Рантье

Он вошёл в дом и прошёл на кухню, откуда доносился шум телевизора.

– Варвара!? Ты что ж домой не ушла? Десятый час уже.

– Поговорить надо, - мрачно сказала женщина и выключила телевизор.

– Что-то случилось?
– насторожился Буряков.

– Не знаю, Лев Михайлович, - она встала, - пошли, покажу.

Они прошли в гостиную. Едва открылась дверь, как на Бурякова навалилась волна тоски и паники, ему хотелось немедленно всё бросить и бежать обратно к дому любимой, позвать её, ещё раз увидеть, услышать. Его глаза встретились с внимательным взглядом поварихи.

– Варвара, - хрипло спросил он, - что ты хотела показать?

– Вот это!
– Варвара Ильинична подошла к серванту с приоткрытой створкой. За ней стоял штоф с платочком Ерёминой, его массивная стеклянная пробка лежала рядом.

– Закрой!
– неожиданно для себя сказал Буряков.

Варвара заткнула штоф пробкой и поплотнее вдавила створку серванта на место, потом подхватила своего хозяина под локоть и повела на кухню.

– Пойдём, Лев Михайлович, молока налью.

– Не, лучше водки!

– Хорошо, водки, так водки.

На кухне она усадила его за стол, поставила перед ним рюмку водки и тарелку с маринованными огурчиками. Буряков выпил и кивнул, Варвара хмыкнула и вновь наполнила рюмку до краёв. Он выпил, крякнул и хрустнул огурчиком.

– Полегчало?

– Ага, - машинально отозвался Буряков и вдруг удивлённо посмотрел на повариху.
– Ты о чём?

– Лев Михайлович, вы так ничего и не поняли?

– В каком смысле?

– В гостиной вы ж едва сознание не потеряли, побледнели как полотно.

– Да?
– он задумался.
– Ну-ка, плесни ещё полрюмочки. Он выпил и вопросительно посмотрел на женщину.
– Садись, Варвара, говори.

– Видела я вашу рыжую сегодня.

– Не рыжую, а шатенку, - поправил Буряков и нахмурился.

– Потерпите, Лев Михайлович, вы ж знаете, не нравится мне она.

Буряков поморщился.

– Давай, Варвара, ближе к делу.

– Так вот, она сегодня вечером спустилась одна и шасть в гостиную. Я услыхала, выглядываю, а она сервант открыла, пробку со штофа сняла и из крохотного пузырёчка внутрь брызгает. Много так, щедро. Я спросить хотела, да не стала, на кухню вернулась, чуть дверью хлопнула. Слышу, она тихими шашками наверх по лестнице ускакала.

– И что дальше?

– А дальше ничего, оставила всё как есть, только заходить в гостиную мне теперь вовсе противно стало.

Буряков кивнул и хотел сказать, что это всё бабьи глупости, но его изощрённый прежней службой ум запротестовал. Что-то во всём этом было странное.

– Спасибо, Варвара, ты иди, я подумаю над тем, что ты сказала.

Женщина кивнула и вышла, стукнув напоследок запотевшей бутылкой о столешницу. Буряков наполнил рюмку, но пить не стал, в голове зрела какая-то важная мысль. Он встал, побарабанил пальцами по столу.

– А что, можно и проверить!
– сказал он вслух.

Лев Михайлович быстро проскочил в подвал и разыскал в кладовке изолирующий противогаз, надел, полюбовался на себя в зеркале и вдруг засмеялся. "Хорошо, не видит никто!" - подумал он, шагая по лестнице. Вошёл в гостиную, огляделся, прислушался к своим ощущениям. Ни малейшего намёка на душевное беспокойство не было. "Хм, - думал он, вспоминая своё недавнее смятение, - странно это всё!". Он помнил, что внизу серванта до сих пор лежит красивая коробка из-под подаренного ему Гучкиным на новоселье штофа. Буряков достал её и аккуратно переместил в неё штоф, трогая только верхний ободок. Коробку поставил в пакет и плотно завязал, потом открыл окно. Вернулся на кухню. Только там он снял противогаз и уселся за стол.

– И что дальше?
– подумал он.

Взгляд упал на не выпитую рюмку, он опрокинул её в себя и задумался. В голове крутились воспоминания о первых встречах с Аллой, о её фотографии. "Кстати, - осенило его, - он же ещё тогда о сантехнике хотел кое-что уточнить!".

Лев Михайлович пододвинул к себе телефон и набрал номер.

– Охрана слушает.

– Сантехник у вас?

– Здесь.

– Трубку, пожалуйста, дайте.

– Алё! Кто меня спрашивает?

– Это жилец 46 дома, у меня всё в порядке, просто хотел спросить.

– Спрашивайте, - голос сантехника подобрел.

– Три недели назад вы срочно в город во время дежурства выезжали.

– Ну да, было, а что?
– насторожился сантехник.

– Ничего особенного, просто хотел уточнить, кто из жильцов просил вас об этой услуге.

– Женщина из сорок четвёртого.

– Из сорок четвёртого?
– Буряков кашлянул, прочищая горло.
– Ошибки быть не может?

– Да какая там ошибка! Дала денег, срочно, говорит, новый водяной фильтр нужен, а когда привёз, устанавливать не стала. Чудная баба.

– Спасибо.

– Да, не за что.

Что ж получается: сначала отсылает сантехника, а потом вантуз у соседей просит?! Его мозг упорно отказывался делать дальнейшие выводы, они были слишком разрушительны. Неужели Варвара права и что-то здесь нечисто? На самом деле, в глубине души ответ уже был однозначный: всё их знакомство получалось подстроенным, а чувства.... Додумывать дальше не было сил.

"Выводы отложим, - придумал Буряков компромисс, - а проверить можно и нужно". С этими мыслями он прихватил бутылку водки, огурчики и спустился в подвал. Противогаз вернулся на место, а он, как и планировал, принялся тупо гонять бильярдные шары, прихлёбывая водку из горлышка и закусывая огурчиками. На душе было спокойно, но мрачно.

Воскресным утром он долго отлёживался в кровати, боясь лишний раз пошевелиться: голова болела и гудела от малейшего движения, как колокол. В дверь постучали.

– Да, - еле слышно хрипло выдавил из себя Буряков.

– Доброе утро!
– в комнату вошёл Серафим с подносом, уставленным лёгкой закуской и бутылкой с жидкостью чайного цвета.

– Это что?
– удивился Буряков.

– Поправка здоровья, - улыбнулся Серафим, пыхнув табачным духом.
– Варвара прислала.

– Ну, раз Варвара, - сдался Буряков, - тогда ставь на столик и наливай в две рюмки, один пить не буду.

– Само собой!

– Кстати, Петрович, это что за лекарство, - спросил Буряков, просматривая на свет несколько мутноватую коричневую жидкость в рюмке.

– Это, Лев Михайлович, самогон на травах! Специальный рецепт для возврата здоровья.

– Да? Что ж, давай лечиться.

Самогон пился удивительно легко и лечил изумительно быстро. Скоро бутылка наполовину опустела, захотелось есть.