Путь

— Так вот почему братья с собой Конти привезли?! — догадалась Луиза. — Он единственный мог такой договор удостоверить. Да ещё и конфиденциально.

— Да, так оно и было, — устало покивал Аттал. — Алиса с Коляном решили продать моё имущество, Лулу. Всё, что я собирал всю свою жизнь, они всё это хотели пустить на раздербан. Понимаешь? Всё, что по частицам, по крупицам складывал, строил, за что жизни многих людей положены — в один миг, просто, — он прищёлкнул пальцами. — Всю мою жизнь — вот так! — и он щёлкнул пальцами ещё раз. — За секунду. Просто по-идиотски, из-за случайности, — хозяин дома задумчиво помолчал, прежде чем продолжить. — Впрочем, случайность ли?

Луиза слушала, боясь упустить хоть слово.

— Я думаю, — медленно продолжил хозяин дома, — что Гаврила приложил к этому руку, поставив мне неправильный диагноз. Это не врачебная ошибка, а преднамеренное фуфло. Или то, что он потом купил новый… э-э-э… этот, как его, мобиль и насмерть разбился на нём — тоже совпадение?

Женщина молчала, не зная, что ответить. А Аттал долго крутил головой, вглядываясь в узоры половых досок:

— Ох, сколько мыслей бродит в моей голове, милая, ты бы знала. Особенно мне интересно, кто придумал этот план? У Вуйчиков, царствие им небесное, ум длинным не был, и такую партию братья разыграть были не в состоянии. Лулу, я Симона с Каспером много годов знал, они бы не догадались до такого, зуб даю. Тогда кто? Остаётся один человек — Мишаня Морозов! Подмешал мне какой-то гадости у себя на денюхе, меня клинануло, и он…

— Да не чувствую я от него зла, Аттал, не чувствую, вот хоть убей, — устало покачала головой Луиза. — Я специально сегодня на свадьбе и с Микеле, и с Марией, и пообнималась, и пообщалась, если бы что-то было — я почуяла бы, Аттал. Но нет за ними злого умысла, небольшое чувство вины от него к тебе идёт, не знаю уж, за что, но зла Морозини к тебе не испытывает. Даже наоборот, когда мы заговорили о том, что ты поправляешься, от него повеяло облегчением. Это ведь не подделать! Если бы он действительно хотел тебя кинуть, то я бы вот так это почувствовала, — Лулу щёлкнула пальцами.

— Да и вообще, зачем ему это нужно? — внезапно согласившись, подтвердил её слова Аттал. — Он от моей смерти ничего не получит, не выгадает. Ну, ушла бы треть Коляну с Алиской, а две трети Вуйчикам — и что? Да и вообще, у него целая Аквилея есть, куда ему наша зашатанная Ахея сдалась? Ладно, хрен с ним, — отмахнул мысли хозяин дома и прищурился. — Может, чего от других почувствовала?

Луиза глубоко затянулась и, выдохнув дым, произнесла.

— Да у всех по-разному. Орлан не дал к себе прикоснуться.

Аттал одобрительно хмыкнул, узнав натуру Славы Аетина.

— А что Колян? Каким он тебе, вообще, сегодня показался?

— От Кольки фонило. Это всегда бывает, когда человек пьяный или под наркотой. И страх сквозил, и растерянность вперемешку с эротическими волнами и нетерпением. Спутанное очень сознание, не чёткое.

— А у Алисы?

— Ой, лучше не спрашивай. У неё как будто пробило что-то и хлещет, и хлещет. Алиска без сил домой вернулась, я её под руку вела — ноги ватные. В купе наблевала, пока ехали. Тяжко девке.

Аттал закрыл лицо руками и какое-то время так сидел. Потом произнёс изменившимся тоном:

— Алиса. Колян. Это ужасно, Лулу, это ужасно. Но меня беспокоит другое… — он потёр виски.

— Что, мой дорогой?

