Путанабус. Трилогия
Шрифт:
Он повернулся к Наташке и спросил, понизив голос:
– Как твоя фамилия?
– Ефрейтор Синевич, – звонко ответила девушка.
– Откомандировать ефрейтора Синевич в распоряжение штаба бригады, – это уже он мне.
Я человек военный. Приказ этой суки рваной выполнить обязан. Устав! Потом хоть Сталину жалуйся. Хоть Берии.
Вскинул руку к пилотке.
– Слушаюсь.
– Ты так, да? – тихо прошипела девушка, внезапно на меня обидевшись. – И пойду…
Капитан спрыгнул на дорогу. Помог соскочить Наташке, подхватив ее под ребра.
Бойцы подали ей сверху ее автомат и сидор.
А
И такая тоска поселилась в груди: зачем мы тогда революцию делали, если все на свете осталось постарому? Тягает барин крестьянку – так у него на то право первой ночи. И нет на земле справедливости. Тогда почему именно мне стыдно сейчас смотреть в глаза бойцам?
С досады громко стукнул рукояткой автомата по крыше кабины и крикнул с надрывом шоферу:
– Что стоишь, как контуженая вошь?! Догоняй колонну!
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 3 число 6 месяца, понедельник, 6:22.
Проснулся в холодном поту и перекрестился лежа. Слава богу, это всего лишь ночной кошмар.
И снова упал в объятия Морфея. Какието некачественные объятия. Не сон, а так – забытье тревожное.
Потому что я очень боялся увидеть снова этот кошмар.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 3 число 6 месяца, понедельник, 10:00.
– Не ожидала от тебя, Хорхе, такого наглого нарушения режима, – упрекнула доктор Мария Балестерос, снова облачая меня в филадельфийский воротник после осмотра. Еще раз посмотрела на просвет новый рентгеновский снимок моей шеи, хмыкнула и добавила: – Ты здоров, как бык перед корридой. Все. Собирайся. В госпитале тебе больше делать нечего. Разве что чужое место занимать.
Встала и пошла к выходу.
В дверях обернулась и сказала уже мягче:
– Не забудь заглянуть в мой кабинет за выпиской из истории болезни. Пригодится.
Обижена на меня доктор Мария за то, что ночью к Наташке бегал. А что на завтраке бузу устроил, отказавшись от навязчивого сервиса местных санитарок, это уже довесок. Ибо не фиг.
Когда я ночью молился около Наташи, откудато прискакала Анфиса, которая дежурила у нее:
– А че, Жора, ты без светато тут сидишь?
И включила настольную лампу, сдвинув ее так, чтобы яркий свет не попадал на Наташкины веки, но было уже поздно.
Наташка неожиданно проснулась. Распахнула свои длиннющие ресницы. Увидела меня – и глаза сразу засияли звездчатыми сапфирами. И губы ее, непроизвольно распялившись в глупой улыбке, хрипло прошептали:
– Жорик, любый мой…
Приподняла руку, которую я тут же схватил в свои ладони.
– Все хорошо уже, милая. Я же рядом с тобой, – сказал я, целуя ее ладонь.
По Наташкиным вискам покатились горошины крупных слез.
Она всхлипнула и сказала:
– Не смотри на меня. Я страшная. Ты разлюбишь меня такую. – И повторила, возвысив голос почти до истерического крика. – Не смотри на меня! Не смотри на меня!! Не смотри на меня!!!
На ее крик мигом набежали госпитальные
карги и незнакомая мне медсестра, которые пинками выпихнули меня из Наташкиного кубрика, чтото раздраженно крича в полный голос на языке, которого я не знаю.А потом мне приснился кошмар.
Сейчас вообще гонят из госпиталя, и свиданок с Наташкой не дают.
Новая Земля. Европейский Союз. Город Виго.
22 год, 3 число 6 месяца, понедельник, 12:00.
Собрался на выписку я достаточно быстро. Сестрахозяйка в подвальном помещении госпиталя выдала мне под роспись, что у нее значилось в перечне моего имущества. Беглая проверка показала, что все вроде бы на месте, в том числе и лламовский кольт с запасными магазинами в подсумках. И патроны все на месте. Впрочем, меня сюда и доставили вертолетом только с тем, что было на мне. Все остальное в автобусе осталось.
Там же в подвале я и переоделся, сдав обратно веселенькую пижамку и тапочки. Противно было надевать нестираные заскорузлые носки, но что поделать – стиркой моего тряпья тут никто не озадачился. Как засунули их в ботинки, так они там все это время и лежали, ароматизируя окружающее пространство.
Документы и деньги, что нашли в моих карманах врачи, выдали по отдельному списку. Не стал даже вспоминать, сколько наличности у меня тогда с собой было. Все равно основная касса у Ингеборге на руках. А мои личные деньги за самой малостью – это электронная запись на айдишке. Рассовал, что выдали, снова по карманам вместе с золотой зажигалкой трофейной, носовыми платками, сигаретами и медицинским жгутом с индпакетом.
– Оружие наденьте так, чтобы все его видели, – посоветовала сестрахозяйка, подавая мне мой маленький «шмайсер» в кобуре для ношения на щиколотке. Эк, это я про него забыл. Незачет.
Низенькая, худенькая, жгуче чернявая женщина лет сорока пяти, с бледной кожей, в белом халате и простой косынке, завязанной узлом на затылке. Совсем не похожа она на сестерхозяек из русских больниц. Там они все больше тучностью берут. И повышенными тонами голоса при общении с больными и их родственниками.
– На скрытое ношение оружия в Виго требуется особая лицензия от оружейной комиссии кортесов, – добавила она, видя мое некоторое недоумение.
Что ж, будем хвастаться окружающим костяной рукоятью кольта, а «шмайсер» придется нести в руках. Иначе не получается. Даже сумки никакой нет.
– Спасибо, что предупредили.
– Не за что. Вот еще бумага. Распишитесь в ней, что ознакомлены с тем, что ваша сумка изъята коррехидором без досмотра и описи.
Расписываясь, спросил:
– Как эта сумка выглядела?
– Небольшая такая, плоская, с ремнем через плечо. Кожаная. Коричневая.
Понятно. Полевую сумку с меня коррехидор слямзил вместе со всеми бумагами от «погорельцев». Так я с ними и не ознакомился.
Видя мою озадаченную рожу, сестрахозяйка извинилась, оправдываясь:
– Кто я, чтобы препятствовать коррехидору? Все, что смогла, – так это заставить его написать такую бумагу.
– Спасибо, – на автомате проговорил я, думая…
Впрочем, ни о чем не думая. Слишком мало информации, чтобы о чемлибо продуктивно думать.