Путь

Она встретила улыбкой, полуобернувшись из-за спины. Пейзаж полыхал яркими красками, и нещадное солнце, и блестящий песок, и даже вода переливались сочными красками, отражаясь от тёмной кожи девушки тёплым бархатным светом. Веяло женским теплом и свежим солёным морем. Её глаза и тело были по-прежнему прекрасны, но… совершенно не такими, как нужно. Глядя на красавицу, хотелось восхищаться, но не любить безумно, как это было раньше — словно то чувство ушло навсегда, выполнив свою роль.

Она была целиком открыта солнцу, только янтарное с черным полотенце немного перехватывало её фигуру в районе ягодиц. Улыбнувшись, она произнесла: «Однажды приходится изменяться в последний раз. Прежде я постоянно преображалась, и, если моим парням подобные изменения не нравились, то я меняла их или объясняла, что с нынешнего дня я другая, а они уже пытались сжиться со мною новой. Чаще всего это у них не выходило, и тогда я уходила от них. Но теперь я — жена, я — мать и у меня дети, которых я не могу покинуть. Пойми, что я уже не имею права становиться иной, ведь у них нет возможности выбирать, останусь ли я их мамой или нет — теперь я мать, это мой последний, самый дорогой и правильный образ».

Она была права, и уже поэтому не смогла быть такой, какой было нужно для роли той женщины, стоящей посреди дороги. Поэтому ей пришлось уйти, оставив о себе прекрасную память и лёгкий аромат духов. Но почему-то солнце, облегающее её фигуру, не исчезло вслед за ней, а продолжало все также ярко светить. Лучи били прямо в глаза так, что приходилось щуриться и закрываться руками от ультрафиолета. В конце концов, свет стал практически невыносим, и Бо проснулась.

*

Невероятный сон. Бо закрыла глаза, чтобы досмотреть последние «кадры» сновидения, теряющие резкость и исчезающие из памяти, словно песчинки, уносимые ветром. Она было бросилась догонять их, но слишком быстро отстала; от этого неприятное чувство царапнуло её ржавым когтем и настроение тут же испортилось. Наверное, Бо относилась ко сну слишком серьёзно, буквально, как ко второй жизни. Она считала так: треть своего существования человек спит, но не просто пребывает в состоянии бесчувственного полена, а проживает некую, пусть не столь логичную и последовательную, как реальную, но всё же жизнь. Если учесть, что сегодня человек живёт в среднем восемьдесят с лишним лет, то представить сон иной гранью бытия — значит получить дополнительно почти тридцатку. Неплохой такой вариант.

Тем более что Бо любила поспать, но не столько потому, что нуждалась в постоянном отдыхе от дел насущных, сколько из-за снов, приходивших к ней довольно часто. Причём они отличались друг от друга: во время дневного сна, например, сюжеты сновидений разворачивались вокруг каких-то обыденных дел, текущих неразрешённых вопросов, зато рано утром ей виделись яркие эпизоды далёкого прошлого и люди, которых она не видела уже очень давно. Вот сегодня в её сне отчего-то появилось какая-то знакомая женщина с тёмной кожей, возможно, её давняя подруга из «божедомки», но так ли это, уже не вспомнить — обрывки сна безвозвратно улетучились.

Эх, если бы это чувство можно было сохранить в памяти, но оно быстро-быстро исчезало, усугубляя дурное расположение духа. Конечно, было бы хуже, если бы ей приснился кошмар: бессмысленный, бестолковый, в котором нередко приходилось или драться с врагами, или убегать от неведомых монстров. Причём, как это часто бывает, бежать-то особо и не получалось — ноги не слушались или вязли в болоте, хотелось кричать от ужаса, но не удавалось издать ни звука.

Бо на секунду приоткрыла глаза, поглядев на бело-серый потолок и снова погрузилась в размышления о кошмарах, которые в последнее время довольно часто тревожили её. Из таких снов она всегда вырывалась не то что с плохим настроением, а с чувством жуткого, всепоглощающего страха, в поту и с бешено колотящимся сердцем. В первые секунды просто дрожала, приходя в себя, не осознавая, что это было лишь видение.

Отчего-то нелогичное, хаотичное, безумное действо заставляет переживать такие ужасы, которые не встретишь и в самой суровой реальности? Бо всегда хотелось, чтобы хоть кто-нибудь объяснил ей, почему такое происходит? Отчего считаешь, будто тот нелепый бред, что нам снится, правдоподобен? К чему по ночам приходят люди, о которых, вроде бы, давным-давно не вспоминаешь? Как толковать ночные грёзы, и есть ли в них смысл? По какой причине беспокойные видения посещают частенько, а счастливые и радостные — редко? Можно ли избавиться от кошмаров, и зачем они преследуют нас? Почему спросонья мы ничего не можем понять? Какого чёрта сюжет сновидения испаряется из памяти за считанные секунды? И для чего он, вообще, нужен, этот самый сон, неужто без него нельзя? Может быть, есть способ избавиться от него, тем самым увеличив продолжительность осознанной жизни на целую треть?

