Пыль моря

Часа через два показался островок и на душе стало полегче. Дружно навалились, с тревогой поглядывая на небо. Бывалые моряки безошибочно определили надвигающуюся бурю. Где-то потемнело, на горизонте громоздились чёрные тучи, волнение усилилось. Пологие валы проносились с большими интервалами, джонка яростно качалась, скрипя старым рангоутом. Ветер пока дул ровный, но с минуты на минуту можно ожидать шквала. Кормщик старался угадать момент, когда надо будет спускать паруса.

Вот и ветер рванул, но паруса уже крепили внизу на палубе. Понесло пыль с волн, солнце заволокло зловещей тучей.

– Тайфун, тайфун! – неслись крики матросов.

Ветер налетал шквалами, промежутки между шквалами становились всё меньше. Джонка умелой рукой кормщика направлялась в узкий залив острова, ограждённый торчащими из воды скалами. Вход в залив был узок, не более ста сажень, и требовалось изрядное мастерство рулевого.

Все свободные от работы со снастями трудились на вёслах. С большим трудом Суну удалось благополучно проскочить первые камни, вокруг которых уже кипела вода, взлетая снопами брызг. В заливе волнение было значительно слабее, ветер не так бесновался. В дымке водяной пыли заметили джонку, стоящую на якорях недалеко от берега. На пляже едва можно было различить группу людей и несколько халуп, вросших в берег.

– Что за джонка? – с тревогой в голосе спросил Тин-линь.

– Наверное, такие, как и мы, спасались от тайфуна, – ответил Мишка и тоже с интересом вглядывался в берег.

Шторм набирал силу. По всему было видно, что он скоро перейдёт в настоящий тайфун. Гремел гром, молнии полыхали в потемневшем небе. Дождь косыми струями затуманил видимость. Грохот накатывающихся валов грозно доносился с моря.

Сун осторожно вёл свою джонку, выбирая место поспокойней. Укрывшись за высокой скалой, бросили якоря. Судно кренилось то на одну, то на другую сторону. Волнение доходило и сюда, джонка плясала, дёргаясь на якорных канатах.

В четверти версты от них качалась незнакомая джонка. Высаживаться на берег никому не хотелось. К тому же постоянно надо было следить за морем и судном. В любую минуту можно ожидать страшного шквала. А уж если не выдержат канаты – надо будет не мешкая спасать судно.

Надвигалась ночь. Спать в такую качку было трудно, а наши пассажиры к тому же впервые повстречались с тайфуном. На душе скребли кошки. И-дун плохо переносил качку, его мутило. Он лежал на топчане и силился сдержать подступающую тошноту. Вокруг всё стонало, скрипело и трещало. Казалось, что судно только чудом не разваливается на отдельные доски

Спокойные лица и уверенные движения моряков вселяли уверенность, но томящий душу страх скрёб когтями и не давал покоя.

Сун успокаивающе кивал головой, говорил ободряюще, и было видно, что это не из хвастовства, а из уверенности, что на этот раз ничего страшного случиться не может. Бухта глубокая, хорошо укрыта от шквалов и валов, и он только поглядывал на едва заметные огни с берега.

Ночь прошла в завывании ветра и раскатов грома. Вспышки молний на миг выхватывали предметы, но тут же всё погружалось в ещё более густую темноту. Мишка с завистью глядел на отдохнувших матросов, которые нехотя вылезли на палубу и проверяли надёжность снастей и креплений. Короткие плащи их метались от ветра, но движения казались уверенными.

– Неужто и мы когда-нибудь привыкнем к такому? – спрашивал Мишка, и отвечал самому себе: – Должны привыкнуть. Что мы не такие, как они? Ко всякому привыкнуть можно. Ещё смеяться будем над своими страхами.

– А всё же жутко бывает, – ответил Тин-линь, выглядывая из дверей хозяйской каюты. – А в открытом море как?

– Не знаю, не бывал, – с деланным спокойствием ответил Мишка.