Аттал начал поглаживать себя по лицу:

— Видишь ли, в этом, как его, ну, в этом-то, в «Тумане», была охрененно серьёзная деловая встреча — купля-продажа всего, блять, моего недвижимого имущества, — он помолчал, выравнивая встрепенувшееся дыхание. — Что означает наличие денежной массы в качестве физического средства обмена — либо в рублах, либо в металле, либо в камнях, либо в облигациях и далее по списку, ведь без денег сделку бы признали ничтожной. Конти никогда бы не заверил такой договорю. Да и Колян рассказал, что Вуйчики должны были привезти общак Ганзы. Понимаешь, к чему я веду, дорогая?

— Кажется, да, — она потёрла виски. — Но на пожаре ничего не было обнаружено.

— То есть что получается? Кто последний вышел из «Тумана», тот и прихватил?

— А кто там? А! Берет же с Доктором в живых остались, то есть ты думаешь?..

— Я думаю, что оба они в курсе, где деньги. Более того, я сам знаю, где они.

— Подожди-погоди. А ты с чего взял, что они оба должны быть замешаны?

— Да потому что на эти деньги строится Ганза! Я-то гадал — откуда рублы?

— И что теперь делать? — растерянно произнесла шокированная Луиза.

— Время собирать камни: возвращать деньги, наказывать виновных.

— Я думаю, что твои догадки нужно проверить. Не мстить сгоряча.

— Конечно, моя милая, конечно, не тревожься. Я уже приказал.

— Как ты с ними поступишь? — напряжено задала вопрос Луи.

— Пока не знаю, — ответил Аттал, и она ощутила поток лжи.

Они взглянули друг другу в глаза, но Луиза отвела взгляд.

— Всё будет хорошо, не парься, милая, — мягко сказал он.

— Ты, ты убьёшь их обоих? И Валеру, и Сашу Доктора?

— Нет, что ты! Я ведь не зверь какой? Пожурю чуток.

Женщина снова почувствовала враньё и издёвку.

— Аттал, скажи мне честно. Что ты сделаешь?

— Берета отправлю на отдых — давно просил.

Опять обман, снова неправда в его речах.

— Что с Саном? Он же ведь ни при чём.

— Кто? Доктор? Лепила-хуйлармон?

Вспыхнула злость, Лулу отшатнулась.

— Сморкач гнилой, собачий депутат!

Всплеск безумной ярости, взрыв.

Луиза понимала: не уговорить.

Аттал Иваныч пошёл вразнос.

Берет однозначно обречён.

Валеру уже не спасти, нет.

А за Сашку она побьётся.

Доктор излечил Аттала.

Отбился от Вуйчиков.

Поднял со дна Ганзу.

Переборол себя.

Да и Бо с ним!

— Эх, была не была! — подумала Луиза, расслабилась, улыбнулась, участливо покивала, сделав вид, что да, она с ним согласна, и, накрыв его руку своей, ласково погладила, шепнув:

— Давай лучше пока обо всём забудем, дорогой. Утро вечера мудренее. У нас и так выдался слишком тревожный день, чтобы усугублять. Нужно поскорее выходить из депрессии, иначе засосёт, ты же знаешь? Может, пока не будем раздувать, дорогой, а лучше пожаримся, как следует, а?! Как мы с тобой любим — с огоньком! Уйдём от всего хотя бы ненадолго. На пару часов!

Не дожидаясь его ответа, Лулу привстала, взяв два глубоких бокала для вина, и, мягко покачивая бёдрами, направилась к камину. Подняла с полки бутылку двадцатилетнего коньяка, с усилием открыла, налила граммов по сто с горкой, но не вернулась обратно, а неторопливо присела у камина. Ухватив щипцы, зацепила ими несколько брикетов и бросила в очаг, отчего они ярко вспыхнули сине-зелёным цветом и судорожно стали сужаться до тех пор, пока, наконец, не загорелись неторопливым жёлто-красным пламенем с фиолетовой окантовкой. Тогда Лулу поднялась с колен, повернула ручку выключателя, и свет в кабинете погас. Теперь комнату освещал лишь разноцветный каминный огонь да блеск бриллиантов на шее и страз на платье. Её тёмная кожа моментально слилась с полумраком, словно растворившись в нём. Лишь через несколько мгновений, понемногу, по чуть-чуть, её образ стал проступать сквозь сумрак.