Хотя, наверняка, мы спим не просто так, и то, что мы видим по ночам, имеет какой-то смысл. Бо снова попыталась вспомнить хотя бы небольшую часть увиденного и попыталась интерпретировать это, усиленно потирая лоб. Там были дети — да, точно, какие-то дети, и они означали, по всей видимости, что в тридцать лет пора бы задуматься о них, наверное, так. Да, кстати — мать! Она с усилием вспоминала, как чья-то мама говорила, что не может оставить детей, может быть, это намёк на то, что Бо выросла сиротой и не знала материнской любви? Вполне возможно. Дальше. Маленький южный городок на берегу океана — это маленький южный городок на берегу океана, тут ничего объяснять не нужно — наверняка, просто организм хочет отдохнуть. А вот при чём здесь режиссёр? Да хрен его знает! Вот бы найти кого-то, кто бы смог объяснить ей, что такое сон, и как его можно трактовать.

Бо потёрла ладонями лицо и повернула голову влево. Оливия спала, чуть приоткрыв рот, зажав между ног одеяло. Её маленькая грудь светилась загаром под ярким утренним светом. Впрочем, девять часов это уже не вполне утро, но ещё и не тот момент, когда нужно силой выталкивать себя из-под одеяла на холодный кафельный пол.

Оливия ночевала, ну, как ночевала — жила у Бо уже который месяц. Она вдрызг разругалась со своим братцем и не нашла ничего лучшего, как решиться изменить свою жизнь, скинуть шмотки в чемодан, примчаться из Альбиона в другой полис и с потёкшей тушью на щеках и бутылкой дешёвой граппы в руках заявиться этой же ночью к Бо. А Бо тогда уже давненько как жила одна, расставшись с парнем, с которым несколько лет пыталась строить отношения.

Но это было в прошлом. И с тех пор у неё уже давненько никого не было.

Возможно, она искала того единственного и неповторимого, а может быть просто не хватало терпения жить с кем-то. Пытливый ум девушки на полном автомате изучал избранника, обгладывая его до косточек. Как бы кто ни ухищрялся, как бы ни пытался под неё подстраиваться, Бо всегда замечала истинное лицо человека. Просто стоило однажды прислушиваться к совету старика Конфуция, который говорил о том, что если вникать в причины поступков людей, то загадок в них не останется.

Но это сейчас.

А много лет назад, пережив потерю единственного мужчины, которого она любила в своей жизни, Бо сошла с дистанции и превратилась в жалкое подобие себя самой — на тот момент одной из самых молодых и преуспевающих девушек полиса, жившей в счастливом замужестве с таким же молодым и преуспевающим бригадиром братьев Вуйчиков — хозяев Ганзы. Первые годы после его таинственного исчезновения она вообще никого к себе не подпускала, просто не могла, но потом потеряла надежду и попыталась начать жизнь сначала. Встречалась с одним, потом со вторым, затем с третьим три года — думала уже, что нашла того самого, а он оказался… не тем, и наступила пустота.

Правда, недавно в её жизнь ворвалась Оливия сначала на недельку, да так и осталась, скрасив грусть своей беззаботной и бесшабашной жизнью. И, слава богу, пустоты поменьше — есть о ком заботиться и наставлять на путь истинный. Словно услышав мысли Бо, молодая девушка открыла глаза и в сонном забытьи промурчала, что хочет спать, но что ещё больше хочет в сортир, а затем, ёжась и щурясь, вылезла из-под одеяла и, шлёпая тапочками, совершенно голая, припустила до ветру.

Бо глядела ей вслед одним глазом — эта девчушка вполне её устраивала. Проворная, ласковая, верная — она проходила все жёсткие стандарты холостячки, да ещё умела готовить так, что пальчики оближешь. Смышлёная Оливия, которую Бо, любя, называла Оливкой, уже через неделю после приезда по протекции устроилась официанткой-услужницей в таверне «Билли Бонс», до недавнего времени принадлежавшей братьям Вуйчикам. Поначалу всё шло хорошо, Симон знал, что эта девочка от Бо, и строго-настрого запрещал её трогать.

Но, после того, как обоих хозяев полиса привезли в закрытых гробах и спешно похоронили в глуби кладбища, посреди рядовых могил обычных людей, то таверна, несколько доходных заведений, полулегальная торговля дурью, совершенно легальная проституция, сбор «пошлины» с коммерсов и другие плюшки перешли в руки Пики. Вообще, следующими по иерархии должны были быть Скачок, Юсуф и Пика — именно в такой очерёдности, но последние каким-то неведомым образом стали первыми, и, как всегда бывает в таких случаях, ничего хорошего в итоге не произошло.