Радуга
Шрифт:
Объективности ради приводим здесь и вторую версию, которая не имеет ничего общего с действительностью. Ее придерживается и активно пропагандирует вышеупомянутая, полная витальных сил мать подозреваемого Рокаса Чюжаса и жена Умника Йонаса Розалия, уверяя всех и вся, что как г-жу Шмигельскую, так и Фатиму Пабиржите похитили, убили и укрыли дурные руки, и не чьи-нибудь другие, а г.г. Болесловаса Мешкяле и Анастазаса Тринкунаса. Она клянется, лобызая распятие, что выйдя после полуночи на двор по малой нужде, увидела, как от Пашвяндре несся черный жеребец с черной телегой и двумя черными людьми, а после этого в стороне кутузки услышала крик младенца и вопль матери. На вопрос следователя: «Почему вы не побежали удостовериться на месте, что случилось с арестантами?», Розалия ответила: «Я решила, господин следователь, что цыган Мишка их похищает. Поэтому перекрестила их и пожелала всем троим счастливого пути. Кто мог подумать о злодействе в такую ночь, когда все люди по счастью тоскуют и ищут его, как кто умеет». На второй вопрос следователя: «Так почему вы не побежали на городище поделиться радостной новостью с другими женщинами?», Розалия Чюжене ответила: «Я бы побежала, барин ты мой дорогой, но черт моего работягу Йонаса принес. Пока мы с ним намиловались, пока общей радостью поделились, увидели, что солнышко в окошке улыбается...»
Эти не имеющие прецедента в истории мировой криминалистики свидетельские показания мы запечатали в красную папку «Дело Фатимы, приложение № 9». Жалея Ваши, господин начальник, драгоценные нервы, мы не советуем распечатывать эту
Собрав столько фактов и разноречивых мнений, мы покамест воздерживаемся от окончательных выводов, довольствуясь догадкой, что «тенью» задержанного в кровавую ночь накануне дня святого Иоанна Рокаса Чюжаса был не кто иной, а Пятрас Летулис. Исходя из запоздавшего письма Умника Йонаса, можно сделать вывод, что он вернулся к своему шефу Бенедиктасу Блажису гораздо раньше и лично организовал «операцию ночи перед днем святого Иоанна», одновременно втянув в это преступление и несовершеннолетнего Рокаса Чюжаса, который, как мы видели выше, умеет держать свой хорошо подвешенный язык за зубами, обладает крепкой головой, волей и характером. Совершенно возможно, что Пятрас Летулис, стремясь обеспечить удачный исход операции, при помощи пока нам не известных связных вызвал домой свою сожительницу Стасе Кишките со всей шайкой голодных землекопов. Ведь, согласно письму Умника Йонаса, они не собирались быстро возвращаться. Какой же черт, извините за выражение, пригнал их всех скопом накануне дня святого Иоанна в Кукучяй, усадил за гумном Рилишкиса, где они курили и пьянствовали? На какие шиши? — если повторить слова бабушки местного шаулиса Рилишкиса Виргинии, отличающейся светлым умом и ясными глазами, показания которой вместе с шестью окурками и двумя порожними бутылками из-под водки уложены в зеленой папке «Дело Фатимы, приложение № 10». Нас еще больше интересует вопрос, почему землекопы не пришли пьянствовать на городище гораздо раньше, чего они ждали? Не этого ли черного жеребца с черной телегой и двумя или тремя черными фигурами? Может быть, именно Розалия Чюжене была этой доброй лаумой, которая вместе со своим дряхлым фавном Умником Йонасом (кстати, первым отделившимся от компании) переживала за своего сыночка Рокаса и Пятраса Летулиса, чтобы тем удалось в Пашвяндре убить и ограбить г-жу Шмигельскую, доверчивый характер и все подступы к ее богатству так хорошо выведал кабан с хутора Цегельне Блажис, прикрываясь сватовством Анастазаса Тринкунаса?.. Причем, так недавно!
