Пять минут жизни

– Я уже слышала, как ты говорил это раньше. Что обещаешь, – протянула она. – Я помню.

Я уставился на нее.

– Правда?

Она кивнула с невероятно голубыми глазами и безмятежной улыбкой.

– Это было во сне.

– Ой. – Мои плечи упали. «Сон. Не память».

Но для Теи, застрявшей в амнезии, сон был ее единственным воспоминанием.

Она провела кончиками пальцев по моему подбородку.

– Лучший сон, который я когда-либо видела. Мы с тобой были вместе, и мы были счастливы.

Я улыбнулся и обнял ее.

– Мы и были, – пробормотал я в ее волосы. – Да.

«Что бы ни случилось завтра, однажды мы уже были счастливы.

У нас было лучшее время в нашей жизни».

Эпилог II Тея

«Я впервые открываю глаза…»

– Не могу поверить, что это взаправду, – сказала я. – Это сон, и я вот-вот проснусь в любую секунду.

– Могу представить, – поддакнул Джимми, обвивая руками мою талию и целуя меня в шею. – Ты гений. Ты этого заслуживаешь.

Я сжимала держащие меня руки и оглядывала затемненную галерею. Выставка заняла целое крыло в Ричмондском музее современного искусства и была посвящена исключительно моему творчеству. Сегодня вечером давали торжественную вечеринку, устроенную куратором. Искусствоведы назвали мои картины необычайным визуальным путешествием по жизни человека, страдающего от одного из самых тяжелых случаев амнезии в мире.

Вылеченного случая амнезии.

Я принимала «Лапарин» в течение последних десяти лет и, за исключением одного побочного эффекта, спокойно собиралась остаться на нем до конца своей жизни. Он удержал меня в моей жизни.

– Ты готова? – спросил Джимми. – Они скоро откроются.

– Я хочу побыть еще несколько секунд наедине с тобой.

– Меня это устраивает. Ты выглядишь потрясающе. – Он наклонился, чтобы поцеловать шрам на моей ключице. – Это платье было дорогим?

– Почему ты спрашиваешь? Разве не хочешь, чтобы твоя жена выглядела красиво в свою важную ночь?

– Просто прикидываю, насколько я должен быть осторожен, когда сорву его с тебя позже.

Я прильнула к нему, пока он ласкал мою шею.

– Ты всегда точно знаешь, что сказать, чтобы я растаяла. И смокинг – это нечестно. Чересчур, ну правда.

Я с трудом привыкла к тому, насколько красив он был в костюмах, которые носил на рабочих встречах. Но смокинг?

«Сжальтесь надо мной…»

Я провела пальцами по его волосам, восхищаясь моим уверенным, блестящим мужем. Джим Уилан, самый скромный человек в мире. Он получил степень в области речевых патологий и теперь, в возрасте тридцати пяти лет, руководил собственной практикой в Роаноке. Каждый день он помогал детям, таким, как он, снова обрести голос.

Моя любовь к нему выросла до каких-то невозможных размеров. Мой Джимми, который никогда не покидал меня в течение восемнадцати месяцев после возвращения амнезии. Который с тех пор делил со мной все трудности… и каждую невообразимую радость.

– Я так горжусь, что ты мой муж, – заявила я. – Я самая счастливая женщина в мире.

Он слегка растерянно улыбнулся.

– У тебя все нормально? В смысле, я знаю, это много, – сказал он, оглядываясь по сторонам, – но последние несколько дней ты какая-то…

– Взвинченная?

Он сделал вид, что думает.

– Да.

Я рассмеялась.

– Я просто счастлива. Не каждый день девушка получает все, что может.

Он улыбнулся и поцеловал меня.

– Я знаю это чувство.

– Джимми… – Вдох. Выдох. – Я…

– Папа!

Наш двухлетний сын Джек на полной скорости бежал к нам в своем детском костюме. Джим наклонился подхватить его. Я смотрела, как мой муж держит нашего сына – сажает на бедро, обнимает, и мое сердце наполнилось любовью. Счастьем.

– Привет, человечек, – сказал Джимми. – Как ты сбежал?

– С моей помощью, как обычно. Я пыталась удержать его, но он в два счета от нас улизнул, – сказала Рита. Она замедлила шаги, подстраиваясь под Алонзо. Тот шел рядом с ней, опираясь на трость, которую использовал из-за артрита коленей. – Он хотел видеть маму и папу.

– Он настоящее шило, этот Джек, – заметил Алонзо. – Как и его отец.

– В холле толпа, – сообщила Рита. Десять лет добавили несколько морщинок вокруг ее улыбки. – Это так увлекательно, Тея. Похоже на премьеру фильма.

– Ты прекрасно выглядишь, моя дорогая, – сказал Алонзо, целуя меня в щеку. – Твое искусство их потрясет. Хотя некоторые из нас знали это давным-давно.

– Мама, – позвал Джек, потянувшись к прядям моих волос.

– Разве мама не красавица? – спросил Джим.

Джек закивал головой.

– Дааа.

Я взяла его пальчики и поцеловала их по очереди.

– Люблю тебя, малыш.

Снижение фертильности было единственным побочным эффектом «Лапарина», но серьезным. Потребовалось два с половиной года лечения, чтобы получить жизнеспособный эмбрион, который подарил нам Джека Уилана. Точную копию его отца – крепкий, сильный нос, широкий рот и темные волосы. Но его глаза были голубыми, как мои. Рита пророчила, что он вырастет настоящим сердцеедом, но я знала, что с таким отцом, как Джим, сын вырастет честным человеком и будет относиться к женщинам с тем же уважением и вниманием, которые Джим проявлял ко мне с момента нашей первой встречи.

К нам поспешил помощник из музея.

– Миссис Уилан? Они готовы открыться сейчас, и госпожа Такамура хочет познакомить вас с некоторыми людьми.

Эме Такамура была моим агентом. Она сделала целью своей жизни поиск неизвестных художников с уникальной историей и демонстрацию их талантов. Джимми и я отправились в Карнеги-Мелон, чтобы посмотреть на потрясающую стеклянную композицию одного из ее бывших клиентов, молодого человека, который скончался вскоре после создания своего шедевра.

– Ему было что сказать о жизни, – пояснила мне Эме. – Я чувствую то же самое, когда смотрю на твои картины.

И я поняла, что могу доверить ей свои работы.

И вот настала та самая ночь. Я вздохнула.

– Что ж? – спросила я небольшую группу. – Думаю, пора. Поцелуешь маму, Джек?

Джек ткнул свой влажный ротик в мою щеку. Джим наклонился и тоже меня поцеловал.

– Я люблю тебя, – сказала я, задерживая поцелуй.

– Я так тебя люблю, – признался он. – Боже, детка, так сильно. – И улыбнулся. – Меня подстрелили воробьем Купидона.