Радость моя, громкоголосая

— Устаёте? Почему??

— Так, Софья Михайловна, мы ведь всё сами делаем. И не только пирожные на противни раскладываем, а ещё мешки с мукой, сахаром таскаем, коробки с маслом, орехами, да мало ли у нас тяжёлой работы!

— А грузчики? — Софья аж растерялась. — Вот никак не думала, что хозяйка кондитерской так вас эксплуатирует!

Женщина рассмеялась: — да мы привычные, Софья Михайловна! Грузчику-то платить надо. А так мы эти деньги между собой поделили. Да вы не расстраивайтесь больно-то. Хозяйка нам сколько раз предлагала мужика какого-нить нанять, а мы, повара то есть, отказываемся. Зато знаете, какие мы сильные! Нам никакие поединки не страшны! — она снова засмеялась и сунула в рот целую конфету.

***

Вечером, уложив детей, Софья пришла в гостиную к мужу, который с увлечением смотрел какой-то футбол, временами огорчённо вздыхая и кривясь.

Она села рядом с ним на диван и задумчиво сказала: — я часто слышу, как волки называют меня Матерью Стаи. Иногда в шутку, иногда всерьёз… Но я плохая мать, Айк. Сегодня мне хотелось отговорить Дарью от поединка с Норой, но не получилось. Она лишь пообещала не убивать её. Но Айк, — она вскинула на мужа расстроенный взгляд, — что значит — не убивать? А если девчонка будет искалечена? Ведь она молодая, красивая! Глупая, самонадеянная, да. Но не убивать же её за это?

Муж отвернулся от телевизора, привлёк её за плечи к себе, потёрся щекой о её макушку: — ты ничего с этим не сделаешь, Соня. Наша вторая ипостась… как бы тебе это объяснить…

Она резко отстранилась, гневно сказала: — не надо мне ничего объяснять, Айк, знаю я всё! Всю жизнь вы, в угоду своим зверям, убиваете друг друга! Кажется, вас это даже радует!

Он тяжело вздохнул, не желая спорить и ссориться и снова молча обнял жену. Она затихла на его груди, с горечью осознавая своё бессилие.

— Айк, я попросила Карена выслать завтра к старой заимке “Скорую”. И травматолога просила отправить.

— Это правильно, Соня. Это хорошо.

***

Этим утром я рано пришёл на службу. Проходя к себе, мимо кабинета начальника, увидел у него приотворённую дверь. Чуть помешкав, стукнул костяшками пальцев и вошёл, не дожидаясь приглашения. Майор сидел, облокотившись на стол и обхватив руками голову. Я кашлянул, привлекая внимание. Он поднял на меня покрасневшие глаза:

— это ты, Олег. Садись, чего встал.

Я сел, осторожно спросил: — я думал вы будете с женой…

— Дарья не разрешила мне с ней идти.

— А…как там дела-то, не знаете?

Он поморщился: — не знаю. У Дарьи телефон не отвечает. — Вздохнул: — что уж там, виноват я, конечно. Да ведь и не было ничего, Олег!

Я понимающе усмехнулся: — это нам “не было”, а женщины всё по-другому воспринимают, по своей знаю. У мужиков ведь как: пока не переспал — и измены нет. А у них взгляды, улыбки… Это я уж после понял, когда Софья как-то, между делом, мне мозги вправляла. Получилось, как всё у неё: прямолинейно и резко. Но я проникся и опять у жены прощения просил. Вот так-то, Пал Иваныч.

На столе начальника зазвонил телефон, и он шустро схватил трубку. Его голос дрогнул, когда он ответил. Я пересел поближе, напряжённо прислушиваясь к голосу Карена:

— Ну что, Павел Иванович, привёз Герман обеих женщин и прямо в хирургию. Одну сразу на стол, а вторую — в перевязочную.

— А…которую…на стол?? — майор, бледный, с выступившим на лбу пОтом, сжал в ладони карандаш. Тот хрупнул, ломаясь.

— Младшую на стол. А твою утащили в перевязочную, царапины зелёнкой мазать, — Карен хохотнул, а Пал Иваныч осел на стуле, на секунду облегчённо прикрыл глаза:

— как они обе??