Далее. Мы твердо убеждены, что коварный цыган Мишка, пособничавший разбойникам в Пашвяндре, привез их на своем Вихре в Кукучяй и, прикрывшись развязанной землекопами дракой, получил от своих спутников подарок — свою невесту Фатиму Пабиржите из тюрьмы. После этого, ликуя, он укатил в леса возле польской границы отпраздновать свадебную ночь, а по дороге, в отместку мучителю своей крали, поджег сеновал в Пашвяндре. А других два кровавых наймита Блажиса, не менее счастливых, чем их возница, пешком отправились в сторону хутора Цегельне, к своему хозяину, но у самого дома напоролись на вышереченную засаду. Матерый волк Летулис вместе с добычей удрал как «тень», а неопытный Рокас Чюжас попался. Вот и весь сказ. Однако, он еще потребует от нас немало драгоценного времени, ума, пота и воли, дабы слова наши стали плотью и не жили бы только среди нас...
Завершая сей скромный рапорт с предварительными выводами, сулящими крупномасштабное дело, мы твердо убеждены, что Вы, господин начальник уезда, поддержите наши дальнейшие шаги всеми средствами, находящимися в Вашем распоряжении. В «Деле Фатимы» не должно остаться ни одного белого пятна, ни одного вопросительного знака! Мы, служащие полиции, должны пользоваться в этом уездном захолустье исключительным правом слежки подозреваемых, произведения обысков, финансовой поддержки своих помощников среди местного населения. В противном случае мы не ручаемся за успех расследования и предсказываем еще более опасные эксцессы не только в Кукучяйской волости, Утянском уезде, но и во всем нашем государстве, в свой юбилейный, Двадцатый год независимости переживающем серьезный кризис в связи с ультиматумом Польши со всеми его последствиями — об этом красноречиво свидетельствует коммунистическая листовка, призывающая к свержению г.г. Сметоны и Миронаса, а также полиции и ксендзов (см. «Дело Фатимы, приложение № 11»). Она была обнаружена на указателе лесничества Павижинтис по дороге в Пашвяндре накануне дня святого Иоанна. Как знать, может, это дело рук кукучяйского фельдшера Пранаса Аукштуолиса, или Пятраса Летулиса, его пособника, который помогает ему распространять гибельные для нации и государства идеи?
Имея в виду сей грозный документ, мы считаем, что «Дело Фатимы» надо расследовать не только в уголовном, но и в политическом аспекте, связав его с прежними антигосударственными рецидивами в этом захолустнейшем городке уезда, как, напр.: ограбление ящика с пожертвованиями на освобождение Вильнюса накануне 16 февраля с.г.; срыв объединенного юбилейного вечера шаулисов и павасарининков; публичное коллективное осмеяние и фактическое изгнание из городка высокого представителя союза шаулисов г-на Бутвинскиса; не имеющее прецедента похищение винтовок местного отряда шаулисов в тяжкий час ультиматума и последовавшее после этого временное умопомешательство первого кукучяйского шаулиса — ветерана Анастазаса Тринкунаса. И т. д. и т. п. (см. шире в папке «Дело Фатимы, приложение № 12»).
Дабы по возможности быстрее положить на стол судьи дело Фатимы, мы собираемся продолжить дальнейшее расследование событий ночи накануне дня святого Иоанна, руководствуясь древнеримской мудростью „festina lente“, что в переводе на литовский язык означает: «Спеши медленно, пока не знаешь, что тебя ждет — виселица, позорный столб или лавры?» И упаси господь осудить нас, господин начальник уезда. Мы, как и все смертные, жаждем лавров, и поэтому, прикинувшись дураками, держим на свободе виновных, а подозреваемых называем лишь свидетелями, поскольку свято убеждены, что лишь таким образом медленно, с шуточками и прибауточками, ни на кого не указывая судейским перстом, мы загоним в западню всех, кто заслужил этого. От надежных агентов в Лабанорасе мы получили известие, что Фатима Пабиржите со своим женихом, остивив табор, пересекла демаркационную линию. Чего доброго, нам следовало бы внять Анастазасу Тринкунасу, который утверждает, что она была коварно замаскированной полькой шпионкой, долгие годы дававшей врагу ценные сведения о наших гражданских и военных силах у рубежа и изучавшей настроения местного населения, чтобы после занятия поляками Литвы заранее было известно, кого надо повесить, а кого — оставить в живых. Что ж! Господин Тринкунас в чем-то прав. Слава богу, что благодаря мудрой политике гг. Сметоны и Миронаса, мы восстановили дружеские отношения с Польшей и поэтому, говоря откровенно, арест Фатимы Пабиржите в данном случае был бы даже вреден — внес бы определенный диссонанс в дальнейшее улучшение вышеупомянутых отношений. Как говорится, нет худа
