Ралли
Шрифт:
— А в чем?
Я с трудом сглотнула.
— Я беременна.
Дасти ахнула, как будто я дала ей пощечину. Затем шок прошел, и выражение полного отчаяния на ее лице словно ножом ударило меня по сердцу.
Слезы потекли по моему лицу, когда я увидела, как разбилось ее сердце.
— О, детка. Ты уверена?
— В мусорном ведре лежат два теста, если ты хочешь перепроверить еще раз. — Я захватила их сегодня по дороге в кафе. Я плохо себя чувствовала всю неделю. У меня болела грудь, а месячные задерживались.
Дурное предчувствие, что я, возможно, беременна, наконец-то стало настолько
— О боже. — Этого не могло происходить. Этого не могло происходить.
Но это происходило. Без сомнения.
На этот раз, когда я заплакала, я не пыталась скрыть или приглушить звук. Я расплакалась, когда Дасти притянула меня к себе и стала раскачивать взад-вперед, и промочила насквозь плечо ее бирюзовой футболки с надписью: «Закусочная «У Долли».
— Все будет хорошо, — прошептала она.
— Ну и кто из нас лжец?
Она обняла меня так крепко, что у меня заболели ребра.
— Все будет хорошо. Я обещаю.
— Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать.
Дасти отпустила меня, обхватив мое лицо своими обветренными руками.
— Мы что-нибудь придумаем.
Я грустно улыбнулась ей, когда она смахнула слезы с моих щек.
— Я такая идиотка.
— Да.
Я наморщила нос.
— Ауч.
— Я не нежничаю, ты это знаешь.
Я набрала в легкие побольше воздуха, сдерживая слезы. Затем выдохнула, когда Дасти отпустила меня и села на свободное место на полу рядом со мной.
Она вытянула свои обтянутые джинсами ноги, и я положила голову на ее костлявое плечо. Запах ее духов заглушал запах дыма от ее последней выкуренной сигареты.
Я терпеть не могла, как пахнут сигареты. Пассивное курение впитывалось в мою одежду и волосы. В детстве я не раз вызывала насмешки в школе из-за того, что от меня пахло. Но с годами запах Дасти стал для меня утешением, вместе с дымом и всем прочим.
Я закрыла глаза, впитывая его, пока мы сидели в тишине, позволяя реальности этой ситуации витать, как туману, в этом крошечном туалете.
— Когда ты расскажешь Джастину? — спросила она.
— Какая разница? Это не его вина.
У Дасти отвисла челюсть.
— Прости?
— Помнишь девичник Ханны? Я случайно встретила парня из университета. — Не то чтобы я знала его, но я не рассказывала Дасти об инциденте со спущенной шиной.
Никто не знал, как я познакомилась с Рашем.
— Мы много выпили в тот вечер, — призналась я. — Он был милым, заставил меня почувствовать себя желанной, и он так хорошо целовался.
— Хороший поцелуй — не повод отказываться от презерватива, — пожурила она меня.
Я съежилась.
— Я знаю.
— Что случилось с твоим противозачаточным средством? — спросила она.
Слезы снова застилали мне глаза. Боже, меня так тошнило от слез, что я сердито вытерла их.
— Оно не помогло.
Тот укол, который я делала годами, подвел меня.
Да, нам так же следовало воспользоваться презервативом, просто на всякий случай. Но я сошла с ума в тот момент, когда Раш поцеловал меня. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного, и меня захватило ощущение его рук, рта и тела.
Алкоголь, безусловно, был отчасти виноват в этом. Это заставило меня забыть, что
мы из двух разных миров. Это придало мне смелости пофлиртовать и сказать «да», когда он пригласил меня домой.Когда поздно вечером реальность ударила меня по лицу, я выскользнула из его постели, голова раскалывалась от шотов, и на цыпочках вышла из его дома, пока не стало неловко. Потом я потратила деньги, которых у меня не было, на такси до дома.
Мне даже в голову не пришло воспользоваться дополнительной защитой. Опьянение, возбуждение от спешки вытеснили всякую логику. Я хотела чувствовать его, только его. Всего его.
Его руки. Его язык. Его конечности, переплетенные с моими. Силу его рук, когда он держал меня так, словно я была драгоценностью.
Никто и никогда не заставлял меня чувствовать себя драгоценной.
Ни Джастин. Ни моя мать. Ни даже Дасти.
Она любила меня, но, как она всегда говорила, не была нежной.
— Что мне теперь делать? — прошептала я.
— У тебя есть выбор, — сказала Дасти.
Два. У меня было ровно два варианта. Отдать этого ребенка на усыновление. Или стать матерью. Это были единственные варианты, которые я рассматривала по причинам, о которых не говорила даже Дасти.
Мысль о том, чтобы отказаться от ребенка, снова вызвала у меня желание пойти в туалет.
Это означало, что у меня был только один выход.
Собраться с мыслями, потому что я собиралась стать мамой.
Я закрыла лицо руками.
— Черт.
— Ага.
Я ведь никогда не собиралась поступать в магистратуру, не так ли? Черт возьми, будет достаточно сложно окончить колледж в этом году. Неужели мне придется бросить учебу? От такой возможности мне хотелось кричать.
Я никак не могла позволить себе аренду, еду, обучение и ребенка. Я уже тонула, живя от одной зарплаты до другой, отщипывая каждый пенни, пока он не становился таким плоским, как в сувенирных автоматах, превращающих монету в прессованный сувенир.
Мое сердце болело так сильно, что я прижала руку к груди, когда оно раскололось на части.
Сколько лет я обманывала себя, полагая, что смогу стать кем-то большим, чем официанткой, зарабатывающей минимальную зарплату? Я стольким пожертвовала, чтобы достичь этого. Чтобы попасть в выпускной класс.
Мои заслуги никуда не делись, но с каждой секундой мои мечты утекали сквозь пальцы, как песчинки.
Многие ли матери-одиночки могли совмещать учебу, работу и уход за детьми? Я наблюдала, как моя собственная мать годами боролась за жизнь. Я жила с ее обидой, с ее враждебностью из-за того, что я появилась и разрушила ее жизнь.
— Я не буду такой, как моя мама, — сказала я.
— Нет, милая. — Дасти обняла меня за плечи. — Не будешь.
Может быть, я и останусь бедной до конца своих дней, но я бы сдвинула все горы вокруг Мишна, чтобы убедиться, что этот ребенок никогда не почувствует той враждебности и горечи, с которыми я жила так долго.
— Хорошо. — Я вдохнула, задерживая воздух в легких, пока он не обжег их.
Хорошо.
Нужно было сделать выбор. Но это могло подождать. Сначала я должна была найти в себе силы подняться с пола в туалете. Затем я должна была сказать Рашу.