— Да что там говорить! — я как будто воочию увидел, как огорчённо скривилось лицо нашего главврача и, по совместительству, одного из двух хирургов: — ну ладно мужики. Волки, дикие звери… Что с них возьмёшь! Но женщины! Ну волчицы, ладно, но ведь матери же! Я не понимаю, как может женщина с такой свирепостью калечить другую!

Я сочувствовал Карену. Нам крупно повезло, он был настоящий врач. Гуманист, умный, образованный, всего себя отдающий делу борьбы за жизнь своих пациентов. Он лечил всех, кто пострадал в поединках, при этом нещадно ругая их, проклиная их волчью суть и жажду крови. Он был ярым сторонником запрета этих схваток, часто выступал в школах, где бегал по классу перед замершими щенками и, потрясая кулаками над головой, обличал тех, кто уподобляясь диким родственникам, пускал в ход зубы и когти, доказывая свою правоту. Он и от вожака требовал поддержки, на что Айк благодушно ухмылялся и напоминал Карену о его собственной волчьей шкуре.

Пока я размышлял о нелёгкой жизни Карена, майор Пасечник положил трубку и хмуро сказал: — ну вот, Дарья своего добилась, искалечила девку.

Я похолодел, вопросительно глядя на него.

— Карен сказал, что у девчонки повреждён левый глаз и левая половина лица…, - он сглотнул тугой комок и отвернулся.

— А Дарья Семёновна…?

— Дашка, вроде, легко отделалась. Покусана, конечно, шерсти клок на боку выдран, но никаких серьёзных повреждений, Карен сказал. А вот Нора, он боится, без глаза останется. Он говорит, прямо видно, как Дарья лапой с выпущенными когтями девчонке по щеке рванула.

Мы помолчали, с жалостью представляя обезображенное лицо девушки. Майор сокрушённо покачал головой: — Ах Дарья, Дарья…, ну зачем же так? Ведь всю жизнь Норе исковеркала. Ты вот что, Олег: сходи, пожалуйста, навести её, а? У неё ведь никого нет. Даже родственников никаких не имеется.

— Да вы что, Пал Иваныч!? Хотите меня с женой развести!? Да ни за что на свете! Сами идите. Ведь это из-за вас Дарья её так… отделала!

Начальник опять понурился: — не могу я. Дарья и так на меня злится. Представляешь, если я не только к ней приду, но и к Норе загляну? Нет, не могу.

— Ну, смотрите. А я тоже рисковать своей семейной жизнью не хочу. — С этими словами я поднялся со стула и вышел, прикрыв за собой дверь.

***

Софья Гранецкая тихо вошла в одноместную палату. Увидев её, лежащая на кровати Нора с головой, забинтованной так, что виднелся лишь один глаз, нос и рот, с трудом отвернула лицо к стене. Женщина невозмутимо села на стул у кровати, вздохнула: — я-то чем перед тобой провинилась, скажи? — Девушка молчала, а Софья, не торопясь, стала рассказывать о Междуреченске и его жителях — людях и нелюдях, о прошлом — тяжёлом и кровопролитном, о надеждах стаи на светлое будущее, о строящейся птицефабрике и сложных отношениях с людьми из Демидова и Малой Ветлуги…О том, что каждое существо, живущее в окружении себе подобных, обязано считаться с этим окружением и только в этом случае оно имеет право требовать доброго к себе отношения.

Нора молчала, ни звуком, ни движением не показывая, что слышит посетительницу. Через час Софья встала: — сейчас ты не хочешь со мной разговаривать, Нора. Но подумай, пожалуйста, над моими словами. Ни вожак, ни я, ни кто-либо в стае не желаем тебе зла. Даже Дарья… Ты знаешь, что по волчьим законам она была вправе лишить тебя жизни, но не сделала этого.

Вечером, за ужином, Софья рассказала мужу о Норе. Он скептически хмыкал, качал головой, но слушал.

— Понимаешь, Айк, мы не можем предоставить девчонку самой себе. После я зашла к Карену: перспективы-то у неё не радужные. Он сказал, что шрам будет ужасным, пройдёт через левый глаз, щёку, даже бровь будет задета. Представляешь, каким кошмаром это будет для неё! Мне жалко её, Айк.