Путь

Но, похоже, Жуйченко не блефовал. Взревев, он кинулся мимо Доктора к Англичанину, только что пославшему Сэма в нокаут ударом колена в челюсть. Олли успел повернуться и тут же отшатнулся, поскольку оставшийся в живых налетел так мощно, что Оливер не успел отреагировать и случайно открылся, тут же пропустив пару хороших ударов в печень, в грудь и, наконец, в солнечное сплетение. У Олли перехватило дыхание, однако, вместо того, чтобы размякнуть, Англичанин собрался и даже попытался контратаковать. Но Жуйченко, отпрыгнув назад, тут же перешёл в атаку и, нырнув головой вниз, вкатил мощнейший свинг по длинной траектории, попав кастетом в район под глазом. Мир задрожал, а потом и вовсе разлетелся на куски, когда враг перешёл в добивание серией ужасающих ударов. Не выдержав, организм Оливера отключился, он взмахнул руками и рухнул, как сноп.

Словно очнувшись, тяжело дыша, Жуйченко обернулся на ошарашенного Мирона, который медленно приближался к полю боя, затем вдаль — на стоящего в оцепенении Аттала, и, проследив за взглядами обоих, увидел у своих ног сначала Лойера в луже подтекающей под голову крови, сливавшейся вместе с кровью брата и медленно текущей общим тёмно-красным ручьём. Ещё что-то мычал Сэм, обхватив голову руками и пытаясь подняться. Рядом с ним, не двигаясь, ничком раскинул руки и раскрыл окровавленный рот Англичанин. Жуйченко сначала недопёр до конца, увидев безжизненное тело брата, и, лишь подойдя враскачку поближе, осознал произошедшее, рухнув рядом с измочаленной головой человека, которого знал всю свою жизнь. Он истошно заорал, прижимая кулаки к груди. Это продолжалось до тех пор, пока его взгляд случайно не натолкнулся на Доктора, который еле стоял, державшись за ногу, и не заметил валяющуюся между ними кочергу с кусочками слипшихся волос. Опустив широко открытые глаза, Жуйченко снова уставился на разбитую в кашу голову брата и тут до него дошло, чьи же это волосы налипли на кочерге. И вот тогда, снова взревев сотней диких псов, он бросился сначала к витой шумовке, сохватал её и, истошно крича благим матом, кинулся к Доктору, беспомощно обхватившего двумя руками свою ногу. Последнее, о чём были мысли Александра, так это о том, куда запропастилась Бо.

*

А Бо никуда не запропастилась. Вначале она побежала в кладовку и обшарила две боковые полки. Пусто. Затем кинулась на кухню, залезла на стул и принялась высыпать крупы из разных банок с сыпучестями. Пусто. Услышала истошный вопль, вроде бы, Сашин. Заколотила себя руками по голове, когда на глаза навернулись слёзы. Затем, не думая, побежала в спальню, открыла шкаф, залезла рукой на третью полку слева, пошарила — пусто. Скинула всю одежду с одной полки, с другой, со всех. Сашины крики стали стихать. Послышался чей-то звероподобный громкий рёв. Бо сползла по стенке, плюхнулась на пол, сгорбилась, обхватив себя руками, и, словно окуклилась, перестав воспринимать окружающий мир.

Потом дёрнулась, вскочила, забежала в коридор, залезла в боковой карман куртки. Точно! Тут. Она вытащила парабеллум, перезарядила, как Доктор её учил. Истошный рёв послышался ещё раз. Бо ринулась в комнату, выбежав из двери позади Саши. Под воздействием гормонального вброса девушка воспринимала картину значительно шире, чем в обычном состоянии: она увидела, как на Сашку летит урод с разбитой в кровь мордой и кровавой кочергой в руке, не раздумывая, подняла руку и три раза нажала на курок, всадив в него весь оставшийся в парабеллуме боезапас.

Жуйченко как на стену налетел. Он споткнулся, сделал шаг назад, потом ещё пару шагов вбок, выронил кочергу, судорожно сжав руками шею и выпучив глаза. Как выяснилось позже — одна из пуль пробила лёгкое, вторая ушла «в молоко», зато третья попала в горло, перебив дугу аорты. Это верная смерть. Жуйченко рухнул ничком, как подкошенный, и ещё немного подёргался, выпуская волнами кровь.

