Рантье

– Разве я допущу, чтобы ты вслепую женился? Вот пробью по всем базам, тогда и благословлю.

– Вот ты о чём?
– Буряков задумчиво почесал нос.
– Это не помешает, сейчас отправлю.

– Фотка есть?

– Одна есть, не очень качественная....

– Ничего, засылай, всё сгодится.

Буряков, не откладывая дело в долгий ящик, поднялся в кабинет и написал письмо Гучкину. Только теперь, составив текст, он понял воочию, как мало знает о предмете своих вожделений, поэтому приписал в конце: "Саша, ответ жду в пятницу!". Потом он спустился в подвал к своим "железкам".

Через час, когда Буряков уже наматывал круги в бассейне, вновь прозвенел звонок. Буряков не глядя на определитель, поднёс телефон к мокрому уху.

– Да!
– недовольно отозвался он.

– Дедушка, здравствуй!
– колокольчиком радости раздался в ухе голосочек пятилетней внучки Светочки. Буряков невольно заулыбался: она была единственной кровиночкой, искренне ему радующаяся.

– Здравствуй, золотце моё!
– Лев Михайлович от нахлынувшей нежности чуть не растворился в бассейне.

– Дедушка, я по тебе скучаю!

– Я тоже, Светик! Как ты поживаешь?

– Хорошо, - нежно ответила внучка.
– Я теперь лес рисую!

– Здорово! А ещё что рисуешь?

– Свинку, лошадку.

Светочка с трёхлетнего возраста пристрастилась к рисованию и теперь не по возрасту хорошо рисовала акварельными красками. Буряков показывал её рисунки знакомой профессиональной художнице, та долго восхищалась "невероятным чувством цвета" и предсказала "большое будущее этому талантливому ребёнку". Правда, от обучения отказалась, толком не объяснив почему, хотя Буряков знал, что в деньгах она нуждается. Позже, одна из их общих знакомых коротко и ёмко объяснила его недоумение: "Дашка детей терпеть не может!". Как говориться, что Бог не делает всё к лучшему, теперь ребёнок ходит в детскую школу живописи и очень доволен.

– Дедушка, ты где?

– Здесь, здесь, Светик мой!
– спохватился Буряков.

– Дедушка, у меня столько новых картин! Я хочу, чтобы ты все посмотрел!

– Конечно же! Я скоро к тебе приеду и посмотрю. Хорошо?

– Хорошо.

Голос внучки неожиданно исчез из трубки.

– Папа!

– Здесь я.

– Светланка убежала.

– Я так и понял.

Мария - мама любимой внучки, несмотря на свои 24, была не по годам разумной и расчётливой. Она всегда чётко знала, что ей нужно, но никогда не ставила перед собой несбыточных целей. Зато, если уж Мария чего задумала, то добивалась этого всеми доступными средствами. Она и мужа себе выбрала подстать: Виктор, худосочный и молчаливый мелкий клерк в небольшой торговой компании своего отца, никогда с ней не спорил и всегда слушался. Когда они собирались играть свадьбу, Лев Михайлович спросил дочь, любит ли она своего избранника? Та на него посмотрела недоумённым взглядом:

– Какая любовь, папа?! Мы же в двадцать первом веке живём! С Виктором мне удобно, понятно?

Буряков часто вспоминал, как опешил тогда от этих слов, как внезапно увидел свою дочь другими глазами: красивая яркая блондинка, которой он всегда про себя гордился, оказалась банальной и хитроумной эгоисткой.

– Мария, - возмутился он тогда, - это же лицемерие! Нельзя на этом строить свою жизнь!

– Да?
– холодно усмехнулась дочь, - а вы с мамой, на чём свою строили, на любви? И как?

С тех пор Буряков от Марии отстранился и, хотя она единственная из дочерей изредка позванивала и приглашала в гости, он предпочитал встречаться "на стороне".

– Папа!
– голос Марии вернул его из воспоминаний.
– Как поживаешь?

– У меня всё хорошо, дочь.

– Как здоровье?

