Рабочий. Господство и гештальт; Тотальная мобилизация; О боли

Мобилизация через всеобщую воинскую повинность сменяется, таким образом, тотальной, или рабочей, мобилизацией. Тем самым как наследница всеобщей воинской повинности заявляет о себе всеобъемлющая трудовая повинность, которая затрагивает не только мужчин, способных носить оружие, но и все население и его средства, и которая, как мы видим, уже проводится крупными историческими державами. Значение служебной повинности этого рода соответствует значению различных реорганизаций армии, которыми открывается XIX век. Осуществление этой повинности может увенчаться успехом лишь в той мере, в какой существует отношение к гештальту рабочего; это завтрашний дар рабочего государству.

Практические меры во множестве мест достигли стадии эксперимента, который проводится то добровольными силами, то самим государством, тогда как в других местах свои требования повелительно диктует нужда. Встающие на этом пути трудности заключаются не столько в самих вещах, сколько в проникновении сквозь порядки, в которых запечатлелось либеральное понятие свободы. Стало быть, нет ничего удивительного в том, что сопротивление оказывается при помощи как индивидуалистских, так и социальных формулировок, — то есть при помощи одной и той же базовой схемы, утратившей свое значение. В любом случае внедрение трудовой повинности уже перестало принадлежать миру утопий.

Об этом говорят многие факты, в том числе — изменение, обнаруживаемое в проведении маневров. В этом пространстве крупный маневр выступает уже не как исключительно военное учение, а как взаимодействие специальных характеров работы в рамках плана, в который в равной степени включены «гражданские» и военные резервы. Здесь можно назвать техническое задействование индустрии, экономики, продовольственного снабжения, средств сообщения, администрации, науки, общественного мнения, короче — вовлечение всех специальных средств современной жизни в замкнутое и эластичное пространство, внутри которого обнаруживается общий для этих областей властный характер.

Как частные маневры мы рассматриваем объявление воздушной и химической тревоги, которое в разных странах приводит в движение уже персоналы целых промышленных предприятий или даже целые регионы и поселения. Угрозе, которой со стороны средств тотального уничтожения подвергаются обширные зоны, соответствует предупреждение со стороны средств тотальной информации, осуществляемое с помощью радиовещания и телефона. Кажется, в этом изменившемся пространстве можно увидеть возвращение той средневековой картины, на которой население «выбегает из домов», и вообще жизнь очень быстро начинает уходить из абстрактных пространств и создавать весьма конкретные, весьма непосредственные ситуации.

Трудовая повинность — распространяется ли она периодически на все возрасты или объединяет оба этапа неквалифицированного (пассивного) и специального (активного) рабочего образования в одном промежутке времени, скажем, в одном трудовом году — обладает как практическим, так и символическим рангом.

Закономерности, значимой в тотальном пространстве, отвечает то, что она может выступать, скажем, как экономический результат в той мере, в какой сама экономика относится к специальным средствам власти. Ее наиболее значительные задачи, для решения которых она вводит в действие целые рабочие армии, свидетельствуют о единстве той работы, которая не принадлежит ни массе, ни индивиду. Так она наиболее ясно выражает новое отношение типа и его образований к государству.

Здесь станет вдвойне необходима та роль, которая отводилась всеобщей воинской повинности относительно воспитания, внушения и единой дисциплины, короче, запечатления расовых признаков у населения. Это школа, которая должна открыть человеку глаза на работу как на стиль жизни, как на власть. По сравнению с этим экономическая постановка вопроса отходит на второй план.

Также не в последнюю очередь можно ожидать устранения того недальновидного высокомерия, которое привело к тому, что в ручной работе стали видеть состояние, достойное сочувствия. Это высокомерие естественно вытекает из абстрактного, скажем, чисто экономического понятия работы; ему соответствует несчастная фигура «образованного человека», который никогда не имел счастья пройти все ступени служебной лестницы в той или иной области. Всякий прием, вплоть до приемов вычищения конюшен, обладает определенным рангом, если не воспринимается как абстрактная работа и выполняется в рамках обширного и осмысленного порядка.

79

Итак, через некоторое время нам придется считаться с состоянием, в котором национальные государства и национальные империи старого стиля будут заняты созданием для себя конституции, выраженной в органической конструкции планового ландшафта.

Уже само слово план указывает на то, что здесь речь идет об изменчивом ландшафте, — этому факту соответствует изменчивость средств и запечатление новой расы, рассмотренное нами в деталях. Поэтому и все три признака плана — завершенность, гибкость и оснащенность — не имеют никакого определенного характера, а, скорее, имеют характер концентрации и развертывания сил.

Мы уже испытали на себе опасности, сопровождающие это состояние, — опасности, в которых достаточно отчетливо проявился самоубийственный и предательский смысл еще имеющих у нас место попыток проводить страусиную политику либерализма.

Одна из неприятнейших перспектив, несомненно, состоит в возможности насилия над малыми и слабыми, укорененными в своей природной почве народностями со стороны держав второго ранга, пользующихся высшими средствами, не зная об ответственности, которую заключает в себе их применение. Это лишний повод надеяться, что найдутся державы, способные к подлинно имперским формам, в коих может быть гарантирована защита и может идти речь о мировом суде, жалкую карикатуру которого представляет собой сегодня Лига Наций.

С другой стороны, нельзя не заметить, что это обязующее к готовности состояние также содержит в себе известные гарантии. Так замкнутость планового ландшафта порождает особое стремление избегать внешнеполитического конфликта: помехи при развертывании сил оказываются крайне некстати.

Военное осложнение представляется в этом контексте как вынужденная отдача оформленной энергии, которая отнимается у процесса более обширного развертывания власти. Кажется также вполне возможным, что излучение больших силовых полей в состоянии позволить вести «войны без пороха» — разумеется, не в смысле каких-то сублимированных представлений, а в том смысле, что сила тяжести тотального характера работы сделает избыточным применение боевых средств.

В этом контексте проясняются современные открытия общности интересов, геополитических пространств и возможностей федерализма, в которых следует видеть наступление на структуру национального государства и попытку конструктивной подготовки имперских пространств.

За этими возможностями скрывается факт гораздо более мощного и объемлющего характера, а именно тот факт, что на высшем уровне, то есть на уровне гештальта рабочего, отдельные плановые ландшафты, несмотря на их завершенность, выступают как специальные области, в которых проходит один и тот же фундаментальный процесс.

Цель, на которую направлены все эти усилия, состоит в планетарном господстве как высшем символе нового гештальта. Только здесь содержится критерий той высшей безопасности, которая охватывает все военные и мирные фазы работы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

80

Вступлению в имперское пространство предшествуют такая закалка и такие испытания в рамках плановых ландшафтов, какие сегодня еще невозможно себе представить. Мы движемся навстречу удивительным событиям. По ту сторону рабочей демократии, в которой заново отливается и перерабатывается содержание известного нам мира, проступают очертания государственных порядков, выходящих за пределы всякого возможного сравнения. Можно, однако, предвидеть, что здесь речь уже не будет идти ни о работе, ни о демократии в привычном для нас смысле слова. Открытие работы как стихии полноты и свободы еще впереди; равным образом меняется и смысл слова демократия, когда материнская народная почва становится опорой для новой расы.