Путь

О котлинцах у них в «божедомке» вот, что рассказывали.

Жили-были девять родственников: трое детей, пять племянников и, собственно, сам дядя Макар Котлин, бригадир из строительного треста, детина двухметрового роста с пудовыми кулаками. И его сыновья, и сыновья трёх его сестер не отставали от Макара: половина — высоченные, жилистые, а вторая — чуть ниже, коренастые. Старший из этой плеяды, Толян, был хоть и пониже отца — под метр семьдесят пять, но, судя по всему, ничуть его не слабее. Как-то выпивший Макар поругался с женой, начал орать на неё и поднял было руку, как Толян с одного удара повалил отца на пол, с тех пор Макар на жену не орал, а старшего начал уважать и считать за равного.

И вот однажды котлинцы в почти полном составе вышли погулять на стройку, выпив водочки на дне рождения Макара. Сам виновник торжества в это время спал богатырским сном, хорошо набравшись. И Митьки с ними не было, тот, хоть и пришел в себя, пока ходил по дому с костылями. Поэтому топали всемером, по дороге разговор их свернул на «Хольмгард» и на то, чтобы тех проучить. Градусы дали в голову и, свернув, ребята двинули напрямки через стройку к немецкому спортивному клубу. Дело было под вечер.

Уже на подходе Толян с Володей отстали, чтобы справить малую нужду, и тут навстречу оставшимся внезапно из полутьмы вышел коллектив в чёрных куртках численностью с десяток настроенных крепко подраться старшаков «Хольмгарда». Взревев лужеными глотками, «гарды» с ходу ринулись на котлинцев, те — навстречу, и они схлестнулись. Бой шёл с переменным успехом ровно до тех пор, пока во фланг врагам не влетели Толян с Володей, с ходу уработав* (сбив с ног) нескольких немцев своими пудовыми кулаками. Тогда один из «гардов» схватил арматуру с приваренной к ней крестовиной и бросился на котлинцев.

На следующий день тело этого парня нашли с проломленным этой же арматурой черепом. Он оказался сыном Ганс Штрюммера, начальника полиции Ганзы. И вот тогда понеслось!..

*

Оливия прервала воспоминания Бо, с громким хлопком двери выйдя из душа, на этот раз хотя бы с полотенцем на волосах. Все так же шлёпая ногами в больших ей тапочках, (бывший парень Бо выходил из ванны босиком, оставляя за собой мокрые следы, и это всегда её бесило), она прошествовала на кухню мимо кровати. Кухней, конечно, это было сложно назвать: по сути, Бо жила в комнате с прихожей, большой кроватью, деревянным шкафом, входом в крошечный санузел, маленьким столиком, двумя старыми креслами, кухонным гарнитуром и дверью на балкончик. Всё это называлось студией, и такую мог позволить себе взять в беспроцентную ипотеку почти каждый житель полиса. Или снимать, как Бо, что было дешевле и проще.

Оливия налила родниковой воды в турочку, насыпала туда кофе и помешала, поставив на огонь, пока Бо со вздохом вылезла из кровати, поправляя короткую балахонистую мятую застиранную до стёртых ушей Микки Мауса майку. Поправляя торчащие дыбом волосы, она направилась в туалет, чтобы справить все необходимые утренние потребности, а затем взять потрёпанную трубку, раскрашенную причудливым фрактальным узором, забить её щепоткой душистой травки и сделать «хапучино» — так она называла первый из пяти или шести дневных приёмов тетрагидроканнабинола. Бо не считала себя наркоманкой, уверяя себя, что всё в порядке, а вот Оливия с чего-то отрицательно относилась к этой привычке. Девчонка укоряюще посмотрела на Бо, потом почесала голую попу, сморщила лицо и сказала непривычное:

— Бо, ты это, не кури щас. Я очень настоятельно тебя прошу.

Бо замерла по дороге в туалет:

— Чего это? — обернувшись, удивленно посмотрела она.

— Я тебе вчера же говорила.

— Чего говорила? — непонимающе нахмурилась Бо.

— Так это, брат придёт.

— Какой брат, Оливия? — повысила голос Бо.

— Мой брат Оливер.

— А нехрена эта сволочь сюда придёт?