без добра. Ликуя вместе с Вами, глубокоуважаемый господин начальник уезда, мы все-таки склонны усомниться в версии Анастазаса Тринкунаса и, исходя из вышепоказанных данных, привести собственную, конечно, со множеством вопросительных знаков: а что, если Фатима Пабиржите была не польской, а большевистской шпионкой? Если она, убегая из Литвы, оставила здесь глубокие корни и хитросплетенную сеть местных шпионов? Мало того, если она унесла с собой списки всех наших верных служащих и сотрудников полиции, дабы, если пробьет черный час, топор красного палача упал на наши головы?.. А если Фатима Пабиржите уронила на порог кукучяйской кутузки свой красный, окровавленный, пронзенный ножом платок не случайно, а умышленно, чтобы мы, призванные разгадывать тягчайшие преступления, прочитали символически выраженную ею угрозу: «Вот, полюбуйтесь, слепцы, дальтоники проклятые, что вашу Литву ждет, что вас самих!» Или еще проще — «всем босым — свобода, всем сытым — смерть и тюрьма!» По этому же случаю мы желаем обратить Ваше внимание на беспрецедентный в любом литовском уезде случай, что глава полиции государственной безопасности в Утяне господин Кезис является не только общеизвестным дальтоником, но и безнадежно близорук. Не потому ли мы можем похвастать таким богатым урожаем красных флагов на первое мая и осенние большевистские праздники? Не потому ли на глаза наших граждан часто попадаются телеграфные столбы, оклеенные коммунистическими листовками?.. Конечно, нельзя смеяться над несчастным, имеющим заслуги перед нацией стариком... Но ради доброго имени Утянского уезда, ради светлого будущего и счастья всей нашей нации не время ли отпустить его на давно заслуженную пенсию? Пускай сей достойный муж пишет мемуары и хвастает, как он сражался против большевиков в девятнадцатом году. Слава богу, мы живем уже в тридцать восьмом...Прошу простить, господин начальник уезда, за это маленькое отступление, но мы, откровенно говоря, глубоко встревожены, чтобы «Дело Фатимы», обладающее очевидным политическим характером, не попало в трясущиеся руки Кезиса и весь вложенный нами кропотливый труд и бессонные ночи не пошли псу под хвост.
Твердо веря в Ваш выдающийся ум, не способный совершить ни мельчайшей ошибки, мы успокаиваем себя и, возвращаясь в свой полицейский огород, докладываем, что другая пара преступников — Бенедиктас Блажис и Рокас Чюжас — в данный момент процветают на хуторе Цегельне. Несовершеннолетний батрак докашивает луга, одряхлевший хозяин холит и лелеет незаконно приобретенного быка, сдирая по пять литов с каждого, кому дорога бзырящая корова, приплод улучшенной породы и хорошее молоко. До поры до времени мы не нарушаем их покоя, в уверенности, что никуда они из наших рук не уйдут. Пускай оба негодяя занимаются честным физическим трудом и думают, что никто ничего не знает об их кровавых злодеяниях, что засада накануне дня святого Иоанна — лишь чистая случайность. Мы даже собираемся купить на казенные средства Рокасу Чюжасу новый складной нож и новый носовой платок, если он станет предъявлять «законные» права на конфискованное имущество. По нашему глубочайшему убеждению, хутор Блажиса должен послужить прекрасной приманкой не только для Фатимы Пабиржите с Мишкой (если они когда-нибудь вздумают вернуться), но и для Тадаса Блинды [16] кукучяйских землекопов — Пятраса Летулиса. Его, единственного, следов мы до сих пор не можем обнаружить, хотя уже получили обвинительный акт от Клайпедской полиции, из которого выясняется, что это не рядовая тень в панораме исследуемых нами преступлений. Просим внимательно изучать «Дело Фатимы, приложение № 13» (подчеркнуто нами). Мы не суеверны, упаси господь. Но все-таки невольно напрашивается мысль: кому повезет в этой борьбе — ему или нам? Тадас Блинда, по преданию, насколько помнится, был застрелен царскими