Пятьдесят оттенков свободы (любительский перевод)

– Папская булла? – забавляясь, переспросил он и заметно расслабился.

Я не собиралась облегчать наш разговор, но его самодовольная ухмылка разозлила меня. За обменом репликами между ним и его бывшей было больно наблюдать – как он мог быть так холоден с ней?

– Что? – спросил он раздраженно, в то время как выражение на моем лице становилось более решительным.

– Ты. Почему ты был таким жестоким с ней?

Он вздохнул и, шагнув ко мне, присел на стол.

– Анастейша, – начал он, словно обращался к ребенку, – ты не понимаешь. Лорен, Сюзанна – все они – они были приятным, отвлекающим времяпрепровождением. И все. Ты – центр моей вселенной. И в последний раз, когда вы двое находились в одной комнате, она держала тебя под прицелом пистолета. Я не хочу, чтобы она приближалась к тебе.

– Но, Кристиан, она была больна.

– Я знаю это, и знаю, что ей лучше сейчас, но я больше не дам ей кредита доверия. То, что она сделала, было непростительным.

– Но ты только что был игрушкой в её руках. Она хотела увидеть тебя снова, и она знала, что ты прибежишь сюда, если она придет ко мне.

Кристиан пожал плечами, словно ему было наплевать.

– Я не хотел, чтобы тебя что-то связывало с моей старой жизнью.

Что?

– Кристиан… Ты тот, кто ты есть, именно с твоей старой жизнью, твоей новой жизнью… неважно. Что касается тебя, касается и меня. Я приняла это, когда согласилась выйти за тебя, потому что люблю тебя.

Он замер. Его изумрудные глаза широко распахнулись. Я знала, что ему тяжело было слышать это.

– Она не причинила мне вред. Она тоже любит тебя, – пробормотала я.

– Мне плевать.

Я была в шоке. Я была в шоке от того, что он все еще имел возможность шокировать меня.

«Вот тот Кристиан Грей, которого я знаю», – слова Лорен завертелись в моей голове.

Его реакция на нее была такой холодной и так сильно расходилась с человеком, которого я начала узнавать и которого любила. Я нахмурилась, вспомнив угрызения совести, которые он испытывал, когда у нее случился срыв, когда он чувствовал ответственность за её боль. Я сглотнула, вспомнив, что он купал её. Меня затошнило от этой мысли, и желчь подступила к моему горлу. Как он мог говорить, что не заботится о ней? Он делал это тогда. Что же изменилось? Порой, как, например, сейчас, я просто не понимала его. Он существовал на каком-то ином уровне, чем я.

– Почему ты защищаешь её несмотря ни на что? – спросил он одновременно раздраженно и озадаченно.

– Послушай, Кристиан, я не думаю, что я и Лорен будем обмениваться рецептами или схемами вязания в ближайшее время. Но, не думаю, что ты должен быть таким бессердечным с ней.

Его взгляд застыл.

– Я уже говорил тебе: у меня нет сердца, – пробормотал он.

Я закатила глаза… Ох, сейчас он был таким подростком.

– Ну, это просто не правда, Кристиан. Это нелепо. Ты заботишься о ней. Ты не оплачивал бы её художественные курсы и все остальное, если бы у тебя не было сердца.

Внезапно моим жизненным стремлением стало то, чтобы он признал это. Было очевидно, что он заботливый. Почему он отрицал это? Это было подобно его чувствам к его кровной матери. Вот дерьмо… ну конечно!Его чувства к Лорен и другим его Сабам были связаны с чувствами к его матери.

«Мне нравится сечь маленьких брюнеток, как ты, потому что ты так похожа на эту гребаную шлюху».

Не удивительно, что он был так зол. Я вздохнула и отрицательно покачала головой. Свяжись с Баннером, пожалуйста. Как он может не видеть этого?

Мое сердце сжалось на мгновение. Мой потерянный мальчик…Почему ему так трудно признать контакт с человечностью и состраданием, которые он проявил с Лорен, когда она была сломлена?

Он посмотрел на меня: его взгляд сверкал гневом.

– Дискуссия окончена. Идем домой.

Я взглянула на часы. Было только 4:23 PM. Рабочий день не окончен.

– Слишком рано, – пробормотала я.

– Домой, – настаивал он.

О, нет.

– Кристиан, – произнесла я устало. – Я устала спорить с тобой об одном и том же.

Он нахмурился, словно не понимал, о чем я.

– Ты знаешь, – пояснила я. – Я делаю что-то, что тебе не нравится, и ты придумываешь способ тут же вернуть меня на свой путь. Как правило, с помощью своих извращенных траханий, которые либо умопомрачительны, либо жестоки, – я пожала плечами. Это утомляло и запутывало.

– Умопомрачительны? – спросил он.

Что?

– Обычно, да.

– Что было умопомрачительным? – спросил он, теперь его взгляд тлел от чувственного любопытства. И я знала, что он пытается отвлечь меня.

Дерьмо!Я не желала обсуждать это в зале заседаний НИС. Мисс Подсознание презренно и пристально разглядывала свои наманикюренные ногти: « Тогда не покупайся на его вопрос».

– Ты знаешь, – покраснела я, недовольная ни им, ни собой.