— Бошечка, милая…

— Эта скотина сюда придёт?

— Ты сказала…

— Ничего я подобного не говорила! Я впервые об этом слышу, Оливка! — немного неуверенно произнесла Бо, зная свою ухудшившуюся память.

— Придёт он, короче. Скоро уже. Вот. — Вздохнула Оливия.

— Как придёт, так и уйдёт! — резко прибавила звук Бо и направилась в уборную. — Я эту скотину видеть не желаю, и ты это знаешь!

— Знаю, конечно.

— И именно эта сволочь довела тебя до того, что ты уехала из родного полиса, ты забыла? — остановилась Бо у входа в совмещённый санузел и помахала указательным пальцем.

— Нет, не забыла.

— А чё ты тогда перед ним расстилаешься-то, помогаешь говнюку этому?

— Брат он мой, — выдохнула Оливия и умоляюще посмотрела на подругу. — Не ходи сегодня с утра в ванную, пожалуйста. Поговори с ним, я тебя прошу, Бошечка, ну пожалуйста! Родимая моя!

Бо всплеснула руками и удручённо вздохнула — по всей видимости, утренний «хапучино» отменялся. Она фыркнула и удалилась в клозет на все ежедневные утренние процедуры, но без той, самой главной, что всегда взрывала её мозг, погружая его в нейронный шум.

— Ну, хоть кофе хороший сготовь, — выкрикнула она, сидя в маленьком помещении, куда еле влезали нагретый девушками унитаз, раковина с ведром и крошечная душевая кабинка.

Вскоре, выйдя из ванной, плотно завёрнутая в широкое полотенце, она уселась в кресло за маленький столик, где любила пить кофеёк. Бо была уже взрослой девочкой и она понимала, что некоторые части её тела выглядят не так, как десять лет назад, поэтому не любила ходить без одежды. Думая о своём, поглядывая на обнажённую подругу, она спросила:

— А зачем он придёт-то, Оливка?

— Я даже и не в курсе… — начала было та, помешивая кофе, но под пристальным взглядом Бо быстро заговорила. — Знаю только, что ему работа нужна. Он меня просил, чтобы я к Пике подошла, он же каждый день у нас в «Бонсе» отдыхает со своими. Говорит, мол, подойди, он же всё равно тебя знает, скажи, что брат у тебя нормальный парень и хочет просто поработать на тебя, ну, то есть на Пику, и всё такое. Так это, Бо, я ему отказала, конечно, что ты так на меня смотришь?! Я же не дура! Я Пику боюсь, как огня, вообще обхожу его стороной. Так что, вот и всё, что я знаю. А брат сейчас ко мне каждую ночь, когда моя смена, приходит с Лойером. Я им оставляю, что от посетителей недоеденного осталось, а то у них вообще пожрать нечего, похудели оба… — сняла турочку с плиты девушка.

— И что ты так о них заботишься-то? — возмущённо спросила Бо. — Ты забыла, что на позапрошлой неделе было?

— Я все помню, но что я…

— А ты забыла, что брат твой при всех назвал тебя малолетней лесбухой и шалавой? — не унималась Бо. — Забыла? А я — нет, как он и меня обосрал с ног до головы! Кто я только у него не была?! Причём, согласись — я тебе это уже говорила — ни слова правды! Да и откуда он, английское говно, прости меня, пожалуйста, столько русского мата знает? Отборного, причем! — женщина явно завелась.

— Так это, у нас весь дом русский был, в котором мы выросли. У нас англов и шотов в филе немного, в основном славы и сканды. Мы сами приехали туда совсем ещё маленькими, так что шотами почти и не были, у нас отец русский, поэтому мы по-английски дома вообще никогда не разговаривали, мать у нас из Шотландии. В нашей компании Оливера звали Англичанином, но никаких проблем не возникало никогда, — перелила кофе из турки в чашку Оливия.

— Зато тут, в Ганзе, у него может возникнуть столько проблем! — подалась вперёд Бо. — Если бы мой Замес услышал слова этого индюка, то он бы ему их в глотку обратно затолкал с особой жестокостью, знаешь? Твой Англичанин, конечно, крепкий парень, но у Замеса сил на двоих таких бы хватило, да ещё на этого придурка Хлоя или Лойя, как его там?