жандармами. Мы, разумеется, не собираемся следовать примеру полиции оккупантов. Мы придерживаемся твердых патриотических убеждений, что полиция маленького народа не имеет права убивать своих преступников. Наш святой долг — перевоспитать их. Каждого. Даже самого отъявленного убийцу или политического врага. Из месяца в месяц, из года в год... Пожизненно. Не считаясь с публичным мнением темных людишек, что горбатого исправит могила. Не считаясь ни с нашей энергией, ни со средствами народа, строить как можно больше тюрем по самым современным мировым образцам, создать целую сеть лагерей принудительного труда, наподобие нашего знаменитого Димитраваса, укреплять кадры полицейских и надзирателей как количественно, так и качественно, поощрять этих незаметных героев нации как морально, так и материально и создать такое мощное государство, каким была в древности Спарта, а сейчас — Германия, которой руководит национал-социалист Адольф Гитлер. Ах, господи, не завидуй нашему счастью. Где теперь генерал Плехавичюс, так славно зарекомендовавший себя в девятнадцатом году в боях за независимость? Где наш г-н Аугустинас Вольдемарас, еще недавно подававший такие надежды, обещавший повести нацию по национал-социалистическому пути? Неужто, выдворенный после амнистии за границу, он спустил белые руки и снова служит лектором? Неужели он не видит, что у нас кишмя кишат красные вши, преступники, что наше государство стоит на краю гибели? Государство, которое мы создавали в поте лица своего, днями и бессонными ночами, дружно взявшись за белые руки? Неужели не чувствует, что, отрекшись навеки от древней своей столицы, мы утратили последний идеал, которым могли привлечь к себе хотя бы скаутов, шаулисов да павасарининков, распространяясь направо и налево о любви к родине? Посоветуйте, ради бога, господин начальник уезда, что мы, к примеру, можем ответить государственному служащему нижайшего ранга Тамошюсу Пурошюсу, когда тот простодушно спрашивает, почему его сыну Габрису в ту страшную ночь не позволили затянуть с высокой горы «Мы без Вильнюса не будем, нет»? Кстати, по зрелом раздумьи и после долгих совещаний мы сжалились над этим человечком — непосредственным виновником успешного побега Фатимы Пабиржите — и позволили ему продолжать выполнение обязанностей сторожа волостной кутузки. Это гуманное наше решение вызвано следующими причинами:
16
Тадас Блинда — легендарный справедливый разбойник, живший в XIX веке в Жемайтии.
1) Тамошюс Пурошюс искренне признался в своей вине, мотивируя ее любовью к сыну Габрису, вокальный талант которого увлек его с поста. Кроме того, говоря между нами, оставшись сторожить кутузку, он скорее погубил бы себя, чем изменил дальнейший ход событий в положительном направлении.
2) Искренние и весьма красноречивые показания Тамошюса Пурошюса помогли нам лучше вникнуть в суть дела и в характеры чуть ли не всех подозреваемых.
3) Помощь Тамошюса Пурошюса, как оборотистого и разумного человека, мы намерены целесообразно использовать и далее, ведя слежку за подозреваемыми, а также для поимки единственного из преступников, который будто в воду канул.
Вот мы вдругорядь возвращаемся к Пятрасу Летулису. Благодаря замечательной памяти и живописному повествованию Тамошюса Пурошюса, мы напомним Вам про почти аналогичный случай из нашей общей практики, когда в 1927 году другой житель Кукучяй Миколас Валюнас (сын сестры и крестник вышепоименованного настоятеля Вяркине Гиружиса), попав под дурное влияние, обнищал, спутался с местными работягами и был арестован за насильственный акт против пашвяндрского графа Карпинского, на защиту которого, рискуя своей жизнью, опять же выступил г-н Мешкяле, тогда еще молодой и неопытный полицейский.
Благодаря надежному залогу настоятеля Гиружиса Миколас Валюнас был освобожден из-под стражи к беременной молодой жене, однако, отличаясь буйным нравом, достойно не оценил благородный поступок своего дяди и крестного — на крестинах своего сына снова завязал драку с гостями крестин своего соседа г-на Крауялиса и его новорожденной Евы, среди которых, насколько нам известно, находились и Вы, господин начальник уезда, со своей первой супругой, вечная ей память, и с силами местной полиции и шаулисов.