Все как-то сразу притихли. Оглядываясь по сторонам, Мирон выдохнул, еле-еле поднял Сэма, с трудом взвалил его тушу на себя и дотащил до диванчика. Аттал в оцепенении так и замер возле кресла, сжимая и разжимая обрюзгшие пальцы с поломанными ногтями. Бо удивлённо разглядывала парабеллум в своих руках, словно не понимая, как такая небольшая игрушка смогла лишить жизни целого человека. Доктор, сильно хромая, опустился на колено к Лойеру, пытаясь прощупать его пульс, но тщетно. На глаз друга натекли кусочки мозговой ткани в сгустках крови, и уже одно это не давало абсолютно никаких шансов.

Тогда Доктор стремглав повернулся к Оливеру. Неужели и он? Нет, всё в порядке. Дышит, но в отключке. Ему бы нашатырки, но где её сейчас взять? Ладно, главное, жив — остальное потом. Саша поднял голову, когда Бо, словно во сне, подошла к нему, с отвращением сунула ствол и покосилась на ногу убитого ей Жуйченко, всё ещё конвульсирующую в агонии. Затем перевела взгляд на тело Лойера, и её губы предательски задрожали. Тяжело охнув, Доктор поднялся, тихонько похлопал её по плечу, как бы успокаивая, а затем направился к Атталу с пистолетом в руке, тяжело дыша ненавистью:

— И что, Аттал Иванович? Добился своего? Хочешь сказать, что это стоило жизни парней? А? Твоя глупость, Аттал. Она разве стоила жизни парней, скажи мне?

Аттал набычился и молчал. Саня продолжал:

— Твоя малакия стоила тебе всего полиса — сам погляди. Кто у тебя остался на сегодня из бойцов? Лёха Молодой и его школьники? Ты потом с ними на меня воевать пойдёшь?

Аттал бросил быстрый взгляд на Мирона. Саша понял:

— Не гляди на Мирона, я его к себе позову. Не считаю за предательство, когда уходят от того, кто живёт не по понятиям чести. Мирон, слышишь меня? Пойдёшь ко мне?

Аттал с презрительным страхом оглядел неприятеля и с гримасой покосился на Мирона, пытающегося привести в чувство Сэма. Тот повернулся, прекрасно понимая ситуацию, и сказал своё слово тихим голосом.

— Людей уважают за поступки. Прежнего Аттала я уважал. Я считал его достойным человеком, потому что он поступал по понятиям чести. Когда хозяин вызывает уважение — вот это по понятиям чести. А сейчас, Аттал, спросите себя, вам есть, за что себя уважать? — ноздри Мирона задрожали, когда он вскрикнул последние слова.

Мирон замолк, а Доктор тут же перехватил инициативу:

— Был бы ты какой-нибудь из стада — никаких вопросов. Но ты — хозяин, поэтому с тебя двойной спрос. Тем более что ты пришёл ко мне домой блядским способом. Хотел убить меня исподтишка, убить мою женщину, моих друзей. Ты явился спросить с меня чужих денег, о которых раньше даже и не знал, потому что рублы были переведены со счетов, к которым ты не имеешь никакого отношения, в виде вкладов в организацию, в к которой я никак не числюсь. Аттал Иванович, ты вслушайся, что я тебе сказал! Ты сделал всю вот эту хуйню по отношению ко мне. В то время как я — хозяин Ганзы! И три трупа в оконцове! Аттал Иванович, ты, блять, голову включи! Ты, вообще, соображаешь, что ты натворил?!

Доктор добавил жести последним словам, кинув их в морду Аттала. Тот дёрнулся, как от пощёчины, но снова промолчал.

— Ты убил моего хорошего друга Лойера, — ненадолго замолк Доктор, прикусив губу. — Ты напал первый, у меня дома. Я видел всё, что произошло, ты видел, все это видели. Мои парни отбились. Моя женщина отбилась.

— Я тоже от вас отбиваюсь, Аттал, — устало бросил Мирон. — Пускай «ломаный грош» присылают — мне плевать! Я не хочу с вами одно дело делить. Да, Саня, я пойду к тебе, — он крикнул, чтобы все слышали.

Сэм приходил в себя, глядя мутными глазами на ствол в руках Доктора. Аттал сглотнул, понимая, что тут ему, скорей всего, и лежать следующим.

Но Доктор проявил мудрость. Он не стал загонять врага в угол, не стал унижать, и распушать перья, коих у него и не было. Он отрёкся от мести.

— Послушай меня в последний раз, Аттал! Услышь, что я до тебя хочу донести. Я ещё, конечно, выборы не выиграл, но вот прямо сейчас я на все сто стал Хозяином. Так что мне победить — это раз плюнуть. Тебя на хозяйство сколько человек выбирало — двое? Трое? А когда за меня тысячи проголосуют, что ты на это скажешь?