– А Ювэй молодцом! Как настоящий моряк! Вроде и нипочём ему. Ишь, разгуливает по палубе. Не иначе, как моряком станет.

Весь день бушевал тайфун, а дождь лил сплошным потоком. Ночью стало затихать, и утром, выйдя на палубу, Мишка зажмурился от ослепительного солнца, только что поднявшегося из-за горизонта. Вдали виднелись огромные валы с белыми гребнями пены, их грохот доносился до джонки с отчётливой ясностью. В бухте волна улеглась, и судно едва покачивалось.

Сун с покрасневшими от бессонницы глазами осоловело глядел на берег, где бегали люди и доносились едва слышные крики, на чужой джонке поднимали паруса, готовясь к выходу в море.

Помощник кормщика поманил Тин-линя и стал что-то объяснять, показывая на людей соседней джонки. Вид его был озабоченный и красноречивая мимика и жестикуляция с тем небольшим запасом слов, показались молодому китайцу очень тревожными. Подошёл Сун и тоже стал говорить с видимым беспокойством.

– О чём спор идёт? – спросил подошедший Мишка.

– Да вот недоумевают, почему так много матросов на джонке.

– Ну и что из этого? Ихнее дело.

– Да не совсем так. К чему на купеческой джонке людей вчетверо больше чем надо? Неспроста это. Сун подозревает, что это морские разбойники. И спешат они к нам. Тем более, что у некоторых из них в руках ружья и сабли. Не купцы это.

– Вон что! – сразу посерьезнев, ответил Мишка. – Стало быть, и нам за паруса надо браться – и в море. Буря-то улеглась.

– Куда нам на нашем корыте. Вмиг догонят. И Сун так же считает. Может, договоримся. Ничего ценного у нас на судне нет. Если мирно будем вести себя, могут ничего особенного и не сделать.

– Ох, не верится мне в такие байки. Ну да делать нечего. Ты прав. Однако оружие надо приготовить и держать под рукой.

Вскоре якоря поднялись, и чужая джонка легко и даже грациозно развернулась и стала приближаться. Вдоль бортов торчали головы матросов, у всех виднелось различное оружие. Сомнений не было. Приближались разбойники, сопротивление было бесполезно. Ход у джонки превосходен, уйти от такой нечего было и думать.

Абордажные крючья полетели на верёвках и люди шарахнулись на середину палубы, ожидая со страхом своей судьбы. А с разбойничьей джонки стали прыгать матросы с саблями и кинжалами в руках. В один момент всех перевязали и согнали на нос, посадив на палубу.

– Однако ж это китайцы, – заметил Тин-линь.

–Слава богу хоть не корейцы. С теми мне бы не хотелось встречаться, – ответил Мишка, усаживаясь поудобнее.

Разбойники разбежались по палубе, рыскали в трюме и тащили всё приглянувшееся к себе на корабль. Крик стоял несусветный. Всем распоряжался невысокий китаец в дорогом шёлковом халате с раскрытой мускулистой грудью. Небольшое брюшко затянуто жёлтым кушаком с торчащими за ним пистолетами. Длинная сабля волочилась за ним по палубе, длинные чёрные усы спадали ниже подбородка, который видимо был только что выбрит. Сильная плешь отсвечивала бликами. Он мало говорил, но жесты его были всем понятны и исполнялись быстро и точно.

– Кто хозяин этой развалины? – спросил он, подойдя к связанным.

Никто ему не ответил, это разозлило главаря. Он выбрал самого старшего, им оказался Сун, и, пнув ногой в живот спокойно повторил:

– Я ведь ясно спросил, кто хозяин судна, корейская собака!

– Он почти ничего не понимает по-китайски, – волнуясь ответил Тин- линь. – А хозяина нет, он утонул.

– А ты кто такой? Вижу, что китаец, но откуда и куда плывёшь, цинская собака? Говори!

– Как вам сказать, господин. Но к Цинам мы никакого отношения не имеем и даже наоборот.