зажигать так, что летели подмётки, а деревянный паркет вибрировал, выбивая из мельчайших трещинок пола миллиарды невидимых пылинок. Марго красила губы, стоя в одиночестве возле огромного зеркала в полный рост, в курилке, недалеко от выхода. Не так давно мимо прошли четыре мента и их начальник, одобрительно обшарив её фигуру вдоль и поперёк. Но девушка не обратила на это внимания, всецело поглощённая заучиванием поздравления.

— Ну и пусть, что это свадьба по залёту, всё равно я за вас счастлива! Вы, конечно, хорошие ребята, но я думаю, что вам пора больше времени проводить друг с другом, а не с нами, вашими друзьями. Потому что теперь вы становитесь отдельной от нас ячейкой, так сказать, общества. То есть семьёй.

Вот прошёл очень задумчивый Микеле Морозини. Он глядел прямо перед собой, потирая виски, и даже не кинул взгляд в её сторону.

— Видно что-то приключилось, — забилось сердечко у Марго. — Что, интересно? — Она кинула помаду в сумочку и устремилась в зал, успев увидеть, как Микеле что-то пояснил испуганной распорядительнице Дарье и грозно поглядел на уставших музыкантов, чтобы те не сбавляли темп. Те, вытирая взмокшие лбы, продолжили концерт, хотя многие гости уже выдохлись и вернулись за столики, разливая по бокалам вино и разговаривая по душам, морщась от громкой музыки. Некоторые потянулись на свежий воздух, к выходу, поэтому зал немного опустел, и Марго в одиночестве села за свой столик — Рита и Сэм танцевали. Впрочем, через минуту возле неё оказался весьма интересный кавалер из свиты дяди Славы, и между ними завязался приятный разговор. Настроение Марго стало было меняться в лучшую сторону, но уже через некоторое время их беседа грубо оборвалась, поскольку в зал вошёл сам Орлан, жестом подозвал старших и что-то сурово сказал. Те, услышав, собрали своих и зачитали устный приказ:

— Сгываемся и едем домой. В темпе.

Бригады моментально схватили манатки, пацаны забрали своих девчонок и, накрутив усы водителю электробуса, исчезли, как будто их и не было. Свадьба наполовину опустела, а Марго снова осталась одна. Негативные мысли снова принялись за своё:

— Дорогие мои Коля и Алиса. Конечно, сегодня нам будет не хватать дяди Славы, но давайте продолжать радоваться, хоть мы и собрались на этой свадьбе из-за залёта. Нет, ерунда какая-то получается…

Марго покусала губу, размышляя, и тут заметила, как из комнаты отдыха стремительно выходит Аттал, а за ним, играя пальцами, плетётся поникший Колян. Дядя Аттал подозвал Сэма, нескольких своих родственников, и повёл их к чёрному выходу, что-то объясняя на ходу. А Кащей подполз к Алисе, судорожно сидевшей на месте и в оцепенении наблюдавшей за происходящим с приклеенной улыбкой на лице. Жених наклонился к невесте, что-то сказал ей на ухо и кивнул головой в сторону выхода. Она выслушала, медленно-медленно повернулась и отрицательно покрутила головой. Тогда Колян разгневался, шлёпнул её по плечу, раскинул пальцами в нетерпении и что-то рявкнул — из-за музыки было непонятно, но звук раздался громко. Музыканты запереглядывались, сбавив обороты. Несколько последних оставшихся танцоров разошлись по углам, откуда принялись озираться по сторонам, оглядывая стремительно пустеющее пространство. Рита встала недалеко от чёрного входа, куда ушёл Сэм, в волнении скрестив руки на груди.

— Похоже, поздравления отменяются, — сочувственно произнесла Марго, чувствуя, что трезвеет, и поднялась, повесив на плечо сумочку. В её груди забурлили чувства, и стало жалко подружку до слёз.

— Бедная Лиска! — ей безумно захотелось подойти и обнять подругу, сказать слова поддержки, ободрить, прижать к груди. Марго было невыносимо больно смотреть, как искажается лицо бедной девочки, как она еле сдерживается, чтобы не заплакать, но пытается делать спокойный вид, приглаживая бахрому платья и переставляя с места на место свой бокал. Сердечко Марго так и трепыхалось, пока та глядела на разнесчастную бедненькую малышку.

Марго уже было шагнула к ней, как в зал стремительно вернулся Аттал, в звенящей тишине гулко простучал каблуками по паркету, подошёл к спорящим брачующимся и бросил отчётливо слышимые слова, поддержанные гулким эхом:

— Всё, всё, свадьба закончилась! Собирайтесь. Дальше можно не продолжать.

***

— Ну, ну, продолжай, — заинтересованно дёрнул подбородком Доктор. Над ними ярко синело яркое осеннее небо, вокруг зеленели хвоинки, яркими красками дышала ранняя малоснежная зима. Кое-где под лучами уходящего солнца оплавился снежок. Дышалось легко и приятно. — И что дальше?