– Пока не жалуюсь.

– Не скучаешь?

– Нет, - усмехнулся Буряков, - мне теперь некогда скучать.

– Почему же именно теперь?

– А ты у мамы спроси.

– Пап, да ладно тебе!
– примирительно сказала Мария.

– Не заводись, подумаешь, про завещание тебе напомнили.

– Так ты в курсе?

– Конечно! У нас женский семейный совет был.

– Вот как?
– Лев Михайлович хотел тут же заявить, что старшие сёстры об этом умолчали, но осёкся, вспомнив, что они просили сохранять свои визиты в тайне.
– Прямо заговор.

– Пап, ты же хороший! Зачем так всё воспринимаешь?

– Как так?

– Агрессивно. Это просто жизнь, в которой родители стареют, а дети продолжают жить.

– Верно, Мария, только вот рассуждать об этом хорошо, будучи ребёнком, а не стареющим родителем.

– Я понимаю и сочувствую, - дочь запнулась, - и когда-нибудь прочувствую то, что ты сейчас говоришь.

– Да, наверно, - Буряков ощутил, как стал застывать без движения.
– Мария, я был рад услышать и тебя и Светика, но извини, я в бассейне....

– Ой, я не знала, смотри не утони, - засмеялась дочь.

– Не имею права, завещание пока не готово. Ты это имела в виду?

– Нет, ты всё-таки вредный человек!

– Вредный?!
– возмутился Буряков.
– Так подожди-ка.
– Он вылез из бассейна и, надев халат, уселся в кресло.
– Ты здесь?

– Здесь, здесь, - засмеялась Мария.

– Значит, я вредный?

– Ещё какой!

– Ты же только что говорила, что я хороший!

– Одно другому не противоречит.

– Железная логика, - съязвил Лев Михайлович.

– Женская, - в том же тоне добавила Мария.

– Ох, дочь, тебе не кажется, что ты неразумно ведёшь беседу?

– Это почему же?
– удивилась Мария.

– А вдруг твой вредный отец рассердится и с завещанием тебя прокатит?

– Ха!
– усмехнулась Мария.
– Здесь я спокойна, разве ты сможешь обделить любимую внучку?

– Ну, хитра!
– покачал головой Буряков.
– Всё просчитала!

– А как же, на том стоим! Ты приезжай, Светланка тебя правда ждёт.

– Хорошо, созвонимся.

Буряков положил смолкнувший телефон на столик, и задумчиво откинулся на спинку кресла. Странно, что разговор не вызвал у него отторжения. Возможно, это из-за Светика? Едва подумав о младшей внучке, Буряков вновь заулыбался. Права Мария, всё просчитала. "Может быть, мне и в самом деле завещание написать?
– подумал он и тут же помрачнел.
– Ага, а потом они на семейном совете киллера мне наймут. Нет, уж, погожу пока!".

В ожидании выходных Варвара и Серафим под бдительным оком Бурякова надраивали дом, особо уделив внимание бассейну и бане. Нельзя сказать, что Лев Михайлович очень надеялся на совместное купание, это было бы сверх всяких мечтаний, но вдруг? Он поймал себя на мысли, что душевно помолодел, иначе как можно было объяснить это необоснованную надежду на мифическое "а вдруг"? В нём словно родничок открылся с потаённой энергией, давно забытой, почти утраченной. Буряков носился по дому, мысленно оглядывал своё жилище глазами своей избранницы, и находил огромное количество всяких досадных мелочей: то царапина на паркете, то кусок плинтуса отклеился, то пятно на стене. Все недостатки заносились им в маленькую записную книжечку, чтобы ничего не упустить. Параллельно Лев Михайлович обдумывал, чем же занять и удивить взыскательную соседку. Он перебирал шикарные московские рестораны, смотрел в интернете театральные афиши, расписание выставок и ни на чём не мог остановиться. Всё казалось или скучным, или банальным, или и тем и другим одновременно. В тоже время Буряков понимал, что повтор камерного обеда неуместен, во всяком случае, в ближайшее время.